Диверсант № 1 - Сергей Самаров

Оттого, что машин осталось только две, верхнетобольцы почувствовали себя полегче, хотя и три машины вроде бы ничем им не грозили.

Алексей, осмотревшись, сунул сигарету в рот, щелкнул зажигалкой и вразвалочку направился к ближайшей группе. Лица показались знакомыми, хотя и изрядно покореженными временем, которое он провел вдали от родного дома.

– Здоровы бывайте, земляки, – сказал мрачноватым баском.

Больше минуты на него смотрели молча.

– Не признаете, что ль?

– Да никак это Леха Столбов, – вроде бы только что узнал его Ерофеев, рабочий с пилорамы, и тут же смущенно кашлянул.

Алексей пытался вспомнить, как зовут Ерофеева, но вспомнить никак не мог. Словно и не было у человека имени. А память угодливо подставляла только фамилию, произносимую на разный лад разными голосами. Так, по фамилии, кажется, и звали пилорамщика всю жизнь.

– Молодец, Ерофеев, не полностью, значит, память пропил…

Ерофеев довольно хохотнул беззубым ртом, словно его поздравили с присвоением звания народного артиста. Выпить он любил всегда и пить мог все, что имеет хоть какую-то крепкость, от одеколона до самой сивушной браги, запахом схожей с силосом. И этой своей способностью гордился.

– Ну, земляки, рассказывайте, рассказывайте, как на духу, что вы тут с моим отцом сотворили? – Столбов-младший нахмурился и спросил уже сурово.

– Да разве ж это мы? – Ерофеев даже улыбаться перестал, и щетинистые щеки его виновато и испуганно провалились. – Ты уж скажешь, Леха, тоже…

– Как дело-то было?

Горожане переглянулись и начали рассказывать. Сначала неуверенно, а потом заговорили сразу все, друг друга перебивая, громче. Леха только успевал глазами с одного на другого перебегать, но даже переспросить, уточнить что-то возможности ему не давали.

Мимо них по дороге проехал маленький «Форд-Эскорт», сбросив скорость, чтобы рассмотреть джипы и людей, на них приехавших.

– Это кто тут еще на лимузинах раскатывает? – спросил Леха, останавливая сбивчивые рассказы, потому что смысл он уже понял, почувствовал боль в голове, словно его самого резиновой дубинкой огрели по затылку, но не желая этого показывать.

– Самвел…

– Какой Самвел? Откуда тут таким взяться?

– Самвел Гараян. Хозяин универмага. «Самый великий», говорит, имя его означает…

– Хозяин?.. Много сейчас хозяев на нашу голову понаехало. Где он живет?

– На выезде, к реке ближе. Красный кирпичный дом в два этажа. У него там еще два двоюродных брата охранниками работают. Наглые, как танки… Наших во двор не пускают…

– Заяц!

От машин, бросив недокуренную сигарету, подошел широколицый и коротко стриженный парень с маленькими глазками. Внешне его, пожалуй, легче спутать с медведем, чем с зайцем.

– Возьми ребят, сгоняй к этому самому великому Самвелу. Может, он что-то слышал. И разберись с местной иерархией. Кому он платит, кто в округе что весит… Здесь больше, я думаю, спросить не у кого… Начнет кочевряжиться, поставь его раком и – дай для начала пинка… Чтобы сильно не возвеличивался… И братьям добавь… Чтоб хозяев уважали…

Кого Алексей величал «хозяевами», горожане не поняли. Но по наивности подумали о себе. И прониклись к Алексею Столбову симпатией, потому что Самвела в городке не любили, как во всяком бедном захолустном городке не любят людей богатых и прижимистых, не пьющих в обществе.

Заяц подслеповато мигнул и молча направился к машине. Двигатель заработал почти неслышно, хотя, может быть, стук тракторного двигателя, что проезжал вдалеке, выбрасывая в атмосферу кудрявые струйки выхлопных газов, помешал услышать джип. Машина уехала. Теперь с Лехой осталось только четверо, и верхнетобольцы обступили земляка более плотным кольцом.

– Слышь, Лех, – совсем осмелев, поинтересовался Ерофеев. – А тут поговаривали, что отца твоего, значит, украли, чтобы с тебя выкуп стрясти…

– Я сам с кого хошь стрясу, – отчего-то зло вдруг сказал Леха, повернулся и шагнул в сторону отцовского дома так решительно, что два местных мужичка даже отпрыгнули, освобождая ему дорогу, иначе он просто уронил бы их своим откормленным телом.

В подъезд за Столбовым-младшим пошел от машины только один человек равного с Лехой возраста или даже лет на пять постарше. С виду – умный.

– Это заместитель его, – словно все про земляка знает, сообщил Ерофеев.

