Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов

Этот тракт, обсаженный березами екатерининских времен, широкой прямой

полосой вытекал из города. За березами начинались поля неубранной конопли.

Колонны красноармейцев выходили на булыжную мостовую. Грызлов пропускал мимо себя утомленных, с отвердевшими от решимости лицами бойцов; их решимость усиливала его веру в успех.

По грохоту артиллерийского обстрела он понял — у Охотничьей началось столкновение главных сил и можно незаметно подойти к городу. Но не успели головные колонны скрыться за березами, как с конопляных полей по ним ударили вражеские пулеметы. Все сразу смешалось и перепуталось.

Грызлов с группой бойцов бросился вперед, чтобы ликвидировать зародившуюся панику. Он бежал, вздрагивая от страха и чувствуя, что преодолевает его, надеясь штыковой атакой опрокинуть противника. Оглянулся на бегу, поискал глазами Саблина, не нашел и позабыл о нем.

У Давида Саблина была одна, тщательно скрываемая им слабость: он боялся крови. При виде крови его начинало тошнить, душили спазмы, изнурительная слабость прохватывала все тело. Это можно было бы назвать болезнью психики, как паранойю. Стыдясь своей слабости, Саблин впадал в бессильную злобу, постепенно злоба обратилась в привычку, привычка стала причиной жестокости.

Саблин находился в арьергарде, когда начался артиллерийский обстрел. На тракте разорвался случайный снаряд, взрывной волной Саблина отбросило в канаву. Рядом упал красноармеец, осколок разворотил ему грудь,- кровь забрызгала комиссара. Саблин лязгнул зубами, забился в судорогах. Потом пополз из канавы на конопляное поле, лег ничком между высокими стеблями. Волна боя укатилась на город, а Саблин все еще не мог прийти в себя. Он присел на корточки, тоскливо завертел головой, стараясь определить последствия своего припадка. Он обвиняет людей в трусости, подозревает по любому поводу в дезертирстве, а поверят ли сейчас ему самому? Сочтут ли уважительной странную его болезнь, не обвинят ли в том, что он — де" зертир и трус? Холодок страха прокатился по сердцу. Саблин представил злорадствующего Грызлова, разгневанного Гая. Почему-то особенно подозрительной почудилась вежливая улыбка Тухачевского: кого-кого, а командарма на козе не объедешь. Саблин возненавидел его с первой минуты встречи. За дворянское происхождение, за военные знания. Щенок, червонный валет, паркетный шаркун в двадцать пять лет командует армией, а он в сорок — всего лишь комиссар полка. Если бы только его власть, он показал бы этому выскочке! Но все пока наоборот, и надо осторожничать, и надо хитрить, заискивать перед человеком, которого ненавидишь. А что делать сейчас, что делать?..

Земля задрожала под Саблиным, он услышал тяжелый кон-

ский топот. В сторону города, занимая всю ширь тракта, катилась лава кавалерийского эскадрона. Впереди, приподнявшись на стременах, подавшись грудью вперед, скакали Тухачевский и Гаи с решительными, напряженными лидами. Саблин успел заметить суконный шлем командарма, кожаную фуражку Гая. Эскадрон промчался, опахнув.Саблина ветром движения, брызги грязи опали, следы налились водой. «Наши штурмуют город. Скоро начнут праздновать победу. А я? Что же делать? А вот что я сделаю!» Саблин вскинул левую руку, обернул ее гимнастеркой убитого бойца и выстрелил из нагана. Опять подступила тошнота; преодолев ее, он перевязал рану.

Кавалерийский эскадрон, обгоняя пехоту, ворвался в город. Противник отступал поспешно и беспорядочно, главные его силы уже переправились на левый берег.

23 1

— Противник окопался за Волгой, на помощь к нему идут батальоны Каппеля, а полковник Каппель человек военного таланта, опыта и сильной воли. Его напористой смелости мы противопоставим наше мужество. Ночью вы захватите мост, переправитесь на левый берег, закрепитесь там до подхода всей дивизии,— говорил командарм Грызлову.

— Лупи, кунак, офицеров, пока не очухались,— напутствовал Грызлова и начдив. — Мы вышибли их из Симбирска, Пятая армия —из Казани, теперь надо доконать за Волгой.

В ночном небе багрово косматились гривы пожаров: город на высоком обрыве, железнодорожный мост, окрестные рощи пестрели в зловещих отсветах пламени. Но вот загорелась и сама Волга, смоляные ее волны раскалялись как бы изнутри, во все стороны разбегались лиловые змейки, ускользая в глубину, вылетая на отмели, даже речная пена вспыхивала кистями огня. Это занялись чудовищными кострами нефтеналивные баржи, подожженные белыми; они пылали мощно, яростно, высвечивая подступы к мосту, к железнодорожной насыпи.

Грызлов отшвырнул папиросу, вынул из кобуры наган, сказал решительно:

— Жмись не жмись, а надо на мост.

Он пополз вверх по насыпи, проскочил по шпалам на первую ферму, за ним осторожно, не глядя на горящую реку, начали карабкаться красноармейцы.

Железо слабо'звенело, пахло ржавчиной, пролеты уводили в ночь, словно в непроглядный туннель; Грызлову было неприятно от высоты, от собственной беспомощности. «Заметят белые, поймают лучом прожектора, сорвешься в Волгу, булькнешь камнем— и как не жил на свете». Он прислонился к железной опоре, притих и ползший за ним красноармеец, приостановились остальные. Все знали, какое рискованное поручение исполняли: надо прокрасться на левый берег, захватить предмостье с

орудиями и пулеметами, отвоевать плацдарм для броска дивизии через реку.

Грызлов услышал далекий свисток паровоза, рельсы задрожали мелко и часто, в железе родился комариной тонкости звон, оно вибрировало, отзываясь тяжкими вздохами.

Бронепоезд мчался, ослепляя прожекторами ночь, небо, Волгу. Бойцы еще плотнее распластались на закраинах мостовой фермы.

— Спокойно, ребята,— шепотом заговорил Грызлов. — Прыгайте на платформы по одному, стреляйте только наверняка.— 1 Он приказывал каким-то уговаривающим голосом, словно красноармейцы нуждались в его уговорах.

С грохотом, обдавая их горячими валами пара, пронесся бронепоезд, с левого берега ударил прожектор, вырывая из ночи кусок горящей реки, переплеты мостовых ферм. Меновой луч заплясал по рельсам, по шпалам, высвечивая красноармейцев, жарко заговорили пулеметы, зацвинькали пули.

Около Грызлова кто-то охнул и, сорвавшись со шпал, полетел в пропасть; раздался приглушенный всплеск. Грызлов напрягся всем телом, ожидая возвращения бронепоезда.

Бронированные платформы пятились медленно, как бы нехотя, башни уже неторопливо выплескивали огонь и гром. Бойцы бесшумно прыгали на подножки, цеплялись за поручни, переваливались через борта платформ. Грызлов едва успел ухватиться за поручень, повис на нем, теряя под ногами опору, но приподнялся, занес свое тело над бортом. Он оказался на платформе, лицом к лицу с артиллеристом и номерным.

Те, не ожидая появления человека, отшатнулись, артиллерист даже закрыл руками лицо: Грызлов выстрелил, артиллерист опрокинулся навзничь, номерной поднял руки. Грызлов разоружил- номерного, сказал, не понимая для чего:

— Вот как, братец! Только что был белым, а теперь стал красным ваш бронепоезд. Как называется?

— «Георгий Победоносец»,— пробормотал номерной.

— Мы назовем «Звездой Победы».