Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин

такое думать? И на Истомина у тебя что-то уж больно недобрый взгляд…

— Эх, Тихоныч! — говорит Панфилыч вздыхая. — А разреши поинтересоваться, как ты будешь смотреть на человека, который получает пятьсот рублей в месяц, а проживает две тысячи? А ведь это так и есть… Ты, Тихоныч, может, думаешь, завидую я? Нет, нечему завидовать. Те полторы тысячи, которые Илья Петрович помимо оклада проживает, — не его.

— Да-а, задал же ты мне, Панфилыч, задачу…

Он хмуро смотрит мне в лицо:

— Сомневаешься, брюзжит, мол, попусту старина? Вот и Настя так. Да еще упрекает: «Это у тебя от старых времен, — говорит, — такой взгляд недоверчивый. Когда человек человеку враг был. А сейчас, — говорит, — мы все советские люди… Чтобы обвинять — факты надо иметь». Да если б я, говорю, специально этим занимался — я и факты бы добыл… А сейчас я чего хочу? Брось с Юркой знаться, и все!

— Эге, тут ты, Панфилыч, неправ… Если ты заметил, что человек живет не так, как у нас жить положено, — нужно доказать.

— Да Настя вот говорит, что и без нас есть кому этим заниматься, чего лезть не в свое дело… Ну, и опять же Юрка тут замешан. Видишь, как оно получается.

Я молчу. Панфилыч же, видя, что я задумался, безнадежно машет рукой и, обняв колени руками, грустно смотрит на реку. Луна уже зашла за крутые меловые горы на той стороне Дона, и река перестала гореть. Небо на востоке белеет.

— Пойдем-ка, Тихоныч, досыпать, — говорит Панфилыч, — утро вечера мудренее…

— А ты вынеси подстилку да пальто сюда… Я тут подремлю.

Он уходит. Я смотрю на виднеющийся на том берегу дом Истомина с любопытством и настороженностью. Тихо плещет река. Звучат приближающиеся шаги. Это Панфилыч. Он принес тюфяк и одеяло. Я забираю их, нахожу кусты погуще и располагаюсь на отдых.

2

Проснулся я оттого, что стало сильно печь солнце. У самых моих ног журчали, пробираясь сквозь заросли тростника, речные струи. Сбоку, на отмели, бойко бегали два куличка. Над отмелью, под высоким тополем, сидели Настя и молодой парень, видимо, тот самый Юрка Истомин, приезд которого так растревожил Панфилыча. Я с любопытством рассматриваю его: лицо продолговатое, смуглое, карие глаза зорко смотрят из-под густых черных бровей. На нем серый костюм и желтые ботинки.

Впечатления вчерашней ночи уже утратили прежнюю остроту. Я вспоминаю свой разговор с Панфилычем и думаю: кажется, старик «перегнул». Если старый Истомин, быть может, в чем и очернил себя, то как можно класть вину на этого молодого парня? Тихий разговор донесся до меня. Я прислушался.

— Ну, как ты тут жила-то, Настя? — медленно говорил юноша. — Рассказывай, я ведь здорово соскучился… Вчера пошел на «улицу», а там и духу твоего нет…

— На плантациях задержалась, а потом дождь… — сказала Настя. — Ну, что мне рассказывать, какие тут особенные дела? Пашем да убираем… Я вот на заочный в сельскохозяйственный техникум поступила… Да что! Мне ли хвалиться этим? Ты лучше расскажи про себя… Как там в Москве? Как с учебой у тебя?

Юрка кашлянул, поправил пальцами галстук.

— В следующем году прошу считать меня юристом! — он улыбнулся. — Так что — догоняй…

Настя протянула руку и провела ладонью по его волосам.

— Ох, Юрка, все ж таки талантливый ты! — В голосе ее звучала гордость. — Боюсь только — вскружит это тебе голову…

— Кому, мне? Что ты, Настя! Впрочем, об этом потом… Вот, смотри-ка, что я купил, — на его ладони появились часы.

Настя осторожно взяла их, повертела и возвратила ему.

— Хорошие?

— Очень!.. Только дорогие, наверно?

— Средние… Это мне батька помог купить… Возьми — это тебе… И вообще, поедем-ка завтра в город, в театр. В честь моего приезда, так сказать.

Настя промолчала, мне было видно, как ее пальцы нервно теребят оборку юбки.

— У меня… Мне еще платье новое не сшили, — наконец сказала она. — Мы лучше в другой раз.

Юрий быстро окинул взглядом ее фигуру и искренне воскликнул:

— Да ты и в этом наряде красавица!

Словно притянутая этими горячими словами, Настя качнулась к нему, и он поцеловал ее. Наступило молчание. Нет, мне решительно было непонятно, чем питалась неприязнь Панфилыча к младшему Истомину. Видимо, в суждениях его много личного.

Настя пошевелилась.

— Юрка! — окликнула она.

— Что?

— А помнишь, о чем мы договаривались, когда ты в Москву уезжал? Или забыл? Почему ж ты тогда с отцом не поговорил? И вон, видишь, деньги от него по-прежнему принимаешь… А он здесь продолжает жить по-старому. Зачем ты меня обманываешь?

— Трудно, Настя, на одну стипендию в Москве… Не привык.

— А как же другие? — Она подождала ответа и продолжала: — Нет, ты все-таки поговори с отцом или уходи от него, слышишь? Или ко мне не являйся…

Юрий опустил голову и сидел не шевелясь. Потом глухо сказал:

— Отец ведь он мне, Настя! Как мне его судить?

— Так же, как я… Зачем он заставляет работать на себя, как батрака, конюха кордона? Зачем продает на вырубку разным спекулянтам наш лес? Разве он — его личный? Верно, пока все ему сходит… Но ведь одно дело — ревизоры его проверяют, их провести можно, а нас не проведешь… Ты подумай об этом…

— И думал, и говорил… да трудно с ним говорить, скрывает он от меня все, — сказал Юрий тихо.

Они опять помолчали. У самого берега выскочил из воды тускло блеснувший на солнце жерех, охотившийся за рыбной мелочью. Глухо шлепнулся о воду и скрылся.

— Ты сегодня долго будешь в поле? — спросил Юрий.

— А я на целый день сегодня отпросилась! — весело ответила Настя.

По лицу Юрия пробежала светлая тень:

— Вот молодец…

— Да ты не думай, что из-за тебя… Траву косить для дома надо…

— А! — Он оживился. — Мы с батькой тоже косить сегодня будем… Раззудись плечо, размахнись рука… Вот только левая рука у меня плохо развита, не могу я как следует схватиться за этот… как его?.. Ну, рогач, за который рукой надо браться…

— Держак, что ли? — спросила Настя и вдруг, упав на траву, громко захохотала. — Ой, Юрка, как ты говоришь? Рогач, да?

Юрий смущенно поправил галстук, строго кашлянул.

— Что ж тут смешного, отвык просто, — сказал он, но не удержался и тоже рассмеялся.

Настя уже успела нарвать цветов, росших поблизости, и сейчас ее загорелые пальцы быстро двигались, сплетая венок. Юрий внимательно наблюдал за ней. Вот она ловко накинула себе на голову венок и, вскочив, повела горделивым взглядом в его сторону:

— Идет мне?

Юрий молча потянулся к ней. Она оттолкнула его, бросила венок в воду и крикнула:

— Достань-ка