Глубина 11 тысяч метров. Солнце под водой - Жак Пикар

Большинство гостей, особенно тех, кто знаком с обычными подводными лодками, поражает простор внутри «Бена Франклина». Впечатление простора создается за счет площадок в обоих концах и центрального коридора. А двадцать восемь иллюминаторов (двадцать девятый отведен на устройство для забора проб планктона) способствуют тому, что вы чувствуете себя не как в стальной тюрьме, а так, будто находитесь прямо в толще моря. Психологи знают: в самолете, в комнате, на судне, в подводной лодке окна, позволяющие выглянуть наружу, лучшее средство от клострофобии, вызываемой глухими стенами. Люди, которым невмочь находиться полминуты в лифте, спокойно проводят полдня в самолете.

Словом, во время долгого подводного дрейфа эти иллюминаторы будут драгоценным звеном, связывающим нас с внешним миром.

26. Шестеро в одной лодке

Перед тем как нажать кнопки, которые откроют клапаны затопления и заставят «Бена Франклина» уйти под воду, хочу представить вам команду мезоскафа — людей, которым предстоит месяц жить вместе, деля впечатления, переживания, радости, а может быть, и страхи все те 720 часов, что будет длиться экспедиция «Гольфстрим».

Начнем с капитана. Подводник-ветеран, знакомый и с простыми, и с атомными лодками, а два года назад приглашенный на работу в «Граммен», Дон Казимир, несмотря на свою молодость (ему 35, он самый молодой член экипажа), успел много лет прослужить на самых современных и сложных аппаратах и досконально знает подводную технику. Правда, мезоскаф — первая в его послужном списке подводная лодка с иллюминаторами. До сих пор он постигал море через акустические устройства, гидрофоны, сонары и всякие архисовременные датчики; на борту «Бена Франклина» Дон видит подводное царство своими глазами. Он у нас, так сказать, полномочный представитель «Граммена». Дон Казимир отвечает за мезоскаф, и он досконально знает аппарат, ведь ему довелось быть в Монте зимой 1967/68 года, наблюдать там за строительством, а летом в Палм-Биче он следил за всеми этапами сборки.

В его памяти отложены электрические схемы, разработанные нами в Лозанне, Гамбурге и Монте, а также гидравлические и пневматические системы; он изучил действие всей аппаратуры, полностью освоил мезоскаф. И у него есть качество, высоко ценимое начальством: солдат до мозга костей, он никогда не обсуждает приказа. Дон беспрекословно повинуется «поверхности» — тем, кто отвечает за ход всей операции. Да, много воды утекло после первых погружений «Триеста»!.. Где ты, индивидуализм, теперь все решают группы да комиссии со всеми вытекающими отсюда плюсами и минусами.

Эрвин Эберсолд — пилот мезоскафа, заместитель Дона Казимира и в то же время мой главный помощник. Просто «Эрвин» в Америке и «мсье Эберсолд» в Лозанне, он, что называется, прирожденный пилот, летчик с большим навыком слепого вождения и мастер работы на летных тренажерах. Мы с ним сотрудничаем с 1962 года, когда я приступил к конструированию РХ-8, будущего мезоскафа «Огюст Пикар». Превосходный конструктор, он разработал, в частности, пилотский пост первого мезоскафа; пульт «Бена Франклина» — тоже его детище, и не только пульт. Он участвовал во всех погружениях мезоскафа в Америке. Судно всегда и во всем послушно его руке.

Теперь — наши два океанографа.

Фрэнк Басби — молодой, веселый, энергичный; выпускник Техасского университета (океанографический факультет); вольнонаемный Научно-исследовательского центра ВМС в Вашингтоне. Он изучил исследовательские лодки разных стран и посвящен в секреты американских ВМС, связанные с новейшими конструкциями подводных исследовательских аппаратов. У Фрэнка на борту две обязанности: изучать Гольфстрим и изучать «Бена Франклина» — иначе говоря, проверить возможности мезоскафа и взять на заметку все, что может пригодиться для будущих гражданских или Еоенных подводных лодок.

Второй океанограф — Кен Хэг. Служащий военно-морского флота Великобритании, на два года откомандированный в ВМС США; специалист по акустике, наш неутомимый слухач-универсал. В его лице на лодке представлена, так сказать, сама Британская империя: он спокоен, уравновешен, надежен, сообразителен, скромен, вынослив, терпелив, хладнокровен, обладает чувством юмора — словом, наделен типичными чертами английского характера, которые делают его превосходным сотрудником и чудесным товарищем. Только одна вещь на борту ему не по душе: растворимый чай! Я с ним согласен.

