Маэстро - Юлия Александровна Волкодав

с Рудиком, как выяснилось, осталось прежним. Не открытое, конечно, но самое настоящее. Разве что костюм теперь на Марике был по размеру. Вот и вся разница.

— История развивается по спирали, — пробормотал Марик себе под нос, делая шаг на сцену.

Но в голове почему-то звучала другая крылатая фраза о том, что круг замкнулся.

Выступление прошло отлично. Как шутил потом Кигель, талант не пропьешь. В том смысле, что не растерял Марат навыки работы на сцене. Да и как бы он их растерял? В общей сложности его отлучение продлилось едва ли три месяца. А спеть свою собственную песню, пусть и без репетиций, да еще и с прекрасным коллективом — дело нехитрое.

Однако Марат ни в чем не был уверен. Закончилась его опала или нет? Концерт транслировали центральное телевидение и радио, а вот слова, сказанные ему в гримерке Наргизом Загитовичем, никто не транслировал. Не начнется ли скандал, что Агдавлетов пошел против системы? Нарушил запрет?

— Да успокойся ты, — уговаривал его, нервно курящего одну за одной сигареты, Андрей. — Все будет отлично. Наргиз Закирович авторитет имеет. А редакторы что? Они чуют, куда дует ветер. Вот увидишь, завтра тебя позовут на какие-нибудь съемки. Так что не дури, оставайся в Москве. И «Уруз» свой сюда перетаскивай, тебе давно был нужен хороший коллектив. Зови сейчас ребят и поехали в ресторан, отметим твое возвращение. Я угощаю.

— Я домой хотел пораньше, — пробормотал растерянный Марик. — Сегодня Маша должна приехать с гастролей, соскучился.

— А за Машей водителя отправим, — улыбнулся Андрей. — С цветами. Ну-ка давай сюда свой букет. И доставим ее в ресторан с комфортом.

Он, как всегда, налету решал все вопросы. Марату казалось, что он в каком-то пестром, суматошном сне. Неожиданное появление Наргиза Загитовича, выступление, ресторан «Прага», ломящийся от угощения стол, разрумяненная, взволнованная, ничего не понимающая Маша с его цветами, кинувшаяся на шею. И ребята из «Уруза», разливающие коньяк и поднимающие бокалы за большое музыкальное будущее. В котором, кажется, были уверены все, кроме Марата. А он, хоть и не пропускал ни одного тоста и коньяку отдавал должное, не мог избавиться от какого-то давящего чувства. Даже не тревоги, вполне естественной в его подвешенном состоянии. Скорее, грусти. Причину которой Марат не мог объяснить.

Скандал все-таки разразился. Уже на следующий день. Сразу два звонка, последовавшие один за другим, окончательно разбудили уснувшего под утро Марата. Первым позвонил Рудик.

— Не ожидал от тебя, — без предисловий сообщил друг.

— Чего именно? — Марат все еще с трудом соображал спросонья.

— Только не надо прикидываться, хорошо? Я тебе по старой дружбе сказал, что еду на декаду мастеров. Радостью поделился. А ты что? Побежал к Ренату Ахмедовичу проситься, чтобы тебя выпустили от Республики? Товарищ называется.

До Марата наконец дошло.

— Ты с ума сошел? Нет, ты серьезно считаешь, что я мог так поступить?

Он начал заводиться и сам не заметил, как перешел в наступление. Ну а что ему делать? Оправдываться?

— Рудик, я не понимаю! Ты мог обо мне так подумать? То есть ты нашу дружбу ни во что не ставишь? Да меня дядя Ренат вызвал! И поставил перед фактом! Я вообще не должен был петь, но вмешался Наргиз Загитович!

— Ну разумеется! Ты у нас всегда загребаешь жар чужими руками, с самого детства!

— Что?!

На крики Марика вышла из ванной комнаты Маша с мокрыми волосами и полотенцем в руках. Марат раздраженно отшвырнул трубку.

— Ты чего? Успокойся! Тебя весь дом слышал, наверное. Разве можно вокалисту так орать? А голос, связки?

Марат посмотрел на нее с недоумением. Еще бы он помнил о связках, когда рушится дружба детства! Но ответить не успел, телефон зазвонил снова. На этот раз звонили из министерства культуры. И пока Марат с белым лицом выслушивал все, что думал о нем тот самый человек, чья виза стояла на запрете Агдавлетову выступать, и что теперь будет с ним дальше, Маша успела перепугаться не на шутку. Даже пошла проверять, есть ли дома какое-нибудь успокоительное.

— Они сказали, что теперь я вообще могу забыть о сцене, — медленно, по слогам и без всяких эмоций проговорил Марат, когда она вернулась. — Навсегда.

Но Маша, казалось, его не слышит.

— Маша! Ты поняла, что я сейчас сказал?

Маша рассеянно кивнула и присела на диван, сложив руки на коленях.

— Включи телевизор, Марик.

— Зачем?

— Включи. По радио уже сказали, я пока на кухне лекарства искала, услышала. Марик, товарищ Черненко умер.

Часть 6

Девочка-журналистка сидела, положив ногу на ногу, и ее розовые колготки в сочетании с зелеными кедами резко контрастировали с креслом в стиле ампир. Кресла покупал еще Марик. Это ему принадлежала идея воссоздать дома роскошь театрального зала. Тяжелые бархатные гардины на окнах больше напоминали занавес, паркетный пол бедная домработница натирала чуть ли не через день, а огромная хрустальная люстра сверкала доброй дюжиной лампочек. Если какая-нибудь перегорала, Марик сам лез и менял. А Мария Алексеевна всегда умоляла его дождаться мастера.

Девочка жевала жвачку, ничуть не смущаясь, что жевание мешает нормальной беседе. Впрочем, камеру оператор направлял только на Марию Алексеевну, значит, вопросы журналистки из окончательной версии вырежут, оставив только монолог артистки. Точнее, вдовы. Потому что все вопросы касались исключительно Марика. Мария Алексеевна давно к этому привыкла. Поначалу удивлялась — до смерти Марата журналисты гораздо чаще приходили к ней. А после резко заинтересовались им. Вспомнили, когда уже некому было задавать вопросы. С другой стороны, и будь он жив, интервью вряд ли бы состоялось. Непрофессиональных журналистов, не готовых к интервью, путающих его имя с отчеством, задающих банальные вопросы, он выгонял не церемонясь. А она вот сидит, терпит чавканье от жвачки и даже находит что-то забавное в розовых колготках и зеленых кедах. Они с Маратом такие разные, всегда дополняющие друг друга. Как у Пушкина: «Стихи и проза, лед и пламень». Пламенем, конечно же, был Марик.

— А правда, что после перестройки популярность Агдавлетова сильно упала? Это как-то связано с тем, что раньше он пел для власти? У него не было желания вернуться в Республику? После развала Союза он считал себя Народным артистом Республики или не существующего уже Советского Союза? Как его объявляли в концертах?

Девочка сыпала вопросами, сверяясь с бумажкой, выдавая руку куда более взрослого редактора, готовившего интервью. Хотя, кто их знает, это поколение пепси? Когда речь заходит о нашей недавней истории, они все бойкие на язык «знатоки», пытающиеся показать свое превосходство — молодые, свободные, не признающие авторитетов. Снимают якобы острые программы, склеивают из