Фауст. Сети сатаны - Пётч Оливер

– Тогда… я сбегаю в Маульбронн, – предложил Иоганн. – Отец Антоний наверняка найдет средство. Он всегда нам помогал.

Мама не ответила. Похоже было, что она снова уснула. Грудь ее едва заметно поднималась и опускалась, но хоть дыхание стало ровнее. Иоганн сжал ей руку.

– Я пойду в Маульбронн, к отцу Антонию, – сказал он. – Вернусь через пару часов, обещаю.

На прощание юноша погладил ее по щеке и вышел из комнаты.

* * *

Еще долгое время мама смотрела Иоганну вслед. Хоть дверь за ним давно закрылась, ее взгляд скользил по источенным жучками дуплистым доскам. Девочкой Элизабет всегда мечтала о принце, который умчал бы ее на белом коне в дальние страны. Но в мужья ей достался лишь пропитой крестьянин из Книтлингена. Другие девушки говорили, что Йорг Герлах – завидная партия: здоровый и сильный, как медведь, а главное – богатый. Но разум его был затворен, а душа не знала полета; ему довольно было плодородной пашни и кружки темного пива.

Довольно скоро после свадьбы Элизабет поняла, что не будет счастлива с Йоргом. Но кого это заботило? Где это сказано, чтобы счастье и радость имели значение для брака? Брак создан для того, чтобы рожать детей и соразмерно делить работу в поле. И поэтому всякий раз, когда Герлах наваливался на нее, пыхтел и стонал, Элизабет закрывала глаза и думала о принце на белом коне и дальних странах.

Она произвела на свет четверых детей, и это лишило ее сил и подорвало здоровье. Двое из них были тупы, как их отец, а самый младший уродился калекой и, скорее всего, не сможет обойтись без помощи.

Только Иоганн был особенным.

Элизабет сразу почувствовала это, когда впервые взяла его на руки. Этот пытливый взгляд, от которого, казалось, ничто не могло укрыться, словно стремился охватить разом весь мир. Она всегда знала, что ему уготована особая судьба.

И пришелец с запада говорил то же самое, при этом странно улыбался. Красивый юноша с черными как смоль и мягкими как шелк волосами…

Ее принц.

Элизабет закрыла глаза и представила себе, что он вернется и умчит ее прочь на своем белом коне, в страну, где нет ни болезней, ни слабости.

Рожденный в день Пророка…

– Мой Фаустус, – промолвила Элизабет.

Она снова закашлялась и сплюнула кровь на тростник. А потом уснула. Слабое, иссохшее тело, изнуренное той толикой жизни, что была ей отведена.

* * *

Иоганн вышел из дома и едва не налетел на младшего брата. Мартин как будто ждал его – и радостно заулыбался, едва Иоганн показался в дверях.

– Ха, т-т-ак вот т-ты где! – воскликнул он. – Маргарита ск-к-азала, что ты у мамы.

Иоганн не стал останавливаться. Мартин пытался идти с ним вровень и семенил рядом в своих грубых деревянных башмаках. Он был щуплый и тощий, с кривой спиной, почти горбатый. Кроме того, он заикался, особенно если приходил в возбуждение. Иногда, если Иоганна не было рядом, другие дети называли его дураком или гномом.

– Что с-с-случилось? – спросил Мартин. – К-к-куда ты идешь? – Тут он заговорщицки подмигнул. – Снова б-будешь к-к-колдовать? Я никому не скажу!

Иоганн вздохнул. Мартин всюду ходил за ним по пятам. Карл и Лотар были уже слишком взрослыми, чтобы играть с бедным калекой. К тому же они его стыдились. Поэтому Мартин цепко держался за Иоганна. Часто он бегал за ним, когда Иоганн шел поупражняться в фокусах. Он скакал вокруг, как собачонка, лазал по деревьям, осыпал старшего брата вопросами, и не было никакой возможности от него отделаться. Но несмотря на это, Иоганн любил его всем сердцем, Мартин был ему куда ближе, нежели Лотар и Карл. Горбун и заика, Мартин все-таки был умен и любознателен и, как и сам Иоганн, тяготел скорее к матери, чем к отцу, который не видел большой пользы от увечного последыша.

– У меня сейчас нет времени, – ответил Иоганн, не сбавляя шага. – Мама тяжело больна, и я иду в монастырь, раздобыть ей лекарство.

– Т-тогда возьми м-м-меня с собой! – попросил Мартин.

– Так будет слишком долго, – Иоганн покачал головой. – Я хочу вернуться как можно скорее. – Он остановился, наклонился к Мартину и посмотрел на него со всей серьезностью. – Но у меня для тебя важное поручение, слышишь? Останься с мамой и присмотри за ней. Вытирай пот со лба, принеси ей горячей воды и вымети старый тростник, от него уже смертью несет. Если маме станет хуже, сбегай за цирюльником, понятно?

