Вино из Атлантиды. Фантазии, кошмары и миражи - Кларк Эштон Смит

и поживее. Мне некогда тратить время на ерунду.

Задержав дыхание, Ровертон пролез в люк и спустился по стальному трапу, укрепленному на наружной обшивке летательного аппарата. Другие двое выбрались вслед за ним. Они почти ничего не видели, – судя по всему, в этом новом для них мире была ночь. Сперва им показалось, что они висят над бездонной пропастью, но, спустившись, они почувствовали под ногами твердую почву. Воздух вызывал неприятное жжение в носу, но, видимо, все же годился для дыхания. Они двинулись вперед, стараясь держаться поближе друг к другу и осторожно ступая по гладкой ровной поверхности. Еще глаза не привыкли к сумраку, когда темная масса космического корабля пришла в движение и с оглушительным ревом умчалась в небеса.

II

– Бросили нас! – промолвил Ровертон с коротким смешком. – Ну что же, одно можно сказать наверняка: мы первые мятежники в истории, которых высадили в созвездии Андромеды. Значит, используем шанс на всю катушку. Здешний воздух нас пока не убил; очевидно, в нем содержатся водород и кислород приблизительно в той же пропорции, что и в земной атмосфере. А при таком составе воздуха есть немалая вероятность обнаружить растительную, а то и животную жизнь, которая может стать источником питательных веществ.

Трое товарищей по несчастью напрягали зрение, вглядываясь в сине-зеленую тьму. Никто из них не страдал недостатком воображения, и все трепетали от столкновения с чуждым человеку миром. На их нервы обрушились мириады предчувствий непознанных вещей и явлений, каких прежде не мог себе представить никто из людей. Местность вокруг была неописуемо пустынна, но в этой пустыне, казалось, таились многообразные и неисчислимые формы внеземной жизни. Однако ничего определенного нельзя было различить, кроме смутно виднеющихся неподвижных груд, похожих на большие валуны. В воздухе как будто похолодало, и едкие запахи стали заметнее. Небо вверху затуманили испарения; лишь несколько звезд тускло мерцали в вышине. Они то меркли, то вновь проступали яснее, как будто их заслоняли плывущие по воздуху клубы тумана. Куда ни кинешь взгляд, всюду ощущалось беспредельное, неизмеримое пространство, и мятежников одолело пугающее головокружение, словно их затягивает в бездну.

Ровертон зашагал вперед, к ближайшему валуну, прислушиваясь к силе тяготения неведомой планеты. Полной уверенности не было, но ему показалось, что двигаться немного труднее, чем на нашей Земле.

– По-моему, эта планета несколько больше или тяжелее, чем наша, – объявил он.

Остальные двое, следуя за ним, тоже это почувствовали. Они растерянно остановились, не зная, что делать дальше.

– Солнце взойдет же когда-нибудь, – заметил Деминг. – Дельта Андромеды – немаленькое светило и тепла дает примерно как наше солнце. Несомненно, и светить будет не хуже. А пока есть смысл сесть и подождать, если эта штуковина и правда валун.

Деминг присел на темную кочку. Она была округлой формы, футов восьми в диаметре и трех в высоту. Двое других тоже уселись. Валун был покрыт чем-то вроде густого мха, очень упругого и удобного.

– Роскошь! – воскликнул Ровертон. – Подремать бы…

Впрочем, ни он, ни его спутники не смогли бы заснуть. Все они, внезапно брошенные в гущу чуждых атмосферных и геологических сил, магнетических эманаций почвы, не ведающей поступи человека, терзались ужасной тревогой из-за необычности своего положения. По поводу упомянутой почвы они пока не могли сделать никаких заключений, кроме того что на ощупь она влажная и, по-видимому, лишена растительности.

Мятежники ждали. Тьма сочилась холодной вязкой вечностью. У троих покинутых были с собою часы, но за время, проведенное взаперти и со связанными руками, часы остановились. Теперь каждый завел свои часы и время от времени чиркал спичками, чтобы взглянуть на циферблат, хотя все понимали бессмысленность такого занятия, ведь неизвестно, как соотносятся здешние сутки с двадцатичетырехчасовыми земными.

Часы тянулись невыносимо медленно. Иногда все трое принимались торопливо, как в лихорадке, разговаривать, силясь одолеть тревогу, которая не оставляла их ни на мгновение. Эти сильные, зрелые мужчины ощущали себя детьми в темноте, где вокруг теснятся толпы чудовищ. Когда же разговор стихал, невыразимая словами чуждость и пугающий мрак словно подступали еще ближе. Злополучные бунтовщики не решались умолкать надолго. Безмолвные туманные небеса и плотно укрытая испарениями местность давили неосязаемой угрозой. Раз вдали послышался резкий скрип, точно кто-то крутит рукоятку заржавленного механизма. Вскоре звук прекратился и не повторялся больше, зато изредка доносилось пронзительное стрекотание, словно бы от насекомых. Стрекот был такой пронзительный, что зубы сводило.

Вдруг все разом заметили, что мрак понемногу рассеивается. На почву легли бледные отсветы, и валуны вокруг обозначились четче. Свет был очень странный, – казалось, он исходит из самой почвы и поднимается вверх волнами, как марево от жары. Он напоминал сияющее гало, что окружает луну в облачную погоду; набрав силу, свет уже и по яркости не уступал земной луне. Почва при таком освещении выглядела зеленовато-серой, а по консистенции напоминала подсыхающую глину. Верхушки валунов еще терялись в тенях, но бока были хорошо видны. Покрывающий их мох оказался лиловым, косматым и жестким.

Бунтовщики терялись в догадках, не в силах определить природу странного света.

– Какое-то излучение? – предположил Ровертон. – Люминесценция? Возможно, какие-то фосфоресцирующие микроорганизмы, разновидность светляков?

Он наклонился рассмотреть поближе колышущееся волнами сияние и вскрикнул. Свет состоял из крошечных точек, парящих не выше фута от земли. Все новые и новые во множестве поднимались над почвой.

– Простейшие неизвестного вида, – решил Ровертон. – Очевидно, эти организмы обладают высокой светимостью, при их свете чуть ли не читать можно.

Он вынул часы и убедился, что в состоянии разобрать цифры.

Через некоторое время странное свечение начало меркнуть, словно впитываясь в почву. Вновь наступила тьма, на этот раз ненадолго. Вскоре вокруг проступили очертания пейзажа. Освещение было теперь обычным – туманные предрассветные сумерки. Глазам предстала почти совершенно плоская, лишь чуть всхолмленная равнина с разбросанными по ней валунами, а вдали все терялось в клубящейся дымке испарений. Свинцового цвета медлительный ручей протекал футах в двухстах от того места, где сидели Ровертон со спутниками, и тоже исчезал в тумане.

Испарения, поначалу бесцветные, мало-помалу расцветились насыщенными оттенками – розовый, шафранно-желтый, лиловый, – словно за ними разгоралась заря. В центре этой радужной картины посветлело; вероятно, дельта Андромеды поднялась над горизонтом. Воздух заметно потеплел.

При виде ручья трое товарищей по несчастью разом ощутили нестерпимую жажду. Вода могла оказаться непригодной для питья, но они решили рискнуть.

Жидкость в ручье была удивительно густая и непрозрачная, молочно-белая. Вкус у нее был несколько затхлый, но по крайней мере она утоляла жажду, и никаких отрицательных последствий путешественники пока не заметили.

– Теперь бы позавтракать, если получится, – сказал Ровертон. – Нам не хватает всего-то