Стихотворения - Константин Батюшков

Воспоминание

Мечты! – повсюду вы меня сопровождалиИ мрачный жизни путь цветами устилали!Как сладко я мечтал на Гейльсбергских полях,Когда весь стан дремал в покоеИ ратник, опершись на копие стальное,Смотрел в туманну даль! Луна на небесахВо всем величии блисталаИ низкий мой шалаш сквозь ветви освещала;Аль светлый чуть струю ленивую катилИ в зеркальных водах являл весь стан и рощи;Едва дымился огнь в часы туманной нощиБлиз кущи ратника, который сном почил.О Гейльсбергски поля! О холмы возвышенны!Где столько раз в ночи, луною освещенный,Я, в думу погружен, о родине мечтал;О Гейльсбергски поля! В то время я не знал,Что трупы ратников устелют ваши нивы,Что медной челюстью гром грянет с сих холмов,Что я, мечтатель ваш счастливый,На смерть летя против врагов,Рукой закрыв тяжелу рану,Едва ли на заре сей жизни не увяну… —И буря дней моих исчезла как мечта!..Осталось мрачно вспоминанье…Между протекшего есть вечная черта:Нас сближит с ним одно мечтанье.Да оживлю теперь я в памяти своейСию ужасную минуту,Когда, болезнь вкушая лютуИ видя сто смертей,Боялся умереть не в родине моей!Но небо, вняв моим молениям усердным,Взглянуло оком милосердным:Я, Неман переплыв, узрел желанный край,И, землю лобызав с слезами,Сказал: «Блажен стократ, кто с сельскими богами,Спокойный домосед, земной вкушает райИ, шага не ступя за хижину убогу,К себе богиню быстроногуВ молитвах не зовет!Не слеп ко славе он любовью,Не жертвует своим спокойствием и кровью,Могилу зрит свою и тихо смерти ждет».

Между июлем 1807 и ноябрем 1809

Стихи г. Семеновой

E in si bel corpo piu cara venia.[11]

Тасс. V песнь «Освобожденного Иерусалима»

Я видел красоту, достойную венца,Дочь добродетельну, печальну Антигону,Опору слабую несчастного слепца;Я видел, я внимал ее сердечну стону —И в рубище простом почтенной нищетыУзнал богиню красоты.Я видел, я познал ее в Моине страстной,Средь сонма древних бард, средь копий и мечей,Ее глас сладостный достиг души моей,Ее взор пламенный, всегда с душой согласный,

Я видел – и познал небесны чертыБогини красоты.О дарование, одно другим венчанно![12]Я видел Ксению, стенящу предо мной:Любовь и строгий долг владеют вдруг княжной;Боренье всех страстей в ней к ужасу слиянно,Я видел, чувствовал душевной полнотойИ счастлив сей мечтой!Я видел и хвалить не смел в восторге страстном;Но ныне, истиной священной вдохновлен,Скажу: красот собор в ней явно съединен:Душа небесная во образе прекрасномИ сердца доброго все редкие черты,Без коих ничего и прелесть красоты.

6 сентября 1809, Ярославль

Видение на берегах леты

Вчера, Бобровым утомленный,Я спал и видел странный сон!Как будто светлый Аполлон,За что, не знаю, прогневленный,Поэтам нашим смерть изрек;Изрек – и все упали мертвы,Невинны Аполлона жертвы!Иной из них окончил век,Сидя на чердаке высоком,В издранном шлафроке широком,Наг, голоден и утомленУпрямой рифмой к _светлу небу_.Другой, в Цитеру пренесен,Красу, умильную как Гебу,Хотел для нас насильно… петьИ пал бес чувств в конце эклоги;Везде, о милосердны боги!Везде пирует алчна смерть,Косою острой быстро машет,Богату ниву аду пашетИ губит Фебовых детей,Как ветр осенний злак полей!Меж тем в Элизии священном,Лавровым лесом осененном,Под шумом Касталийских вод,Певцов нечаянный приходУзнал почтенный Ломоносов,Херасков, сын и слава россов,Самолюбивый Фебов сын,Насмешник, грозный бич пороков,Замысловатый СумароковИ, Мельпомены друг, Княжнин.И ты сидел в толпе избранной,Стыдливой грацией венчанный,Певец прелестныя мечты,Между Психеи[13] легкокрылойИ бога нежной красоты;И ты там был, наездник хилыйСтроптива девственниц седла,Трудолюбивый, как пчела,Отец стихов «Тилемахиды»,И ты, что сотворил обидыВенере девственной, Барков!И ты, о мой певец беззлобный,Хемницер, в баснях бесподобный! —Все, словом, коих бог певцовВенчал бессмертия лучами,Сидели там олив в тени,Обнявшись с прежними врагами;Но спорили еще ониО том, о сем – и не без шума(И в рае, думаю, у насУ всякого своя есть дума,Рассудок свой, и вкус, и глаз).Садились все за пир богатый,Как вдруг Майинин сын крылатый,Ниссланный вышним Божеством,Сказал сидящим за столом:«Сюда, на берег тихой Леты,Бредут покойные поэты;Они в реке сей погрузятСебя и вместе юных чад.Здесь опыт будет правосудный:Стихи и проза безрассудныПотонут вмиг: так Феб судил!» —Сказал Эрмий – и силой крылОт ада к небу воспарил.«Ага! – Фонвизин молвил братьям, —Здесь будет встреча не по платьям,Но по заслугам и уму».– «Да много ли, – в ответ емуКричал, смеяся, Сумароков, —Певцов найдется без пороков?Поглотит Леты всех струя,Поглотит всех, иль я не я!»– «Посмотрим, – продолжал вполгласаПоэт, проклятый от Парнаса, —Егда прийдут…» Но вот они,Подобно как в осенни дниПоблеклы листия древесны,

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Освистывайте меня без стеснения, собратья мои, я отвечу вам тем же. Вольтер (франц.). – Ред.

2

Блажен смертный, который, неведомый миру, живет, довольный самим собой, в укромном уголке, которому любовь к тому тлену, что зовется славой, никогда не кружила головы своим суетным угаром (франц.). – Ред.

3

Что вижу я, все кончено; я тебя обнимаю, и ты умираешь. Вольтер (франц.). – Ред.

4

Нужно ли быть столь мимолетным? – сказал я сладостному наслаждению (франц.). – Ред.

5

Сие послание предположено было напечатать в заглавии перевода «Освобожденного Иерусалима»

6

Кажется, до сих пор у нас нет перевода Тассовых творений в стихах.

7

Торквато был жертвою любви и зависти. Всем любителям словесности известна жизнь его.

8

Тасс десяти лет от роду писал стихи и, будучи принужден бежать из Неаполя с отцом своим, сравнивал себя с молодым Асканием. До тридцатилетнего возраста кончил он бессмертную поэму Иерусалима, написал «Аминту», много рассуждений о словесности и проч.

9

Gli occhi tuoi pagheran…Di quel sangue ogni stilla un mar di pianto.La Gierusalemme.

Canto XII.

(За каждую каплю этой крови твои глаза заплатят морем слез. «Иерусалим». Песнь XII) (итал.). – Ред.

11

В прекрасном теле прекраснейшая душа (итал.). – Ред.

12

Дарование поэта и актрисы.

13

Психею – душу или мечту – древние изображали в виде бабочки или крылатой девы, обнявшейся с Купидоном.