Мартин молча кивнул, поняв по глазам брата, что тот не шутит.

– А т-ты ск-к-оро вернешься? – спросил он боязливо.

Иоганн похлопал его по плечу.

– Потому я и хочу пойти один, чтобы вернуться побыстрее… Ну, ступай к матери. Ты ей нужен.

Мартин послушно убежал в дом, и Иоганн двинулся дальше. Он зашагал по Рыночной улице и скоро дошел до Верхних ворот. Книтлинген был маленьким городком с населением в две тысячи человек. Стены окружал зловонный ров, питаемый мелкими ручьями. В самом центре располагались церковь и монастырское подворье. С давних времен город считался ленным владением маульброннского монастыря, настоятель которого назначал фогта. Сам монастырь находился примерно в часе пешего хода.

Когда город остался позади, Иоганн повернул направо и двинулся по старому имперскому тракту на юг. Дорога была сухая и пыльная, и в воскресенье других путников почти не попадалось. Далеко впереди виднелась повозка, мимо пронесся одинокий всадник, и больше никого не было.

Иоганн и не сосчитал бы, сколько раз уже проходил по этой дороге. Он помнил каждый ее изгиб, знал каждый кустик у обочины. Дорога вилась через поле, мимо виноградников, и дальше тянулась по лесистому склону. Иоганн смотрел на поля и виноградники, в шахматном порядке обступившие дорогу. Все кругом было упорядочено, все на своих исконных местах: крестьяне, монахи, могущественные рыцарские дома в Крайхгау, пфальцграф в Гейдельберге, а над ними – король и Папа. Иоганну порой казалось, что он единственный выбивался из этого мироустройства.

Ссора с отцом все не шла из головы. Часто, лежа в постели без сна, Иоганн гадал, почему же они постоянно ссорились. Наверное, дело в том, что они такие разные. Отец был широк в плечах и крепок, с окладистой каштановой бородой; Иоганн, напротив, ростом не отличался, был худым и жилистым и с волосами, черными как смоль. В своих помыслах, стремлениях и представлениях о счастье они также не были едины. Для Йорга Герлаха счастье заключалось в хорошем урожае, стакане доброго вина и развеселой музыке.

Что составляло счастье для Иоганна – этого он и сам еще толком не знал.

Юноша поднялся на вершину холма и миновал эшафот, квадратный помост с ветхой виселицей. С незапамятных времен здесь совершались все казни, хотя сейчас виселица пустовала. Но уже не раз Иоганн видел здесь казненных, чьи сгнившие останки покачивались на ветру. Германский король лично поручился за безопасность имперских дорог, и, чтобы обещание имело вес, разбойников и воров вешали на возвышениях рядом с трактами – в назидание остальным преступникам. Для Иоганна эти зловонные трупы служили напоминанием о том, сколь преходяще все земное.

Во время подъема он замедлил шаг; теперь же, на вершине, снова пустился бегом, с колотящимся в груди сердцем. Мысли тоже неслись вскачь, обгоняя друг друга. Тревога за маму, ссора с отцом и чувства к Маргарите – все это вихрем кружилось у него в голове. Он обогнал повозку, которая мерно катила к монастырю; крестьянин на облучке, казалось, задремал от зноя. Вскоре лес остался позади – дорога спускалась в живописную долину, окаймленную виноградниками. Слева располагался широко известный монастырь Маульбронн.

За могучими стенами из песчаника высилась церковь, окруженная всевозможными постройками. Восемь башен и мощные зубья ясно давали понять, что при необходимости монахи готовы защищать свое добро. Правда, такого случая им уже давно не представлялось. Маульбронн рос и процветал, как и многие монастыри в Германии.

Иоганн прошел через массивные ворота и оказался во дворе, отгороженном еще одной стеной. Здесь располагались мирские строения: пекарня с амбаром, кузница, мельница и постоялый двор для паломников и путешественников. В тесных проулках между одноэтажными строениями царила привычная толкотня. Двое мирян в коричневых рясах катили пустую бочку в сторону давильни, косматый пес задрал лапу у корыта и получил пинка от трактирщика, группа паломников в запыленных плащах искала приюта, в кузнице широкоплечий бородатый монах колотил молотом по куску железа. Среди них, погруженные в молитвы, бродили монахи, которые, в отличие от мирских братьев, были побриты и носили белые одеяния с черным покровом. Многие из них были дворянами, искавшими спокойной жизни – или, будучи вторыми и третьими сыновьями, не могущими рассчитывать на наследство.