Я убил Мэрилин Монро - Дмитрий Романовский

Утром, как обычно, Роза долго прислушивалась у входной двери, нет ли кого на лестнице, и убедившись, что никого нет, выпустила меня. Поднявшись этажом выше в свою квартиру, я сварил себе кофе и открыл один из своих тайников. На кухонном столе я вытряхнул из жестяного школьного пенала драгоценности: цепочки высокопробного золота, кольца с хорошими камнями, кулоны, серьги, запонки. Я отобрал кольцо с изумрудом и положил в карман. Остальное убрал на место. У меня есть и другие сбережения, например, хорошие акции, но они в других местах. Драгоценности удобны тем, что их всегда и везде легко реализовать. А знаете, кто научил меня вкладывать в них деньги? Сама Жаклин Кеннеди.

1961 год. Я должен был отвезти Жаклин на модную выставку в Джорджтаун. Она там встретила много своих знакомых, и я прождал ее в машине более часа. На обратном пути к Белому дому я спросил у нее, какие акции теперь самые надежные, и она ответила, что может спросить у сведущих людей. А потом она улыбнулась и сказала:

– Уильям, а знаете, какой самый надежный способ сбережения денег?

– Какой же? – спросил я.

– Покупать драгоценности, – и она продолжала улыбаться, так что было непонятно, шутит ли она, или говорит серьезно, и тут же пояснила: – Любые акции могут погореть. Может случиться депрессия, рецессия, мировая война. Банки могут лопнуть. Даже в благополучные финансовые периоды инфляция не прекращается. Так что и сами деньги не надежны. А драгоценности всегда в цене. Например, бриллианты. На них не действуют ни инфляция, ни экономические спады, ни войны, они не горят, так что им и пожары не страшны. – С этого дня я стал иногда покупать драгоценности, лишь только появлялись лишние деньги.

С утра в синагоге оказалось много народу. В спортивном зале подростки, которых я уже знал, бросали мяч в баскетбольную сетку. Главный ребе в своем кабинете принимал каких-то подозрительных людей. Некоторые из них были хасидами судя по их одежде: меховые шапки, штаны до икр, белые чулки. Но некоторые вообще не были похожи на евреев, хотя на головах у них были ермолки. Все они с какими-то документами в руках выстроились в очередь к кабинету Раби. Из кабинета вышел очередной клиент с официальной бумагой, на которой было много печатей и фотография клиента, и сразу же в кабинет вошел следующий очередной клиент. Рядом с кабинетом Раби был офис, в котором сидела секретарь Хая. Поздоровавшись, я объявил Хае, что буду заменять вентиль в женской уборной. Хая с улыбкой сказала, что ей уборная не нужна, а женщин в синагоге сегодня нет, так что женская уборная в моем распоряжении. В коридоре я вынул из мешка свои инструменты, которые купил вчера. Тут в синагогу вошли еще двое, мужчина и женщина. Вид у них был грязный. Мужчина был седобородый, в черном костюме и шляпе, какие обычно носят евреи ортодоксы, только все это было на нем мешковато и засалено. Женщина тоже была одета как ортодоксянка: черный платок, повязанный до бровей, мешковатое черное платье. На чулке была дырка. Они подошли к очереди, что-то спросили у одного из клиентов на иврит. Седобородый мужчина заинтересовался моими инструментами, взял в руки новенький разводной ключ. А я стоял и смотрел на него. Он сказал:

– Мне нужно подкрутить кран в кухне. Я сегодня же это принесу.

– А мне разводка нужна сейчас, – сказал я, глядя в его бледное безликое лицо. – Мужчина положил разводку, сказал: – Раби сейчас занят. У вас есть секретарь? – Я указал, на офис, мужчина пошел в офис, а его женщина была уже там. Тут ко мне подошел один из клиентов, спросил пониженным голосом: – У вас есть бачок с кофе? Мы стоим в очереди уже два часа. Некоторые хотят кофе.

– Сейчас выясню, – сказал я и вошел в офис. Седобородый мужчина стоял перед Хаей, а женщина в дырявых чулках уже уселась на стул сбоку письменного стола, на котором были в беспорядке разложены какие-то бумаги, списки, чеки, справки. Хая говорила: – По этому вопросу мы не контактируем с другими синагогами. – Мне захотелось выставить вон этих двоих, но Хая говорила с ними вежливо. Женщина попросила разрешения позвонить и, не дожидаясь ответа, сняла трубку, стала набирать номер. Мужчина спросил: – Вы не знаете, как звать ребе из Бейсвотера? – Хая повернулась к угловой полке достать справочник, и в этот момент женщина, не отнимая от уха трубку, как бы машинально, взяла со стола один из чеков, мельком осмотрела. Я тут же взял у нее из руки чек, положил на место. Хая это увидела, сказал женщине: – Пожалуйста, ничего не трогайте, а то у меня на столе и так беспорядок. – А я стоял и смотрел попеременно на мужчину и женщину. Наконец, записав имя и телефон ребе из Бейсвотера, странная пара покинула офис, Хая сказала мне: – Спасибо, – а я вышел в коридор посмотреть, не прихватил ли седобородый что-либо из моих инструментов. Я спросил Хаю, знает ли она этих двух людей. Она сказала, что не знает, и подумав немного и найдя точное определение, пояснила: – Это профессиональные нищие. – Я сообщил о просьбе клиента относительно кофе. Хая пониженным тоном сказала:

– Это очередь людей, нуждающихся в деньгах. Во всяком случае они имеют документы, подтверждающие, что они нуждаются. Раби проверяет эти документы и на их основе выдает им сертификаты, по которым они могут получить чеки. Это дополнительная нагрузка нашей синагоге от Бруклинской общины. Они получают свои сертификаты и – до свидания. Ничем больше мы им не обязаны. А кофе, который ты выставляешь по субботам в кухне, предназначается только для наших прихожан, и покупает этот кофе сам Ицхак на его собственные деньги. – Я вышел в коридор, и объявил клиенту, что кофе у нас нет. Другой клиент недовольным голосом сказал: – Мы уже были в других таких местах, так там, если есть очередь, обязательно бывает бачок с кофе и какое-нибудь печенье. Это же не так дорого стоит. А здесь все плохо устроено, и нет комнаты ожидания, все стоят в коридоре. – Я объяснил ему, что наша синагога в отличие от других бедная, и кофе мы покупаем на свои собственные деньги, а не на казенные. Когда я в женской уборной менял вентиль и проржавевшее колено, несколько человек, в том числе президент Шали, наблюдали за моей работой, давая ненужные советы. По воскресеньям они не работали, и им просто нечего было делать. Окончив работу, я включил общий кран, слил воду в унитаз. Трубы уже не текли. Шали сказал мне – спасибо. Я убрал грязь и старый вентиль со старым коленом. Пришла Хая, сама еще раз слила воду в унитазе, проверяя мою работу, и тоже сказала – спасибо. С этого момента они стали смотреть на меня с некоторым почтением. Очевидно, у них никогда не было уборщика, знающего водопроводное дело. Теперь моя новая профессия – уборщик, по официальным документам – смотритель, которого наниматели высоко ценят. И, как и все люди моей профессии, я не люблю бедных людей.