Ферма звезд на краю земли - Даша Семенкова

чтобы принимать там гостей

Нет. Случись так, что я стану здесь хозяйкой всему вопреки, никаких гостей не будет. Не придется тратиться на новую мебель, нам тех двух стульев хватит. В лучшем случае поставим еще один, для Йенса.

Да и вообще глупо. Дом устроен так, как нужно его хозяину. Все вокруг намекает: тебе здесь места нет. Нигде, кроме постели. Ведомая этой мыслью, я побрела в спальню. Фонарь оставила на столе — направление и так помнила, а споткнуться в этих полупустых хоромах все равно было не обо что.

Подождала, чтобы глаза привыкли к темноте, и увидела аккуратно заправленную кровать. Нырнула под покрывало, обняла подушку — сейчас она не пахла высушенным на холоде бельем, как обычно. Тео не стал перестилать постель, и она хранила едва различимый запах — его, мой…

Для меня едва заметный, он-то наверняка с порога чуял. Выходит, оставлял нарочно, в те дни, когда я не приду.

От этой догадки сжалось в груди. Судорожно вздохнув, я зарылась в подушку лицом. Что же это, Тео? Неужели ты по мне тоскуешь?

Спрашивать бесполезно — не признается. Не желает, чтобы я ради него похоронила себя в этой глуши, окруженная всеобщей ненавистью, которую подцеплю от него, будто заразу. Его-то хотя бы уважают, потому что боятся. Мне и того не перепадет. Но все же…

Он позволил себе эту близость и эти чувства, заранее понимая, что они обречены. Каждый день ожидая, что я больше не вернусь. Отдавая все, что в его силах. Если я его лишусь — останутся друзья, интересное дело, карьера, мир, который ждет, когда я его исследую. Если меня лишится Тео, у него ничего не останется, кроме разбитого сердца. Пусть сколько угодно болтают, что он монстр, и что сердца у него и вовсе нет. Что зачерствел после всего, что было. Холод лишь мучительнее для того, кто успел немного отогреться. Оттаять…

В тот момент я совершенно отчетливо поняла: брошу его сейчас — никогда себе не прощу. И поверила, что не брошу, сумею как-нибудь справиться. Эта вера успокаивала. В конце концов я пригрелась под одеялом и уснула без задних ног. В чужом холодном доме, где прячутся чудовища.

50

Я проснулась резко, будто вышвырнуло в реальность. От совершенно ясного ощущения чьего-то присутствия, что я здесь больше не одна. Открыв глаза, прислушалась: все так же тихо и темно, но ощущение не отпускало.

Стараясь не шуметь, поднялась с кровати и на цыпочках прокралась к гостиной, откуда виднелся мягкий приглушенный свет, явно не от оставленного мною фонаря. Осторожно заглянула внутрь. Тео сидел вполоборота в том кресле, в котором до него сидела я. Зря пыталась быть незаметной — он не смотрел в мою сторону, но точно знал, что я тут. Наверняка еще до того, как вошел в дом, заметил.

Он молчал и оставался неподвижным, а я застыла в дверях в нерешительности. Надо было что-то сказать, да много чего, на самом деле. О причине, из-за которой явилась без приглашения. О том, что люблю его и боюсь потерять. В конце концов, извиниться, что в его доме хозяйничаю. Но слова застревали в горле. Я просто стояла и смотрела, пока он не заговорил первым.

— Перестань, ты меня мучаешь, — произнес вполголоса, так и не обернувшись. — Пришла — так проходи. Или ложись спать, если устала. Чего ты хочешь?

Эмоции. Ну конечно, он ведь их слышит. Как я грущу. Как его жалею. Как испытываю такую безысходность, что хоть плачь. Должно быть, ему все это неприятно.

— Извини, я не в силах управлять чувствами, — пробурчала, располагаясь в соседнем кресле. — Внешне если только, но ты все равно увидишь, так что…

— Я сам виноват, не надо было тогда менять ритуал. Чтобы перевести твои эмоции на эликсир, второй иглы не нужно. Но мне очень хотелось получше их рассмотреть, — признался он неожиданно. — Эффект временный, но с тобой держится необычно долго, сам удивлен. Сердишься?

Я мотнула головой. Что уж теперь. Пусть смотрит, раз нравится, это должно быть лестно, что сумела настолько его заинтересовать.

— Наверное, это из-за того, что я их и не скрываю, — предположила в ответ. — Или потому, что почти все они связаны с тобой.

— Знаю. И все-таки ты сердишься.

— По другой причине.

Которую в общем-то не собиралась озвучивать, и вообще выяснять отношения. Довольно. К чему портить то немногое, что между нами есть. Вдруг скоро и того не останется. Но Тео молча ждал ответа. Пришлось объясниться.

— Я ведь самый обычный человек, даже не самый умный, чего уж. Ауры видеть не умею, магические ритуалы не провожу, — сказала неохотно. — Иногда кажется, что я тебя себе придумала… А ты — смотришь… Я что-то как-то теряюсь совсем. Ну… В общем вот.

— Стася… — его губы чуть изогнулись в улыбке, лишь на миг промелькнувшей, но одуряюще нежной. — Знаешь, это было очень здорово, обнаружить тебя спящей в моем доме. Но что-то все-таки тебя встревожило, да? Напугало?

Я не стала говорить, что тут все пугающее, ни намека на уют. В конце концов, это только мое мнение, из тех, которые следует держать при себе. Призналась, что осмотрелась тут немного, ничего не трогала, но услышала, как кто-то ходит за запертой дверью.

— Ты держишь какое-то животное? Питомца, только не собаку, а нечто экзотическое? Прости, если любопытство неуместно, не удержалась.

— Питомца? Вряд ли можно его так назвать. И показывать его не буду, уж прости, зрелище не из приятных. Это человек, правда, почти утративший человеческий облик.

Вместо милой зверушки у него жил бывший коллега. Охотник, заплутавший в зоне магического искажения, той самой зыби, которую Тео изучал. Бедолагу считали погибшим, даже похороны устроили — пустой гроб, как тут в таких случаях принято. А он каким-то чудом выжил и умудрился встретить единственного в городе, кто издали сумел его от твари отличить.

— У него, должно быть, прозвище Счастливчик, — прокомментировала я.

От одной мысли, что кто-то бродил один во тьме и лютой стуже, среди неведомых чудовищ, час за часом, день за днем, становилось дурно.

— Если только очень зло пошутить, — хмыкнул Тео. — Я его выходил как умел, не без помощи целителя, конечно. Вылечили обморожение, конечности удалось спасти, даже почти все пальцы остались… на правой руке. Внешне скривило сильно, но внутренние органы хорошо восстановили, боли я ему глушу. Но вот рассудок повредился необратимо. Сейчас он в самом деле как… питомец.

— Но почему он у тебя живет?

— А