Изгнанница. Клятва рыцаря - Рикарда Джордан

Господин Чарльз пожал плечами.

– Госпожа, я об этом ничего не знаю! – чистосердечно признался он. – Но король призывает своих рыцарей к оружию, а мне уже не терпится стать владельцем земли. Мне на самом деле все равно, будем ли мы защищать землю, или захватывать, или возвращать предыдущему владельцу. Я с честью буду сражаться. А дела короля…

Он не стал договаривать. Возможно, его, несомненно, более понятливый отец уже осудил его позицию.

Герлин с некоторой неприязнью посмотрела на господина Чарльза, однако лицо юного рыцаря просияло:

– Разумеется, я мог бы пополнить ряды войск короля Ричарда. Если вы полагаете… если его претензии на спорные территории оправданы… Стоит все это как следует обдумать!

Чарльз повернулся к своим спутникам, у которых явно не вызвала восторга возможность принять участие в военном походе, в отличие от юноши. Самые старшие из них наверняка были на хорошем счету в крепости у Шалона и воевали еще с отцом Чарльза. И им явно не очень-то хотелось идти на войну, однако, оставаясь верными своему господину, они, несомненно, при необходимости будут защищать жизнь его сына. Некоторые из них напомнили Герлин господина Адальберта, и она с теплотой, но и с болью в сердце подумала о старом рыцаре.

Но другие спутники Чарльза были такими же юными и горячими, как и их предводитель, и радовались возможности поучаствовать в сражениях. Впрочем, они представляли не кровь, смерть, непрекращающийся дождь, сырость и грязь, а обмен ударами в дружеской атмосфере, как на турнирах. Похоже, им также было безразлично, на чьей стороне сражаться, – ведь во время турнира не имело значения, к кому присоединиться. В последовавшем серьезном обсуждении, на чьей стороне сражаться – Ричарда или Филиппа, – речь шла не о правах монархов на спорные земли, а об их шансах на победу, а также о возможностях их сторонников получить земли.

Соломон и рыцари постарше обменивались понимающими взглядами, когда юноши с блеском в глазах рассуждали о предстоящих сражениях. Очень скоро они поймут, какой кровавой может быть война и какой бесповоротной является смерть.

На следующий день Соломон занялся лечением и пожилых, и юных рыцарей, а также их лошадей. Он дал микстуру от затяжного кашля одному опытному воину и от болей в колене – другому, растер сухожилие боевого коня камфорой и посоветовал промыть воспаленную роговую подушку другой лошади старым вином и держать ее какое-то время в сухости.

Аврааму также удалось в этот день пополнить денежный запас путников, что было для них крайне необходимо. Деньги, которые Соломон взял взаймы у брата, уже давно были потрачены, а Герлин заложила подаренный епископом крест, оставив все же браслеты Дитриха и медальон госпожи Алиеноры.

Авраам весьма удачно продавал неиссякаемые реликвии.

– Торговля идет прекрасно! – просиял юноша и продемонстрировал Герлин и Мириам полный кошелек. – Только за сегодняшнее утро я сбыл десять амулетов с отпечатками пальцев святого Элигия. Это покровитель кузнецов, если вы не знали. Защищает от преждевременной потери подков… – Это было очень кстати: грязь на дорогах могла засосать подковы с копыт лошадей. – А также семь ценнейших ногтей святого Христофора. В Париже дела пойдут еще лучше, ведь ногти – это товар для простых пеших солдат…

Мириам рассмеялась.

– И откуда у тебя такое количество этих реликвий? – осведомилась она. – Я имею в виду… Люди ведь могут сравнить амулеты. Когда-нибудь выяснится, что их у тебя было больше десяти!

Худощавое лицо Авраама имело такое выражение, словно он где-то вдалеке увидел чудо.

– Позвольте мне открыть вам тайну, госпожа, которую тщательно оберегают лишь немногие посвященные монахи. Где-то в Малой Азии, в одном гроте, который очень трудно отыскать как со стороны скал, так и с моря, стоит статуя святого Христофора, у которой ногти на ногах постоянно растут. В обязанности трех монахов входит забота о его ногах, которые… – Авраам говорил вполне серьезно, заговорщицким тоном.

– Правда? – недоверчиво спросила Герлин.

Авраам расплылся в улыбке и откинул волосы с лица.

– Скорее нет. Но разве мы посвящены в тайны монастырей в дальних уголках Малой Азии? Как бы то ни было, за каждый ноготь я получаю тридцать пфеннигов. Мои так быстро расти не могут.

