Принцесса крови - Дмитрий Агалаков

— Я провел почти сутки в дороге, — сказал он, не открывая глаз, но точно чувствуя, кто вошел. — И думал только о тебе…

Ее сердце замирало, когда она видела его. Так случилось и теперь — стоило ему заговорить. Иные женщины ценили герцога и за другие таланты, например, Валентина Висконти. Людовик Орлеанский был человеком утонченным: привечал художников, поэтов и музыкантов, лично участвовал в постройках дворцов. Оттого Людовика и Валентину, некогда услаждавшую двор игрой на арфе, называли идеальной парой. Но для нее, королевы, он был бешеным вепрем, неутомимым наездником, укротителем самых необузданных ее страстей.

— Можешь идти, — сказала Изабелла служанке. — И отнеси белье его высочества к прачке.

Та поклонилась и, не поднимая глаз, вышла.

— Мне стоит больших трудов разыгрывать траур, — положив чистое белье на скамью, подходя к нему, сказала королева. Она уже касалась его сильных плеч. Стоя сзади, она с нежностью намылила шею и грудь возлюбленного. Изабелла боялась оторваться от его тела — так она соскучилась.

— Позволь, я сниму твой медальон? — осторожно спросила она. — Он мешает мне. — Королева потянулась, но герцог уверенно перехватил ее руку. — Чтобы владеть моим сердцем, тебе он не нужен, — попыталась объяснить она. — Ты и так хозяин моей души…

Но Людовик не отпускал ее, что означало: нет.

— Как наш ребенок? — беря ее мыльные руки в свои, мягко спросил герцог. — Он… здоров?

— Здоров и прекрасен, как его отец и мать.

Весть о том, что ребенок королевы, сын Филипп, упокоился с миром, вот уже тринадцать дней, как облетал страну. 10 ноября 1407 года предусмотрительный и хитрый Людовик Орлеанский посоветовал королеве запутать следы. Он знал: не все при дворе поверят, что ребенок умер. И никто не поверит, что он от короля. Каждому было известно, что Карл уже много лет не прикасался к супруге. Зато об их связи знал всякий. «Кого же мы похороним в Сен-Дени?» — спросила королева Изабелла Баварская у своего любовника, и он ответил с присущей ему легкостью: «Подкидыша». Так и случилось. Преданные служанки королевы вышли в тот день на охоту и принесли труп ребенка, мальчика, который замерз у церкви. Это было обычным делом. За аборт можно было поплатиться жизнью — и матери, и повитухе. А вот подбросить ребенка в корыто для подкидышей, у ворот церкви, было делом привычным: Господь сам разберется — оставить крохе жизнь или забрать ее, чтобы тот не мучил себя земной юдолью.

— Наша девочка похожа на крошечный бутон лилии, который однажды распустится прекрасным цветком, — добавила королева.

Он поцеловал намыленную ладонь возлюбленной. Изабелла нагнулась к нему и коснулась губами его уха.

— Я соскучилась, любимый. — Ее длинные черные волосы мокли в пенной воде, закрывали лицо герцога. — Нас ждет ужин и постель. Или наоборот. — Она уже ловила с жадностью его губы. — Поторопимся, Луи…

…Жарко горел огонь в двух каминах королевской спальни, громко трещали дрова. По зале, плотно укрытой коврами, ползали алые отсветы. Даже напоминание о сыром ноябре не доходило сюда…

— Как долго ты пробудешь со мной? — спросила у герцога королева.

— Это как вам будет угодно, ваше величество. — Они лежали нагими. Женщина — перебросив через мужчину ногу, он — взяв ее шею в кольцо мощной руки, кисть которой была увита перстнями. — Если захотите — вечность.

— Лгунишка, — улыбнулась она. Ее длинные черные волосы укрывали его плечо, стелились по подушкам. — Но эта ложь мне приятна.

