Неизвестный СССР. Противостояние народа и власти 1953-1985 гг. - Владимир Козлов

Власти явно опасались «соединения» стихийных массовых волнений с деятельностью антисоветских групп и организаций, способных придать этим волнениям политическую направленность, превратить асоциальные волнения городских жителей в антисоветские восстания. В свое время удар по инакомыслию, вдохновленному «венгерским синдромом» и растущей «внеструктурной» политической активностью отдельных групп населения после разоблачений XX съезда КПСС, сопровождался существенными уступками рабочим для снижения их потенциальной конфликтности. Недаром в конце 1956 г. пленум ЦК КПСС принял решение о снижении норм выработки — фактически об увеличении зарплаты.[499] Политическая опасность «соединения» рабочего недовольства с интеллигентским инакомыслием была в значительной степени ликвидирована. А жестокий удар по «бытовым антисоветчикам», среди которых оказалось много заурядных пьяниц и болтунов из рабочей и мещанской среды, позволил властям благополучно выйти из первого после смерти Сталина кризиса взаимоотношений с народом.

В начале 1960-х гг. то, что раньше было лишь миражем и фантомом, начало приобретать более отчетливые очертания реальной угрозы. Руководство СССР своими собственными размашистыми действиями спровоцировало конфликт и создало опасность «соединения» народного недовольства с идеологией политического протеста. В короткое время, практически одновременно, были проведены денежная реформа 1961 г., повышение цен на основные продукты питания и пересмотр норм выработки в сторону их увеличения. Все это вызвало массовое недовольство, которое сочеталось с обострением проблем социальной справедливости, массовой эгалитаристской критикой новых «советских бар» и «дачного капитализма». В итоге, как отмечалось в информации КГБ в ЦК КПСС от 25 июля 1962 r., «после длительного перерыва вновь начали рассылаться анонимные документы с восхвалением участников антипартийной группы. Значительно больше стало поступать писем, содержащих террористические намерения в отношении руководителей коммунистической партии и правительства».[500]

Общее количество так называемых враждебных проявлений в первом полугодии 1962 г. в 2–3 раза превысило уровень 1961 г.[501] Среди авторов антисоветских документов (писем и листовок) около трети составляли рабочие, почти половина была моложе 30 лет, 40 процентов имели среднее и высшее образование. В 1960–1962 гг. на территории Советского Союза было распространено более 34 600 антисоветских анонимных документов, в том числе 23 213 листовок.[502] В начале 1960-х гг. заметно активизировалось создание подпольных антисоветских групп. В первом полугодии 1962 г. органы госбезопасности «вскрыли» 60 таких групп, а за весь 1961 г. — только 47.[503]

В известном смысле на рубеже 1950–1960-х гг. власть попала в заколдованный круг. Экономические проблемы невозможно было разрешить, не вызывая возмущения граждан, не создавая предпосылок для роста оппозиционных настроений, не провоцируя невыгодных для власти сравнений между декларируемыми целями (строительство коммунизма и т. п.) и унылой действительностью. Дисбаланс зарплаты и цен на потребительские товары (и особенно — продукты питания), отчасти вызванный уступками рабочим во второй половине 1950-х гг., обострял традиционную советскую проблему дефицита. При низких ценах на сельскохозяйственные продукты и при относительном росте заработной платы дефицит становился катастрофическим и вызывал ропот недовольства.

За полгода до повышения цен, в ночь с 30 на 31 декабря 1962 г. в Чите были обнаружены листовки, иллюстрирующие растущее возмущение: «Внутренняя политика Хрущева — гнилье!»; «Долой диктатуру Хрущева!»; «Болтун Хрущев, где твое изобилие?».[504] Ожидания народа явно дисгармонировали с требованиями экономики. В надписях на избирательных бюллетенях, опущенных в урны для голосования в день выборов в Верховный Совет СССР 10 марта 1962 г., часто звучали мотивы выравнивания или повышения зарплаты и снижения цен на продукты, обувь, одежду: «Почему многие продукты, а главное сахар, конфеты и ширпотреб — не довоенные на них цены?»; «Хороший ты мужик. Да хорошо бы денежек нам прибавил». При этом народное сознание апеллировало к «положительному опыту» предшественника: «Тов. Хрущев! За время вашего вступления на пост вы еще не сделали ни одного снижения цен. Время снижать и улучшать материальное положение трудящихся»; «Исключая культ личности Сталина, мы совместно с вами должны подойти к новому снижению цен».[505]

Вскоре после этих выборов, летом 1962 г., народная репутация «хорошего мужика» оказалась под угрозой. Он попал в своеобразный политический цейтнот: сохранение статус-кво в ценовой политике грозило ростом недовольства из-за нехватки продуктов. А экономически оправданная мера — повышение закупочных и розничных цен — означала разрыв с популистской политикой систематического снижения цен, принесшей Сталину немалые политические дивиденды в больших городах. Немногие понимали искусственный, внеэкономический характер подобной политики, люди ждали «новых проявлений заботы партии и правительства» о народе. Когда «забота» обернулась для населения обманутыми надеждами, последовала закономерная вспышка возмущения.

