Скользящий сквозь ночь. Живые и мертвые - Владимир Пекальчук

Вампир проследил, как баньши уходят в гущу леса, уводя незадачливого товарища. Увы, в этот раз особое приветствие не сработало так, как обычно — но все равно, больших неприятностей удалось избежать. И то хорошо. А что узнали сразу — это уже чуть похуже…

Старшая, уходя последней, внезапно обернулась и крикнула вдогонку:

— Берегись, Зэрувиэль! Тальдира идет за тобой! — а затем ночной лес укрыл свою дочь густой тенью.

— Знаю, — негромко ответил вампир, с тоской глядя ей вслед.

Далеко-далеко, в Витарне, другая баньши, Сейинхе, Песнь Ночи, точно так же ходит по ночам разбойничать, в поисках крови. Кто знает, как она там? Конечно, Реннар Справедливый с некоторых пор запретил охоту на баньши в своем королевстве, да только ночной промысел баньши от этого безопасней не стал.

Зерван повернулся к Каттэйле — та стояла на том же месте, держа в руке по кинжалу и поставив лампу на землю позади себя — трюк опытного бойца.

— Пронесло. Мы можем идти дальше.

— Ловко вы его, сэр Зерван, — с неподдельной ноткой зависти сказала девушка, пряча оружие и вновь беря своего спутника под руку, — вы еще и маг, оказывается.

— Да какой там маг, — махнул рукой он, — просто зазубрил несколько заклинаний…

«И пользуюсь ими уже лет семьдесят», добавил про себя.

— Так это были баньши? Я думала, они призраки…

— Байки это. Баньши — это упрощенное слово баэннши, что на языке эльфов значит «дитя ночи». Проще говоря, вампир-эльф.

— Откуда вы это знаете?

— Вы забыли, что я охотник? А охотник должен знать все о своих возможных врагах.

Каттэйла недоверчиво хмыкнула:

— Охотник, беседующий с теми, кого, по идее, должен убивать? У вас концы с концами не сходятся.

Вампир беззвучно ругнулся. Эта девчонка ох как не проста. Умна и наблюдательна, за словом в карман не лезет.

— Скажем так, я охочусь не на всех подряд. Я немного знаком со многими так называемыми чудовищами и знаю, кто из них действительно мерзкая тварь, а кто — нет. Видите ли, эльфы, как и люди, могут заразиться вампиризмом через укус. Но сами уже не могут заразить никого. Не знаю, почему так, но это факт.

— Но они все равно пьют человеческую кровь!

— Да, пьют. Но, в отличие от вампиров-людей, никогда не засасывают жертву насмерть — тогда они будут считаться проклятыми среди эльфов. А что пьют кровь… им же тоже надо жить. Они и сами жертвы людей — так кому, как не людям, расплачиваться за это некоторым количеством крови?

— И это говорит охотник, — улыбнулась Каттэйла, — а что за слова вы говорили?

— Эльфы-вампиры приветствуют других эльфов пожеланием мирной ночи. Если поприветствовать так встреченного баньши, он подумает, что вы тоже вампир.

— Умно, — одобрила девушка, — так можно обманывать их…

— Не совсем так. Как я уже говорил, проклятие вампиризма приходит к эльфам от вампиров-людей. И потому никого баньши так не ненавидят, как их. Вы сами видели реакцию на мои слова. Назвались вампиром — будьте готовы сражаться насмерть. Так что обычно разумнее не сопротивляться и потерять немного крови, а пытаться обмануть можно, только если вы в состоянии дать отпор эльфу-вампиру.

Каттэйла некоторое время молча шагала рядом, обдумывая услышанное, затем спросила:

— Так вы довольно известны среди эльфов? Она вас как-то по-особенному назвала… И кто такая Тальдира?

— Верно. Я с ними предпочитаю дружить, и они меня хорошо знают… хоть и не все, как вы заметили. Даже прозвище вот дали. А Тальдира… Тальдира — мой смертельный враг. Но все это мое прошлое — пускай оно и останется моим.

— Разумеется, — деликатно согласилась девушка и сменила тему: — вы слышали о том, что в орочьих степях видели дракона?

Зерван едва заметно скривился. Городская леди, безусловно, купилась бы на его басни. Поверила ли Каттэйла? Вряд ли, ох, вряд ли. Знает ли о том, что Зэрувиэль — прозвище все того же да Ксанкара, о котором она так наслышана? Возможно. Что ж, можно считать, что маскараду пришел конец. Интересно, сообщит ли девушка о нем страже в Морхолте? Не исключено, редкому человеку свойственна благодарность.

И что хуже всего, Каттэйла и сама может быть одним из охотников, идущих по его, Зервана, следу. Зиборн наверняка подрядил десятки их, и вся эта голодная до золота братия запросто может работать вместе: награды, принеси они голову вампира Зиборну, хватит на всех. Да, все очень даже сходится: отсутствие страха, замаскированное под неосведомленность городской простушки, может проистекать из знания того, что баньши не опасны для жизни, если не сопротивляться им, а он, Зерван да Ксанкар, не причинит вреда женщине без необходимости, даже если будет знать, что это охотница.

Проклятье, неужели эта чертовка, прикинувшаяся пушистой комнатной кошечкой, уже просчитала своего спутника и теперь бессовестно использует против него его же слабости?

Лес закончился, сменившись засеянными полями, вдали показались огни на стенах Морхолта. Отсюда не больше шестидесяти верст напрямик до многолюдного блистательного Эрнхолдкипа — столицы Эренгарда. Лучше укрытия не придумать: лист лучше прятать в лесу, а человека — в таком муравейнике, как Эрнхолдкип. Тем более что уж куда-куда, а в город людей Тальдире нет пути: побрезгует, сука.

Ворота города заперты, но у калитки стоит четверка стражников. Точнее, стоит один, остальные режутся в кости, рассевшись вокруг пивной бочки. Если за этим занятием их застукает сержант, подумалось вампиру… Хотя — не застукает. Время-то далеко за полночь, дрыхнет сержант в караулке. Расслабились солдаты и сержанты в самом сердце Эренгарда, страна уж двадцать лет как настоящей войны не знала, а у самой столицы вражеский сапог лет триста не ступал. Но если права Каттэйла насчет реваншистских настроений Саргона Телмарского — все может измениться, в ближайшее время притом.

Стражник у ворот молча махнул рукой в сторону калитки, ни о чем не спросив — ни кто такие, ни зачем в город пожаловали, да еще ночью и пешком. Хотя он-то люду всякого навидался, должно быть, так что женщина в теплом плаще в сопровождении мужчины в добротной куртке, притом оба с аристократическими чертами лица — не самые подозрительные субъекты. Таким вопрос задай — оскорбятся же. Даром что бедны, словно мыши храмовые — а гонору у благородных всегда в достатке. Нужны ли простому стражнику неприятности?

Морхолт — тот еще муравейник. Тысяч на двадцать люду, преимущественно крестьяне да ремесленники — последних тут слегка поболе, чем в других городах таких же размеров. Оно и понятно — столица под боком. Лавка или кузница в Эрнхолдкипе стоят немалых денег, да подати в столице покруче будут — самые умелые и искусные мастера там обретаются, с них есть чего в казну слупить. А остальные, чьи изделия попроще да подешевле, живут вокруг, в близлежащих городах, а товары свои возят на базар в столицу — лучше рынка сбыта не придумать, Эрнхолдкип — это добрых шестьдесят тысяч только местного населения, приезжие в столицу да купеческие караваны — отдельный разговор. А еще множество люду приезжает на ярмарки — дабы скупиться подешевле.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});