Пожалуй, ни одна пара не вызывала во французском королевстве столько кривотолков, как Изабелла Баварская и Людовик Орлеанский, родной и единственный брат короля. Знакомство Карла Шестого и Изабеллы было подстроено бургундскими родственниками юной принцессы на богомолье 18 июля 1385 года. В ту пору королю было семнадцать лет, Изабелле — пятнадцать. Вскоре они стали мужем и женой. Между царственной парой, стремившейся познать все любовные искушения, вспыхнула страсть, а волна придворных развлечений подхватила их и понесла своим руслом. Но король грезил не только любовными приключениями, но и рыцарскими подвигами, и потому надолго отлучался. Королева же видела перед собой лишь одну стезю — быть любовницей и, когда приходило время, матерью королевских детей. Впрочем, которые могли рождаться не только от короля. С 1392 года приступы безумия один за другим поражали Карла Шестого, ставшего опасным спутником как для своих друзей, кутил-аристократов, так и для царственной супруги. А приходя в себя, он становился еще опаснее — без него на свой лад управляла государством его родня, и что еще хуже — как-то утешала безутешное свое горе молодая королева. В те годы, когда помрачение рассудка все тяжелее сказывалось на короле, рядом с ним, по воле королевы, появилась Одетта де Шандивер — терпеливая сиделка и нежная любовница, а рядом с Изабеллой Баварской, наряду с другими мужчинами, герцог Орлеанский. Он занял неизменное первое место в списке ее возлюбленных и стал защитником королевы от нападок двора. Изабелла и Людовик не стеснялись выставлять свою связь напоказ. Их часто видели вместе не только в укромных уголках королевских дворцов, но и на публичных сборищах. Народ был недоволен. «Немка могла бы и постыдиться!» — шептались простые французы.

— Ты истекаешь молоком, — заметил герцог.

— Сейчас принесут нашу малышку и я покормлю ее. У меня столько молока, Луи, что я могла бы выкормить еще трех детей. — Она усмехнулась. — Королевский двор! Эти прохвосты пытаются всякий раз определить, беременна ли я, по тому, насколько я пополнела и какова моя грудь! Если она, точно бутон тюльпана, что готов раскрыться под лучами солнца, значит, я ношу под сердцем еще одного королевского ребенка!

Людовик Орлеанский с улыбкой взглянул на нее:

— Или королевского, но только наполовину?

Правая бровь Изабеллы высокомерно и насмешливо поползла вверх.

— Да будет вам известно, герцог, любой из моих детей, рожденный в то время, пока я нахожусь в законном браке, освященном христианской церковью, является Валуа. Это Одетта Шандивер может рожать твоему брату бастардок, я — только истинных принцев и принцесс! — Глаза королевы погрустнели. После недолгого молчания она тяжело вздохнула. — Тебе известно, Луи, на какие уловки и ухищрения я только не шла, чтобы соблюсти хотя бы внешнее благочестие в наших отношениях с Карлом. Беременной я оставалась с королем наедине даже в те дни, когда безумие пожирало его, высасывало из него все соки. И все для того, чтобы эти проклятые фавориты и фаворитки думали, будто мы делим с ним постель. А он избивал меня. И я кричала только тогда, когда уже не было сил терпеть. А потом днями напролет прятала лицо под слоем румян и пудры от своих же фрейлин и служанок. И от его лакеев. — Изабелла поцеловала широкую ладонь герцога. — Однажды твой брат едва не зарубил меня. Я едва успела выскочить за дверь, а потом — удар мечом. Господь в тот день уберег меня от смерти. И тогда я подумала: пусть весь двор горит в преисподне! Близко больше не подойду к Карлу Валуа! Но рожать все равно приходилось в Сен-Поле. Лежать с раздвинутыми ногами, как публичная девка, под взглядами десятков ненавидевших меня людей. Корчиться, стонать, обливаться потом, кричать. Хватать чьи-то руки. Я знаю, что они думали про себя. Вот оно — вместилище греха! Вот оно, чрево, порождающее на свет выродков! Думали, но сказать боялись!