На него посмотрели с уважением. В российской глубинке всегда уважали людей знающих.

* * *

Ерофеев ошибся. Заместителей Алексей Владиленович Столбов с собой не возил, они занимались соответствующими делами на предприятиях и назывались официально исполнительными директорами. Сам он на этих же предприятиях числился генеральным директором. А следом за ним в подъезд, оглядываясь по сторонам, поднялся простой начальник охраны, отставной майор ФСБ Виктор Петрович Тихонов, грамотный юрист и опытный оперативник, уставший получать копейки на службе и умеющий закрывать глаза на то, на что ему следует их закрывать. Впрочем, сама предыдущая служба приучила его часто делать то же самое в официальной обстановке.

Деревянная лестница, мягко скрипя на разные лады прогнившими и стертыми по центру ступенями, привела их на площадку второго этажа. Остановились перед опечатанной дверью. Стали рассматривать. Замок грубо взломан, должно быть, стамеской. Отремонтировать дверь после осмотра квартиры следственной группой никто не расстарался. Словно и не надеялись на возвращение старика Столбова в родной дом. Посчитали, что ментовская печать любой замок собой заменит.

– Засранцы! – только и сказал на это Алексей Владиленович, используя достаточно мягкое для своего лексикона словцо, но прочно относящееся к его любимым. В родительском доме никогда не матерились, и ему было как-то неловко выражаться здесь так, как он привык это делать в последние годы у себя дома и на работе. Толкнул дверь рукой, и бумажка с печатью посредине неровно разорвалась с тихим треском. – Здесь я, Виктор Петрович, и вырос…

Это уже было сказано совсем иным тоном. Алексей Владиленович уже забыл про ментовскую печать и вздохнул то ли с ностальгической грустью, то ли с сожалением. И только после этого почти робко шагнул за невысокий, тоже посредине стертый порог.

Квартира была двухкомнатная, с низкими потолками и подтекающими зимой батареями отопления. Шиферная кровля дома тоже была, похоже, местами пробита и, как сообщали разводы на потолке, особенно в углу, временами не без оснований напоминала душ. Ремонтировать такие кровли кусками бесполезно, а старому человеку это и вовсе не под силу, потому что для восстановления одного кусочка придется перебирать и заново перебивать оба ската. Проще подставить на пол тазик…

– Столько лет прошло, – вздохнул Столбов, – а все осталось как прежде… Только раньше газа у нас не было. На электроплитке мать готовила. А сначала, помню, керогаз стоял. Знаешь, что это такое?

– Знаю. Сам вырос в коммунальной квартире. На восемь семей… У каждого на общей кухне свой керогаз, друг у друга керосин поворовывали… А мы, пацаны, любили в чужие кастрюли заглядывать. Чтобы ухватить хоть пару картофелин…

Они говорили на одну тему, но Столбов-младший, похоже, не слышал слов Тихонова. Такое было у него отрешенное лицо.

– У меня сейчас ощущение, что я в прежние годы вернулся.

– Дважды в одну реку, говорят умные люди, вступить невозможно, Алексей Владиленович, – тихо возразил Тихонов. – Это вам кажется, что все осталось как прежде. На самом деле здесь все совершенно иначе. Нет здесь, к примеру, ваших родителей. Мама у вас умерла?

– Умерла… Я тогда за границей был, не смогли вовремя сообщить… Так и не приехал на похороны. Но ее в городе хоронили. У сестры. Сначала мама в больнице лежала. Операцию сделали и выписали домой – умирать… Метастазы разошлись. Лечить было бесполезно. А потом, через год, и сестра умерла. Сестру я уже сам хоронил… Она незамужней была и бездетной…

Тихонов продолжил нравоучительным тоном:

– Теперь вот что-то случилось с вашим отцом. А вы говорите – все как прежде… Никогда не бывает – «как прежде». Прежде у нас и людей среди бела дня не воровали. А теперь воруют. А ради чего воруют? Кто ворует? «Щипачи», «домушники» и «бакланы»[11] такими делами не занимаются. Это вообще не в практике уголовного мира, как я понимаю. Похищения, как говорит практика мирового преступного опыта, чаще всего бывают политическими или же с целью выкупа. В Италии, например, в почете первые случаи, в России – вторые. В каждой стране свои приоритеты. Но любой из случаев может произойти где угодно. В большую политику ваш папа, как я понимаю, не лез. И мэром Верхнетобольска стать тоже, думаю, не собирался. И даже о депутатстве не мечтал, иначе вы бы мне рассказали. Значит, политическая подоплека, скорее всего, отпадает…

– Только «скорее всего» или полностью отпадает? – Столбов любил конкретность в предметном разговоре. – На мой взгляд, ее следует отмести полностью.