Я убил Мэрилин Монро - Дмитрий Романовский

– Наверное, по дешевке? – предположил я.

– Не в этом дело. Я их всех ненавижу. Когда я выставлялся на уличных выставках, ни один критик или агент не поинтересовался мной. Один раз я выставился на дорогой выставке, это в павильоне на Коламбус-серкл. Я потратил на это все свои деньги. Критики и агенты проходили не глядя мимо моих картин. Они выискивали только известные имена. Я потом прочел одну статью об этой выставке. Там перечислялись только уже известные художники.

– Хорошие художники?

– Говно. Так называемые авангардисты.

У евреев суббота называется шабес. В этот день им нельзя работать, а только молиться. Я пришел в синагогу, как и положено, в семь утра, проверил, везде ли горит свет. Евреям включать и выключать свет в субботу нельзя, поскольку это считается работой. К утренней молитве приходят в основном пожилые люди. И только к восьми часам стали собираться все прихожане синагоги. К девяти часам не только молитвенный зал, но и все помещения были забиты народом. Женщины были нарядно одеты, даже слишком нарядно, как в театр. Многие были с детьми. Я уселся в углу гимнастического зала и стал читать Тору, т. е. Ветхий завет. Сначала было интересно, в детстве я обо всем этом слышал, а может быть даже и читал, но когда начались перечисления кто кого родил, стало скучно. Ко мне подошла дама в лиловом вечернем платье и огромной шляпе и тихо сказала:

– Антони, извините, что я прерываю ваше чтение, но в дамской комнате кто-то запер все кабины. – Я отложил книгу, пошел в женскую уборную, перед которой толпились раздраженные женщины. Я сперва постучал в общую дверь, и мне открыла дама в шелковом платье с блестками. – Антони, – сказала она раздраженно. – Все кабины пустые и заперты. – Я постучал в дверь первой кабины. Никого. Кабина была заперта изнутри. Я подтянулся на перекладине, повис на животе на металлической двери, протянул руку внутрь кабины и отодвинул задвижку. Таким же образом я отпер остальные две кабины, в которые тут же устремились женщины, жаждущие отправить свои физиологические потребности. После этого я на всякий случай зашел в мужскую уборную и, как оказалось, не зря. Все кабины здесь тоже были заперты изнутри. Пожилой мужчина безнадежно толкался в дверь кабины. Я тем же способом отпер кабины, а мужчина с улыбкой сказал: – Это дети развлекаются. – А дети с визгом бегали по всей синагоге, гонялись друг за другом, прыгали со стульев, два мальчика раскачивались на перекладине для вешалок. Пришел Збигнев. Это было его последнее посещение синагоги. Я рассказал про запертые кабинки.

– Это бывает почти каждый шабес, – объяснил мне Збигнев. – Дети изнывают от скуки. В мяч играть нельзя, на велосипеде нельзя, даже в домино играть нельзя. Вот они и бегают по синагоге в отчаянных поисках развлечений, ломают стулья, запирают изнутри кабинки, а потом выползают из них под дверями. Где твоя метла и совок для мусора?

– В кухне.

– Это ты зря. Дети будут играть ими и сломают. – Метла оказалась под холодильником, но без древка. Дети отвинтили древко от метелки, и я обнаружил его в вестибюле. Мальчик с белокурыми пейсами, орудуя древком как палкой, пытался сбить свежий росток на пальме, растущей в кадке. Я только протянул руку, как мальчик тут же отдал мне древко и отбежал в сторону. Когда дети делают то, что нельзя делать, они прекрасно понимают, что делают то, что делать нельзя. В детстве и я был таким же, да еще и покруче. Совок оказался в библиотеке, маленькой комнате, где пожилые люди собирались для изучения Торы. Збигнев поучал:

– Держи свои принадлежности в кладовке. Дети оттуда, как правило, ничего не уносят. – Все это происходило среди беседующих людей. В основном это были нарядные женщины. Мужчины молились в молитвенном зале, который у них назывался мэйн шул. Дети бегали в разные стороны, кричали, резвились, и никто не делал им замечаний. В кухне на длинной кухонной стойке стояла банка с кофе, бумажные стаканы, бумажные тарелки с печеньем и чипсами. Во время короткого перерыва, когда молитву можно прервать, сюда приходят мужчины и пьют кофе. Здесь же и курят. В субботу евреям нельзя зажигать огонь, поэтому в субботу на подставке кухонной раковины я зажигаю свечу, от которой курильщики прикуривают сигареты. В основном это мужчины. Но и некоторые женщины приходят на кухню покурить. Мы со Збигневым тоже закурили. В кухню вошел солидный седеющий мужчина, поздоровался, спросил Збигнева, указывая на меня:

– Это новый Збигнев? – Збигнев ухмыльнулся:

– Да. Теперь он будет Збигневым. Только его зовут иначе: Антони. – Мужчина с улыбкой протянул мне руку, Збигнев мне пояснил:

– Акива, заведует библиотекой и всеми священными книгами. – Акива сообщил пониженным голосом:

– В мужской уборной вода заливает пол. – Збигнев, а за ним и я, направились туда. Вода вытекала из средней кабины и растекалась по всему полу. Здесь уже стоял президент синагоги Шали. Збигнев нагнулся над унитазом и завернул вентиль водопроводной трубы. Течь прекратилась. Он обратился к Шали:

– В понедельник надо сказать Хае, чтобы вызвала водопроводчика. – Я присел перед вентилем, потрогал снизу трубу, с нее еще капала вода. Я сказал Збигневу:

– Надо прокладку сменить, или сам вентиль. Я это могу сам.

– У тебя есть инструменты? – спросил Збигнев.

– Кое-какие. – Тут кто-то сказал, что в женской уборной тоже течет труба. Президент Шали поинтересовался:

– Антони, вы знаете водопроводное дело?

– Я работал в авторемонтной мастерской. – Это не только значилось в моих документах, но действительно было правдой. Покинув Аргентину, я приехал в Цинцинатти, и чтобы чем-то заняться, поступил в технический колледж, где взял курс прикладной механики. После этого я год проработал на автозаправочной станции, при которой была ремонтная мастерская.

По дороге домой я зашел в строительный магазин, купил зажим для нарезки стальных труб, разводной ключ, вентиль с подходящим коленом, прокладки разных диаметров. Когда в своем доме я поднимался по лестнице, на втором этаже приоткрылась дверь крайней квартиры, выглянула Роза. Я приостановился.

– Сегодня по телевизору матч, Джаентс, – сообщила она. – Хочешь посмотреть?

– Хочу.

– Начало в восемь.

– Раньше половины девятого я не могу уйти с работы.

– Раньше десяти матч не кончится. Так что успеешь до финала.

– Приду. Спасибо. – Мы говорили вполголоса.

– И как на новой работе? – спросила она. Тут наверху хлопнула чья-то дверь, и Роза поспешно скрылась в своей квартире, беззвучно притворив дверь. Роза, крашеная блондинка – моя теперешняя женщина. По вечерам я прихожу к ней смотреть телевизор. У меня нет своего телевизора. Иногда я остаюсь у нее на всю ночь. Она соблюдает все меры предосторожности, чтобы никто не знал об этих встречах. Однако, я уверен, что весь дом знает о наших постельных отношениях. До вечерней молитвы было далеко, и я на сабвее поехал на пляж Брайтон Бич, где теперь обычно провожу свободное время.