Продажа реликвий спутникам господина Чарльза стала для Авраама только началом периода удачной торговли. Перед самым Парижем паломники очутились среди множества рыцарей и пеших солдат, которые собирались перед городом, чтобы затем во главе с королем Филиппом отправиться в поход против Ричарда Плантагенета.

Соломон целыми днями принимал больных и не успевал готовить лекарства. Герлин помогала ему делать компрессы с вином и мази с камфорой, заваривала чай от простуды и изготавливала травяные пластыри от волдырей.

Авраам между тем обрезал ногти на ногах, а также продавал землю из Ликии, по которой якобы ступал святой Христофор.

– Лучше уж землю, – наконец сухо заметил Соломон. – Иначе мне придется приготовить тебе средство от кровоточивости пальцев ног!

Глава 10

Несмотря на то что снова начались дожди и Дитмар даже начал чихать и кашлять – по мнению Соломона, это было не опасно, – в последние дни пути Герлин чувствовала себя лучше и в большей безопасности, чем за все предыдущее время. Похоже, угрозы со стороны Бертольда из Бингена больше не было, рыцарь был слишком занят, чтобы еще и следить за Герлин и Соломоном. Хотя нанятые Мартинусом рыцари пока не покинули паломников – они еще не получили все жалованье, – они все чаще отлучались и, похоже, приняли решение пополнить ряды войска короля Филиппа. Их не беспокоила моральная сторона вопроса, как и юного Чарльза, который теперь собирался присоединиться к воинам короля Ричарда. Герлин надеялась, что Чарльз и его люди будут сопровождать их в путешествии в Труа. Однако Аврааму нужно было устроить Мириам в Париже, а рыцари хотели поскорее отправиться дальше.

Господин Мартинус, напротив, планировал задержаться в Париже подольше – но Мириам его больше не интересовала. Он намеревался пустить в ход все свои связи, чтобы устроить господина Леопольда в одну из школ – либо в ту, что находилась недалеко от Малого моста, либо в ту, что располагалась возле горы святой Женевьевы. Если понадобятся деньги, за этим дело не станет: магистр занимался своим промыслом еще активней, чем Соломон лечением пациентов или Авраам производством «сертификатов подлинности» реликвий. Каждый рыцарь хотел знать, улыбнется ли ему счастье в предстоящих битвах, и гороскопы они оплачивали значительно щедрей, чем лечение всяких хворей.

– Раньше в Париже было много больших постоялых дворов, принадлежавших евреям, – рассказывал Соломон Герлин, которая беспокоилась по поводу кашля Дитмара. – Вряд ли владельцы покинули их после того, как короля обуяла жажды наживы. Если мы хорошо заплатим, то для нас найдется и отдельная комнатка. Сухая, теплая и чистая. Там малыш быстро поправится.

Герлин не терпелось поскорее попасть во французскую столицу.

Город Париж раскинулся на обоих берегах Сены, здесь пересекались важнейшие торговые пути. Он постоянно разрастался и уже выплеснулся за пределы новых городских стен, которые были возведены всего несколько лет назад по приказу короля Филиппа. В течение многих лет король продолжал строить и свою резиденцию, и сам город, столицу своей империи. Филипп проживал на острове Сите посреди реки. Хоть расположенному там дворцу и недоставало уюта, и был он тесноват, но располагался в самом центре столицы. Мелкая торговля, школы и культурная жизнь города сосредоточились на острове. Королю очень хотелось расширить свой дворец, однако из-за недостатка места это было невозможно. Поэтому Филипп принялся строить замок-крепость Лувр на правом берегу Сены, в той части города, которая становилась новым торговым и деловым центром. Большая круглая башня крепости служила также темницей, эта громада возвышалась над городом. В уже возведенных стенах крепости король собирал отряды, чтобы потом отправить их в Вермандуа или Валуа – земли, на которые претендовал Ричард.

Господин Бертольд и его рыцари наконец попрощались с «паломниками» господина Мартинуса, при этом рыцарь снова бросил испытующий взгляд на Герлин и Соломона.

– Я так и не вспомнил, откуда я знаю нашего чудаковатого цирюльника и его «жену», – язвительным тоном произнес он, когда Герлин присела перед ним в грациозном реверансе. – Я очень надеялся, что госпожа Линдис окажется дамой благородного происхождения и подарит мне на прощанье невинный поцелуй.

– Прекратите докучать моей жене! – решительно потребовал Соломон, заслоняя собой Герлин и положив руку на рукоять меча.

Вокруг них стояли рыцари и солдаты, и Бертольд вряд ли стал бы вступать в бой в присутствии стольких свидетелей, к тому же связываться с женой цирюльника было ниже достоинства рыцаря.