Чет Мэй, инженер НАСА, пятый член экипажа, выполняет на борту роль наблюдателя. В 1972 или 1973 году НАСА собирается запустить на околоземную орбиту большую постоянную космическую лабораторию, в которой поочередно будут работать бригады ученых, сменяясь через несколько недель; регулярную смену обеспечат ракеты «Сатурн» и специальные капсулы. Как будет складываться жизнь ученых на борту? Сколько места нужно предусмотреть не только для научного и технического оборудования, но и для самих людей, для книг, для развлечений? Что будет есть экипаж, сколько воды понадобится для питья, для умывания, для различных экспериментов? Сколько часов в сутки отводить для работы, для сна, для отдыха, для обмена мнениями? Сколько времени люди будут проводить у иллюминаторов? Сколько иллюминаторов надо прорезать? Какой будет «биологическая среда» — бактерии, микробы и вирусы? Как мыть посуду при минимальном расходе воды? Как провести дезинфекцию, если вдруг обнаружится эпидемическое заболевание?

Тут целая новая область исследования, и наша экспедиция предоставляет отличную возможность кое-что проверить. Так что Чет Мэй выполняет роль, так сказать, инженера по жизнеобеспечению. Все время он будет неназойливо наблюдать за нами глазами эксперта. Каждые две минуты три автоматические камеры на борту будут нас фотографировать, это составит 64 800 кадров. Под нашими койками есть счетчики, которые с точностью до нескольких минут отметят, сколько времени мы будем лежать. Другие счетчики, в полу, подсчитают наши шаги. Чет регулярно будет проверять «биологическую среду», брать пробы с нашей кожи, с раковин, унитазов, пола, потолка, иллюминаторов и выращивать культуры, которые потом изучат в лабораториях НАСА и «Граммена». Каждый день он будет подвергать нас электронным тестам на скорость рефлексов, чтобы определить — притупляются они или, наоборот, обостряются при очень долгой изоляции. Эти тесты тоже взяты из программы космической подготовки и называются они по-английски «Спейс скиллз тест»; мы, конечно, переименовали их в «Спейс киллер» (космический убийца).

Теперь добавьте меня, носящего громкий титул «начальника экспедиции», — вот вам и вся шестерка. Шестеро в одной лодке…

27. Начало

Спускаюсь в мезоскаф. Внутри светло, как днем, все огни включены, и яркое освещение резко контрастирует с вечерними сумерками. Дон Казимир и Эрвин Эберсолд быстро производят предстартовую проверку по таблице, каждый пункт которой контролируется по меньшей мере двумя членами экипажа.

20.35, почти минута, как мы задраили люк. Отчетливо слышим, как кто-то или что-то стучится снаружи. Аквалангист? Веревка, которую дергает волной? Загадка осталась неразгаданной.

Док Казимир — или попросту «Каз» — включает подводный телефон, устройство, благодаря которому человеческий голос преодолевает толщу воды, вроде того как радио транслирует нашу речь в земной атмосфере и в космосе; только здесь используются звуковые волны, а не волны Герца, способные лишь в особых случаях распространяться в воде. В нашем телефоне несущая волна 8,087 килогерц передает частоты от 8,3 до 10,7 килогерц, а это позволяет нам сверх предназначенных для нас импульсов слышать многие звуки моря.

Каз вызывает «Приватира» — обеспечивающее судно, арендованное военными моряками у алюминиевой компании «Рейнольдс интернешнл», построившей исследовательскую подводную лодку «Алюминавт».

— «Приватир», «Приватир», я — «Франклин». Прием.

Журчание.

— «Приватир», «Приватир», я — «Франклин». Прием.

Опять журчание.

— «Приватир», «Приватир», — минуты три твердит Каз, но в ответ только море журчит.

Озабоченно переглядываемся. На борту четыре телефона, на старте все они должны работать безотказно!

Дон обращается к радио, устанавливает связь и спрашивает, был ли слышен наш телефонный вызов. Ответ хотя и отрицательный, однако утешительный: поверхность еще видит нас в свете своих прожекторов, поэтому там пока не включали подводного телефона.

В 20.40 все в порядке. Можно открывать клапаны затопления. Море относительно спокойно, а все-таки под водой будет еще спокойнее: волны качают мезоскаф — ощущение не из приятных. Обычно, чтобы ускорить погружение, мы пускаем ходовые двигатели; на этот раз воздерживаемся, бережем аккумуляторную батарею. Мезоскаф идет под воду плавно, не спеша. Если аппарат правильно вывешен с учетом температуры и плотности воды в месте погружения, ему понадобится четырнадцать минут, чтобы совсем скрыться под водой. Я стою в носовой полусфере и через иллюминатор в люке смотрю на рубку, она еще четко вырисовывается на фоне ночного неба. Эберсолд занял пилотский пост, Казимир — рядом с ним. Каждый занят своим делом.