Вега — звезда утренняя - Николай Тихонович Коноплин

Да и у соседей подкупил… Ты почем будешь яблоки отдавать?

— А тебе зачем? Все равно цену будешь ломить… Спекулянт ты, это прямо надо сказать…

— Ха, святой выискался! — воскликнул Семочкин. — А поди-ка ты знаешь куда? — и он громко выругался, отходя.

— Ругайся, не ругайся — прихлопнем мы твою лавочку, — сказал отец спокойно. А Никита с чувством возмущения смотрел Семочкину вслед, и ему хотелось сказать бессовестному дядьке что-нибудь обидное. Но слов не находилось. Тогда Никита повернулся к Семочкину спиной и ни разу не глянул в его сторону.

От Дона к городу вел прямой, гладко укатанный грейдер. Лошади пошли быстрее, и вскоре Никита увидел на горизонте белые башни элеватора, дома и деревья. Все это словно вырастало из-под земли. На первой же улице, у здания закусочной, где на вывеске была нарисована пивная кружка с пеной, похожей на облако, и багровый рак, дед Сашок остановил лошадь и оглянулся на отца. Сергей Данилыч покачал укоризненно головой, но тоже остановил лошадь. Втроем они вошли в пропитанный винным запахом зал. Здесь стояли выровненные словно по линейке столики. Солнце желтыми бликами падало на белые скатерти. За буфетной стойкой дремал толстый буфетчик в белом колпаке. Услышав скрип двери, он открыл глаза и машинальным жестом отряхнул белым полотенцем стойку.

— Ну-ка, Влас Власыч, сообрази нам кружку пива, двести грамм горькой и конфет мальчонке, — деловито сказал дед Сашок, присаживаясь к столику.

Буфетчик быстро принес все заказанное и остановился возле столика.

— Как делишки? — спросил он, зевая.

— Ничего делишки, — ответил дед Сашок и быстро опрокинул содержимое стакана в рот. — Ух и крепка… зелье!.. Ты, Никита, на меня не смотри, я старик, ты бери пример с батьки — капли человек в рот не берет… одобряю. — Дед Сашок вытер ладонью рот, подумал и сказал: — А ну, сообрази, Влас Власыч, еще сто грамм… ревматизм мучает…

Отец медленно тянул пиво, искоса поглядывая на деда Сашка.

— Как торговля, Влас Власыч? — спросил он у толстого буфетчика.

— Да плоховато, Сергей Данилыч. И прямо скажу — через нового секретаря, через Нестерова. Ведь что получается? В прошлом-то году в эту пору почитай совещание за совещанием следовало в районе: то обмен передовым опытом, то итоги уборочной подводили. Народу перебывало у нас уйма! Хорошо торговали. Одной водки было выпито сколько! А Нестеров приехал, и сразу никаких совещаний, сам в колхозах сидит и других туда тянет. Откуда же взяться выручке? — Влас Власыч вздохнул и спросил в свою очередь: — Ну, а ты как, Сергей Данилыч, решил? Идешь к нам в заготовители?

— Нет, не с руки мне это, — ответил отец, — скучное ваше дело…

Никита оглядел однообразные столики, унылые селедки, лежащие под стеклянными колпаками буфета, зеленые бутылки и нашел, что действительно все это довольно скучно.

— А насчет выручки не беспокойся, — сказал отец, поднимаясь со стула и натягивая кепку, — домолотим хлеб — выручка больше прошлогодней будет. Это прямо надо сказать…

Вот и базар. Едва подводы въехали на широкую площадь, отец усадил Никиту на воз повыше и сказал:

— Ты посиди, сынок, а я пойду цены посмотрю. От воза не отходи, — и скрылся в толпе. А на Никиту обвалом налетел разноголосый гул: кричали продавцы кваса, ржали лошади, гудели грузовики, искусно пробиваясь между повозками. В глазах у Никиты зарябило от красок — вот пламенем горят помидоры, выложенные высокой кучей; вьются пчелы над разбитым арбузом, а его собратья лежат рядом, зеленые, тугие, ожидая покупателей; словно выпавший снег, голубеет в чашках творог. Вон продавец высунулся из палатки, накинул на плечи молодайке цветную шаль и кричит: «Ну, пропали теперь все ребята на селе, красота-то, красота-то какая!..» А молодайка, поджав губы, говорит: «Да мне бы что потоньше… крепдешиновых косынок не имеется?»

Базар цвел, шумел, перекликался разными голосами. Огромные богатства лежали перед глазами, но люди не удивлялись им, потому что русская земля богата и обильна и, что бы ни подарила она, все кажется малым, когда представишь, что еще таится в ней и что она может дать, если приложить к ней руки.

Подошел отец и стал молча развязывать воз. Лицо у него было тревожное. Он подозвал деда Сашка и сказал тихо:

— Что-то маловато возов, Александр Никифорович, замечаешь? Или в других местах с урожаем неважно?.. Сейчас только спекулянтам и наживаться. Цены-то какие, а? — он кивнул вбок от себя.

Никита посмотрел в ту же сторону и увидел встреченного утром тонкогубого неприятного мужика — Семочкина. Подбоченясь, тот стоял на возу и бойко покрикивал:

— А ну, подходите, не теряйте времени… Яблоки первый сорт, рубль килограмм…

Давнишнее неприязненное чувство зашевелилось в душе у Никиты. Он отвернулся и нахмурился. В голове его рождались вопросы: откуда берутся такие неприятные люди? И почему терпят их взрослые? Он думал, а базар все шумел, суетился. Отец опять соскочил с воза и ушел разведывать цены. Вернулся веселый и молча снял картонную табличку с ценой, что лежала на мешках с яблоками. Зачеркнул «рубль килограмм» и написал «50 копеек».

— Оказывается, зря мы волновались, друг Никита, — сказал он громко, — просто рановато было. А сейчас понаехало народу — не продохнешь. Урожаище сильный! Встретился я с дружками, и решили мы цену сбить, пусть-ка попрыгает Семочкин с приятелями. Как ты думаешь, правильно?

— Конечно! — сказал Никита и злорадно посмотрел в сторону Семочкина: теперь хоть обкричись — не будет покупателей!

— Вот теперь можно и насчет пианино идти, — сказал отец. — Пошли? Дед Сашок тут за всем присмотрит…

Сердце у Никиты замерло, а потом забилось так гулко, что он испугался: вдруг отец услышит и поймет, что он волнуется. Никита поправил картузик и пошел следом за отцом. У воза Семочкина он задержался, чтобы посмотреть, что тут делается. Здесь не было ни одного покупателя, и Семочкин, хмурый, сидел на колесе и ел арбуз.

— Ага, теперь он будет знать! — сказал Никита торжествующе.

— Нет, его, Никита, так сразу не проймешь, — ответил отец, — да и не один он, много еще таких…

В магазине отец сразу спросил заведующего, его попросили за прилавок, и он, держа Никиту за руку, зашел. За прилавком оказался коридор, уставленный ящиками, а в конце его — большой письменный стол, за которым сидел пожилой человек в гимнастерке и писал. Это и был заведующий. Отец поздоровался с ним и рассказал о своем деле. Заведующий поиграл карандашом, сказал:

— Ну что ж, выбор у нас богатый. — Целая партия пианино поступила. Сейчас их подготовят к осмотру. — И спросил: — Вы откуда же? Из-за Дона?

— Оттуда.

— Как урожай?

— Хороший… отменный, надо прямо сказать.

— Ага, постарались, значит… Ну, мы тоже вам