Девятый Замок - Хаген Альварсон

…потом он открыл глаза.

И едва не ослеп. Ибо красота ослепляет.

* * *

Она стояла там, где миг назад щипал траву златорогий олень. Светло-зелёный плащ, лёгкий как шёпот рассвета, скрывал её стан, однако Дэор дал бы голову на отсечение, что она стройна, словно молодая сосенка, из тех, что растут на диких островах в Ледовом море. И столь же одинока. Скальд умеет читать во взгляде, даже если это взгляд дочери Альфум.

Впрочем, Дэор видел альва лишь раз в жизни. И эта встреча изменила его мир. С тех пор он стал сказителем, хоть и пробыл им недолго.

Девушка стояла вполоборота к нему и смотрела своими светлыми глазами куда-то вдаль, замерев, словно мгновение счастья. Быть может, любовалась убегающим оленем?.. Её волосы, прямые и тёмные, похожие по цвету на кору мокрого каштана, были в беспорядке разбросаны по плечам, и Дэор вдруг захотел вплести туда белые лилии или ромашки, украсить её чело короной из живых цветов… Лицо её, немного вытянутое, было похоже на лица сотен девушек по всему Северу. Но глаза… Дэор читал её лицо, читал и едва не плакал, проклиная себя и свой дар. Печаль осени и сумерки зимы, плачь аистов и одиночество ледяных вершин, тоска чайки и боль раздавленной ягоды, отчаяние осужденного навечно и мерцание далёкой звезды…

"Кто ты, Прекрасная? Что у тебя в прошлом? И что — в грядущем? Что за рука сжимает твоё сердечко?"

Она вздрогнула, словно задетая его мыслями, и медленно повернулась в его сторону. Он же, испугавшись быть замеченным, спрятался за пушистой елью.

— Ан паси, халькё! Альди, ан айди! Мэлькиэ, хальк! — прощебетал чудесный голос, и боль пронзила сердце Дэора раскалённым копьём, а стыд воспламенил лицо. Одно-единственное слово, а бьёт больнее закованной в латы руки. "Халькё, хальк". Чужак. Это слово он знал очень хорошо. Одно из немногих слов языка Народа Холмов, ведомых ему. Так они зовут краткоживущих.

Так — и никак иначе.

— Не прячься, чужеземец! Выходи, не таись! Покажись, чужеземец! — повторила она на Скельде.

Дэор вздохнул и вышел.

Их глаза встретились — её, серо-зеленые, как тени крон на траве, и его, голубые, как горные озера. И свет её глаз затопил окружающий лес, и не осталось ничего, лишь эти глаза, грустные и чуточку лукавые. На её губах расцвела подснежником несмелая улыбка. В душе Дэора что-то стронулось, заскрежетало, лопнуло, осыпаясь ржавчиной и трухой годов изгнания, и слова сами срывались, и зазвучала под кронами Альвинмарка песнь на Скельде:

Много всяких рыб поймал я,

Но из рыб, живущих в море,

Не поймал я милой рыбки,

Той, о ком я только думал,

Что у Велламо русалка,

Что у Ахто всех прекрасней!

И замолк. Песня застряла в горле рыбьей костью.

— Глупый, глупый чужеземец, — сказала она, улыбаясь и качая головой, — разве ты не знаешь наших законов? В филидхе Эмайн Раттах сказано: "За каждую сломанную ветку — сломанная кость пришельца". Могу представить, сколь веток уже тобою сломано!

— Я видел два прекрасных чуда в один день, и умирать не жалко, — ответил Дэор и поклонился.

Она рассмеялась — горько, больно, обидно.

— Ты не хочешь взять меня в заложницы и выкупить свою свободу?

— Тебе бы этого хотелось?

Девушка опустила взор. Грусть серой птицей заслонила её лицо своим крылом.

— Не следовало мне этого говорить, — молвил охотник виновато. И добавил, — меня зовут Дэор сын Хьёрина из Эоргарда. К услугам твоим, прекрасная дева, и всего твоего рода.

— Если бы ты знал моих родичей получше, Дэор сын Хьёрина, ты остерёгся бы предлагать им услуги. Я — Фионнэ Эйлори, дочь Эльнге Багрового Плаща. Он великий король Раттаха и…

"…и редкая мразь", — прочитал Дэор в глазах девы.

— Боги! — прошептал он в ужасе. На её глазах блестели слёзы. И это были слёзы ненависти.

Дэор знал, что ни его, ни любого другого из Верольд не хватит на такую ненависть. Разве что — кого-то из древних, и то вряд ли. Что же надо было сделать, как же надо было издеваться… А может, просто ничего не делать, только взирать с ледяным равнодушием? И Дэор возненавидел сей проклятый, прекрасный, заколдованный лес. Лес, что изувечил эту птицу.

"Я не должен этого видеть! За что, о боги!?"

Боги не успели ответить.

Раздался хруст ломающихся кустов и рычание. Земля дрожала от тяжкого топота.

— Это ваши знаменитые собаки? — ухмыльнулся Дэор, зная, что терять уже нечего, слова лишены значения, а чувства — последствий.

— Нет. Наших собак не слышно, — побледнев, ответила Фионнэ.

И, обернувшись, закричала: прямо на неё неслось чудовище из бездны.

* * *

То были исполинские волки, поросшие чёрной шерстью. Было их пятеро, один гаже другого. Кто породил их во мраке древних времен? Помесь волка и человека: задние ступни широкие, развитые плечи, росту трёх альнов, — и жуткие клыки.

Дэор выпустил стрелу, так и не доставшуюся оленю, в ближайшего волка. Схватил девушку за руку и дёрнул назад, прижал её к столу ели, а сам стал перед ней.

— Полезай наверх, — проворчал он, — это свартаварги, проклятые оборотни…

Подстреленный им варг дёргался в траве, заливая её кровью. Четверо застыли на миг над телом павшего, и новая стрела отправилась в полёт. Острие лишь оцарапало пасть. Третья стрела метила в грудину чудовища, но отскочила от косматой шерсти.

" — Так это правда! — подумал с отчаянием Дэор. — Они в самом деле неуязвимы для железа!"

Двое пошли на него, еще двое обошли сзади. Варги бросились одновременно. Фионнэ уже ловко забралась наверх, но Дэор не стал уклоняться, только крепче прижался спиной к стволу. Он встретил когти и клыки клинком меча и обухом секиры. Удачно встретил: сталь рассекла открывшуюся пасть, и беззубый волк откатился, обиженно скуля. Но против заколдованного меха сталь была бессильна. Следующий выпад он снова отклонил мечем, но тварь била так сильно, что Дэор опустил клинок. И его плечо прокусили трёхдюймовые клыки. Левая рука онемела, пальцы разжались, и меч бессильно упал в траву. Правой Дэор яростно дубасил варга, молотил его рукоятью то по морде, то по макушке. Варг отскочил, Дэор шагнул ему навстречу, и рухнул обух секиры на череп. Осколки кости вспороли кожу, брызнул мозг.

А Дэор снова пропустил удар. Справа, в лицо. Когти разорвали щеку, ещё один укусил за ногу, потом — за локоть правой руки, которой он держал топор. И понял Дэор сын Хьёрина, что это конец. Ибо руки больше его не слушались. Боли не было. Ярость глушила боль. Было тупое онемение. Оставалось только неуклюже пинать и молотить кулаками, вслепую, без смысла и без цели, ибо кровь заливала глаза.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});