Колумбарий - Александр Александрович Подольский

таблетки в рот. Горечь скрутила челюсть, к подбородку поползли слезы. Запив лекарство остатками вчерашнего чая, Ира подошла к мольберту. Странный человек смотрел прямо на нее, пусть даже у него не было глаз. Ира аккуратно дотронулась до серого лица, погладила нежно. На пальцах остались следы краски. В этот момент телефон наконец-то заткнулся.

Сотни стеклянных лиц наблюдали за собирающейся хозяйкой. Они были повсюду: на книжных полках, на подоконнике, на новогодней елке. Прозрачные человеческие фигурки. Всего лишь кусочки стекла, однако благодаря Ире имеющие собственные имена и судьбы.

Ира взяла сумку с недавно законченными игрушками, виртуозно склеенными из битых бутылок. Подхватила тубус с картинами.

– Пожелайте удачи, ребятки.

Висящие на елке фигурки зазвенели от прикосновений сквозняка, и такого напутствия Ире было вполне достаточно. Застегнув куртку и натянув перчатки, она покинула медленно замерзающую квартиру.

В метро, как обычно, было суматошно. Людские потоки в попытках затоптать друг друга штурмовали выскакивающие из туннелей вагоны. В этой шумящей массе Ира чувствовала себя капелькой воды, которая уносится в канализационные трубы. В спрятанный от дневного света водоворот, пожирающий людей. Здесь она становилась частью организма, живущего в своем подземном логове и не признающего законов мегаполиса над головой.

Карта метрополитена с прошлого раза ничуть не изменилась, но Ира рассматривала ее, словно любимые работы Бексинского или Зара. Она не могла вглядываться в людей, потому что ее творческое мышление переделывало их образы в нечто странное. Прижатые к сиденьям, вдавленные соседями в стены и двери случайные попутчики превращались в насекомых. В блошек, жучков, мушек, которых запихнули в спичечный коробок и тянут за собой на веревочке ради забавы. А изнутри, из самого центра коробка, доносятся тревожное жужжание, стрекот, скрипят жвалы, и букашки поедают друг друга, и букашки умирают…

Когда объявили нужную станцию, Ире даже не пришлось пробиваться к выходу – хлынувший из вагона поток просто вынес ее на платформу, стоило отпустить поручень. Огромный муравейник метрополитена не затихал ни на мгновение. Ира ловко миновала зубастые турникеты и проскочила шеренги попрошаек, музыкантов и продавцов всего на свете. Толкнув сопротивляющиеся двери, она шагнула навстречу свежему воздуху в ощетинившуюся сосульками Москву.

Колючий ветер задувал в подземный переход у Центрального дома художника случайных прохожих, которые были только рады немного погреться и бесплатно посмотреть на представленные в импровизированной галерее работы. Ценниками интересовались, скорее, из спортивного интереса. Завидев знакомое лицо, Ира стряхнула снег с головы и двинулась вперед. Лицо тоже распознало девушку, несколькими фразами распрощавшись с заросшим, как Робинзон, собеседником.

– Привет, Ирин. Ну и погодка нынче, хоть нос из дому не высовывай, ага?

– Здравствуйте, Игорь Степанович. Да уж, бывало теплее. Я тут вот принесла кое-чего…

– Ну пойдем посмотрим, коли так. Коли кой-чего.

Забавного вида старичок-толстячок с седым казацким чубом повел гостью вдоль разномастных творений творческого люда столицы. Акварель, гуашь, уголь, масло – техники и способы рисования на любой вкус. Прекрасные работы сменялись бездарной мазней, присутствие которой здесь приводило Иру в недоумение. Игорь Степанович усадил гостью на складное кресло, налил чаю из термоса и принялся изучать картины.

– Что, совсем плохо? – грустно спросила Ира, прочитав на лице Игоря Степановича знакомое выражение.

– Да нет, почему же. Техника у тебя отменная. Но… – Он вздохнул. – Опять они? Зачем? Мы же с тобой говорили на эту тему.

Ира непроизвольно затеребила рукава куртки. Действительно, зачем? Как объяснить, что она рисует не обычные стекляшки, а будто бы людей из другого мира? Которые чувствуют ее, общаются с ней, которые без нее умрут.

– Игорь Степанович, мне очень нужны деньги. Уже и есть нечего, про оплату квартиры я вообще молчу…

– Дорогая моя, я все понимаю. И сочувствую. Но ведь и себе в убыток работать не хочется. А ты зациклилась на своих стеклянных человечках… Неужели больше рисовать нечего?

– Больше ничего не рисуется, – сказала Ира. – Физически не могу. А они для меня как родные… Сама это объяснить не в состоянии. Но я точно знаю, что рано или поздно они мне отплатят.

– Ну, скорее поздно, уж прости за откровенность. Народ этих чудиков-юдиков не покупает. Кто автор, спрашивают часто, но не берут. Как ни играй с ценами.

– Игорь Степанович, может, в последний раз? И больше не буду с ними к вам приставать. Честное пионерское.

– Прости, Ирин. Ну не пойдет так. Игрушки возьму, под Новый год спихнуть должны. Денег могу одолжить немного. Но картины не приму. Мой тебе совет: меняй профиль. Работу еще какую-нибудь найди, чтобы, так сказать, увереннее на ногах…

Старик еще что-то говорил, но Ира его уже не слышала. Телефонный звон опять ворвался в мозг, уничтожая последние крупицы самообладания. Окружающие никак на звук не реагировали, и Ира, пошатываясь, побрела в сторону метро. Несуществующую трубку никто не брал.

В этот раз удалось присесть. Ира лишь надеялась, что место ей уступили не потому, что она похожа на старуху. Когда поездка завершалась удачной сделкой, обратная дорога казалась короче. Другое настроение, другие перспективы. Теперь же состав еле плелся в темной кишке подземки, словно собирался умереть прямо в туннеле. Ира плохо помнила, как покинула галерею, хотя сейчас ее это мало заботило. Участившиеся приступы ничего хорошего не сулили. Теперь она хотела только одного – попасть домой. Подальше от людских взоров, под защиту своих стеклянных друзей.

Снег под ногами превращался в серое месиво. Ира шагала к дому мимо детского садика, в котором давным-давно так любила играть. За обросшими морозной коркой прутьями забора вдруг что-то мелькнуло. Ира остановилась и прильнула к холодному железу. На территории садика находился живой уголок, целиком сделанный изо льда. Ира понятия не имела, когда успели создать всю эту красоту. Белые медведи, пингвины, олени и зайцы тесным кружочком скучились неподалеку от карусели. Но не эти скульптуры заставили застыть в изумлении. Посреди зверей стоял высокий человек, чье движение и померещилось Ире. Скорее всего, ее внимание привлек отблеск солнца на ледяной поверхности, но сейчас это не играло никакой роли. Ира узнала заколдованного принца – образ, засыхающий на холсте в ее квартире. Бледно-серая фигура, деформированное тело, пустые глазницы. Очередной стеклянный человечек, которому Ира еще не успела дать имя.

Она очнулась, только когда поняла, что превращается в сосульку. Перчатки прилипли к забору, ноги ниже колен практически не ощущались. Ледяной человек стоял всего в нескольких шагах поодаль. Ира была обязана хотя бы прикоснуться к нему. Она повернула голову в сторону калитки, зажмурилась, сбрасывая с ресниц прилипшие снежинки, а когда вновь открыла глаза, в мир пришла тьма. На