Важным симптомом кризиса личной репутации Хрущева в начале 1960-х гг. стали время от времени раскрывавшиеся органами госбезопасности «заговоры» с целью его физического уничтожения. Ничего серьезного для практического осуществления своих намерений потенциальные «террористы» не делали. Но показательным было само по себе появление террористической темы среди стандартного набора «антисоветских проявлений». Среди арестованных КГБ террористов были, например, два молодых человека из Тбилиси — Шота Меквабишвили и Альберт Меладзе. По данным КГБ, они собирались в конце 1960 г. совершить покушение на Хрущева во время его предполагаемого приезда в Грузию. Похоже, молодые люди считали, что террористический акт повлек бы «за собой изменение внешней и внутренней политики Советского государства». «Заговорщики» долго обсуждали возможный сценарий покушения, где достать оружие, как изготовить бомбу и т. д. К счастью для них и для Хрущева, практически ничего сделано не было.[506]

Еще один «террорист» был арестован КГБ в Душанбе (Таджикская ССР). 1 октября 1962 г. во время визита Хрущева в Таджикистан Станислав Воробьев (осужден впоследствии на 12 лет лишения свободы) взял огромный булыжник, засунул его в букет цветов и приготовился швырнуть его в проезжавший по улицам кортеж. За полчаса до торжественной встречи Воробьева задержали. Станислав решился на покушение спонтанно, в момент душевного кризиса. На суде рассказал, что «газет он не читал, политзанятий не посещал, что его личная жизнь сложилась очень неудачно, вследствие этого он много пил, коллектив им не интересовался и все это привело его к тем действиям, за которые он был арестован».[507] В известном смысле Воробьев был типичным участником массовых беспорядков и волнений начала 1960-х гг. Просто он был не востребован конфликтной ситуацией где-нибудь на рынке или на городской площади, а «сорвался с тормозов» в момент визита Хрущева. То, что он сказал на суде, было расхожей темой множества антисоветских документов, высказываний и бытовых разговоров начала 1960-х гг., прямо или косвенно присутствовало в настроениях инициаторов массовых беспорядков: «Я хотел убить Хрущева за неправильную его политику. Взяв Германию, разве можно с ней дружить. Германия убила моего отца, а теперь, какой она мне друг? Я не согласен, что мы дружим с Польшей, Чехословакией. Мы посылали туда оборудование, хлеб, а оттуда что к нам идет? Из Китая идет товар по одним ценам, а покупаем мы втрое дороже. Чтобы купить костюм, надо работать целый месяц».[508]

Задуманное Хрущевым повышение цен, при всей его болезненности, могло бы и не сопровождаться острыми формами социального протеста. Запас идеологической и политической прочности системы был в то время достаточно велик. Но руководство страны допустило грубейший политический просчет: повышению цен сопутствовал пересмотр (в сторону ужесточения) норм выработки и расценок на целом ряде предприятий. Новочеркасская трагедия (массовые беспорядки и массовые жертвы в результате бездарных попыток властей силой подавить недовольство) была лишь видимой частью айсберга, невидимая его часть — глухой ропот и разнообразные «антисоветские проявления» по всей стране.

После официального сообщения о повышении цен на мясо, мясные продукты и масло КГБ при Совете Министров СССР ежедневно информировал ЦК КПСС о настроениях народа. Докладные записки за 1–4 июня 1962 г., хранящиеся в Архиве Президента РФ, были опубликованы в 1993 г. Из этих документов следует, что листовки с протестами появились даже в Москве: «Сегодня повышение цен, а что нас ждет завтра» (улица Горького, ныне Тверская, главная улица Москвы). На Сиреневом бульваре листовка призывала рабочих «бороться за свои права и снижение цен». На подмосковной железнодорожной станции «Победа» (Киевская железная дорога) была «учинена надпись с клеветническими измышлениями в адрес Советского правительства и требованием снизить цены на продукты». Уже в первый день пришли сообщения о различных проявлениях недовольства в Донецке, Днепропетровске, Павловском Посаде, Загорске, Ленинграде, Выборге, Тбилиси, Новосибирске, Грозном. Имели место попытки открытых протестов: рабочий Карпов из Выборга прикрепил себе на грудь надпись «Долой новые цены» и попытался пройти с ней по городу.