Дневник самоходчика: Боевой путь механика-водителя ИСУ-152 - Электрон Приклонский

А мотор все равно не хочет заводиться! Черт возьми, до чего стыдно околачиваться возле машины! И надо же было ей так застрять на самом виду, в двухстах метрах от дороги. И никак нельзя избавиться от этой развалины. Разве что снимут с нее приказом по 15-му... Но надежды на это почти никакой, так как вряд ли во всем резерве сыщется еще хоть один такой дурень, как я...

А войска 1-го Украинского фронта уже перешли старую границу в Ровенской области.

7 января

Чтобы не разморозить двигатель, слили воду и масло в двухсотлитровые бочки и держим их рядом с круглосуточным костром. Утром и днем было морозно, но к вечеру снова потеплело. Январь, да и вообще нынешняя зима пока мягкие. Помнится, на ужин под Новый год шли в столовую под проливным дождем, меся сапогами жидкую снежную кашу.

Николай мечется в хлопотах. Ребят я отпустил на «промыслы»: надо срочно обменять «лишнее» обмундирование на провизию. Нам еще трое суток перебиваться самим. Увы, десятисуточный паек при работе на холоде «растаял» значительно быстрее, чем ему следовало. Да мы и не собирались долго «загорать» под Москвой.

Вот и наш, 2-й Украинский, прорвал немецкую оборону на участке шириною в сто и в глубину на сорок километров. Сводки Совинформбюро регулярно слушаем дважды в сутки, включая свою рацию.   

8 января

Николай привез другие аккумуляторы, старенькие, с потрескавшейся до дыр мастикой наверху, но зато они оказались хорошо подзаряженными. Дважды прогретый горячей водой, двигатель завелся, и я радостно гоню машину обратно, в учебный полк. Говорят, ее приказано принять у меня штатному водителю. Завтра сдаю. Ура!

Город Кировоград на Правобережье – наш!

9 января

Воскресенье это подошло к концу в тягостном ожидании, а вопрос о передаче машины все еще висит в воздухе. И, словно в насмешку над благими порывами некоторых военных, наступление наших фронтов на Правобережной Украине продолжает развиваться.

10 января

«Ура!» Чему обрадовался сдуру? Весь экипаж наш оставлен при машине, и самоходка снова отправилась на свою опушку (в лес по дрова, по выражению Николая). По тому, как подобрался и оживился наш командир, чувствую, что ему что-то уже известно и его деланая воркотня – просто маскировка. А может быть, нам все-таки повезло...

Днем прямо на поле нам доставили боеприпасы: несколько десятков осколочно-фугасных и бронебойных снарядов, гранаты и запалы к ним, коробки с патронами для автоматов и пистолетов.

Во время укладки снарядов черный тупоносый трехпудовый «поросенок», наспех очищенный нами от заводской смазки, выскользнул из рук нерасторопного Вдовина. Наводчик вместе с заряжающим Ореховым принимал от меня снаряды через удобный для загрузки квадратный люк. Снаряд тяжело ударился донной частью о торсионный вал, и тотчас с легким шипением вспыхнуло в башне яркое зеленое пламя. Мимо меня молнией промелькнули Вася и Ефим Егорович с перепуганными лицами, спрыгнули в снег и молча метнулись за ближнюю сосну. Потрясенный не меньше их, птицей слетаю с брони, и, увлекая за собой ничего еще не подозревающих командира и Жору (они возились со снарядными ящиками), тоже бегу к   опушке. А открытые люки зловеще светятся зеленым. С замирающим сердцем ожидаем, укрывшись за толстыми соснами, неминуемого взрыва и бесславной гибели машины со всеми вытекающими из этого последствиями. Но... Изумрудный свет как-то быстро померк, из люков повалил совсем нестрашный белый дым.

Командир машины, несомненно самый сведущий из нас в пушкарских делах, первый спохватился, что время взрыва, даже замедленного, уже вышло, и направился, хотя и с некоторой опаской, к самоходке. Мы тоже один за одним потянулись следом. Пока мы не спеша приближались, он уже залез на надмоторную броню и заглянул внутрь башни, потом позвал нас рукой. Все нагнулись над люками: виновник нашего панического бегства мирно лежал под люлькой, слегка курясь белесоватым дымком. «Пострадавший» снаряд со всеми предосторожностями уложили на лоток и внимательно осмотрели. Всего-навсего сгорел безобидный трассер, так как при ударе смялся его корпус, выступающий наружу из донной части снаряда. А инерционный донный взрыватель конечно же никак не мог сработать от случайного падения с метровой высоты, ну а если бы сработал, то никто из нас даже испугаться не успел бы. Как все просто! И каждый из нас, оказывается, отлично знал об этом, да вот поди ж ты!

Младший лейтенант Баландин призвал всех членов экипажа сделать из этого ЧП соответствующие выводы. Нечего и говорить о том, что все остальные снаряды были тщательнейшим образом протерты концами и уложены в гнезда боеукладки с такой бережливостью и нежностью, с какою, наверное, еще не укладывала в колыбель свое единственное, ненаглядное дитя даже самая любящая мать.

Управясь с неотложными делами на машине и закутав ее на ночь в брезент, вспомнили наконец о том, что давно пора бы подкрепиться. Но чем?.. Сначала решили проверить все наличные съестные припасы, зная, что они иссякли. Для этого расстелили на снегу малый брезент, почти что чистый, и аккуратно повытрясали над ним все пять вещмешков и пустые бумажные пакеты из-под сухого пайка. Образовалась жалкая кучка из остатков разных круп, концентратных брикетов, мелких сухарных обломков и еще неведомо чего. Словом, предстояло ложиться спать натощак. Мы приуныли, прислушиваясь к настойчивым позывным своих пустых животов. Однако   в эту безрадостную для экипажа минуту нашелся Ефим Егорович, неожиданно ободривший нас:

– Сварим-ка кулеш, товарищи дорогие, – любо-мило! Жора, набери в лесу снежку почище. Вот тебе ведро для воды. Ты, Вася, ломай ящики на дрова, а я покамест переберу эту тряхому... – виноват! – эту крупу.

Через несколько минут уже весело пылал костер, над которым замковый начал растапливать в ведерке снег, одновременно выслушивая наставления Ефима Егоровича по части приготовления кулеша:

– Значит, так. Нитки и бумажки я повыбирал, но за махорку не ручаюсь. Когда будете засыпать в котел, хорошенько свети переноской, чтоб иголка какая, упаси бог, не попала. Гайка-то или болтик без всякого вреда проскочат. Не пересоли смотри. Дай развариться хорошенько на малом огне, потому как в куче и перловки малость есть. А я покуда за хлебом сгоняю...

– За каким еще хлебом? – недоверчиво спросил наводчик, подходя к костру с охапкой сухих сосновых сучьев.

– За насущным. Так моя старуха мать хлеб колхозный величает, когда боженьке молится.

– А куда?

– Не кудыкал бы ты, Василий, на дорогу. Есть одно место.

– Так у нас же, – заметил командир, – давным-давно финансы поют романсы.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});