Мясник - Мария Барышева

…словно она сама утопилась…

Но это невозможно!

А как насчет Людмилы Тимофеевны Ковальчук?

И это невозможно.

…она улыбалась…

Замотав головой, Наташа попятилась из ванной. Под ее правым каблуком что-то шелестнуло, и она, опустив глаза, увидела густо исписанный лист бумаги. Рядом валялся надорванный конверт. Машинально Наташа наклонилась и подняла их. Ей бросился в глаза необыкновенный, на редкость красивый крупный почерк на листе, отчего то напомнивший ей об изысканности восемнадцатого-девятнадцатого веков. Почерк же на конверте был другим, корявым и небрежным, в придачу к этому на конверте было большое липкое коричневое пятно, вероятно, от шоколада. К пятну прилип клочок бумаги, словно конверт от чего-то оторвали. Ее взгляд рассеянно скользнул по данным отправителя, опустился к адресату, и пальцы Наташи сжались, комкая конверт.

— Что такое? — пробормотала она и снова прочла:

Волгоград… ул. Чуйкова… Матейко С. В.

Письмо было адресовано Сметанчику и, судя по всему, открыли его не так уж давно. Откуда оно взялось в квартире Измайловых?

Может, Света его обронила? Если так, то она была здесь и, возможно, она…

Наташа сложила письмо, вернулась в комнату и, стараясь не смотреть на Измайлова, сунула письмо и конверт в пакет, а вместо них достала телефон, но тут же вспомнила, что звонила Сметанчику из «Идальго». Впрочем, это ни о чем не говорило — за два дня Света вполне могла доехать до дома. И что? В смерти Измайловых повинна не Наташина картина, а Светка? Она что ли их убила? Ерунда.

Но что же здесь все-таки произошло?

Она нерешительно глянула на стол и тут заметила то, на что раньше не обратила внимания, — белый прямоугольник конверта, который слегка пошевеливал ветер, свободно влетающий через разбитое окно. Наташа подошла к столу и взяла конверт, попутно заметив, что воздух в доме стал немного чище. Вот с этим конвертом было все в порядке — адресат — Г.И. Измайлов. Только… этот конверт, так же как и конверт Сметанчика, был подписан все тем же корявым, приземистым почерком. Наташа быстро вытащила из пакета другой конверт и сличила. Да, почерк одинаковый, но Сметанчику письмо пришло из Твери, от некой М.С. Василевич, тогда как Григорий получил письмо из Белой Церкви от В.В. Измайлова.

Теперь уже и вовсе ничего не понятно.

Наташа огляделась в поисках измайловского письма и вскоре нашла его, но письмо лежало неподалеку от тела Григория, присохнув к полу вместе с кровью, и она не стала к нему даже подходить. Стараясь передвигаться бесшумно, она выключила в доме свет, вылезла на подоконник и спрыгнула во двор. Деревья под новым порывом ветра хлестнули ветвями по стенам и крыше дома, и Наташа вздрогнула, испугавшись, — ей показалось, что кто-то из оставшихся в доме колотится изнутри о стены, и в скрипе деревьев ей почудился их крик. Пригнувшись, она бросилась к ореху, быстро вскарабкалась на него, сдирая каблуками кору, добралась по ветке до забора и прыгнула — не отвесно, а по дуге, стараясь не свалиться в ежевику. Она благополучно миновала колючие заросли, но зато подвернула ногу и чуть не сломала себе палец. Вскочив, Наташа прихрамывая побежала назад к дому Лешко. Теперь на улице было темнее, чем раньше — луна почти не выбиралась из рваных грязных облаков, которые стремительно неслись на восток, словно табун вспугнутых лошадей, и только иногда из-за них выныривали мелкие далекие звезды.

Когда она, наконец, добралась до нужного ей дома, то была так счастлива его видеть и так спешила, что совершенно не обратила внимания на стоящий у пустого соседнего дома «форд» с потушенными фарами, которого совсем недавно там не было. Наташа вбежала во двор, открыла дверь и быстро захлопнула ее за собой, точно за ней гналась стая демонов. Она успела удивиться тому, что в коридоре нет света, а потом ее вдруг схватили сзади за шиворот и втолкнули в комнату, и чей-то голос весело сказал:

— А вот и наша подруга!

* * *

Прижавшись к стене, Наташа, побледнев, следила глазами за коротко остриженым человеком квадратного сложения, который сновал по комнате туда-сюда, зажав в зубах сигарету, и каждый раз, когда он приближался к стоявшей на стуле картине, ее сердце сжималось, но человек не обращал на нее внимания. Он говорил в свой телефон:

— Да, где ты и сказал. Да вроде нормально. А хрен ее знает… ну что, температуру ей померить что ли?! Ничего мы не делали! Да, в том доме, а в другой мы не ездили… Чего?! Да нет, еще старуха и инвалид какой-то! Куда их? Ладно. А может мы… хорошо, давай.

Он опустил трубку и недовольно посмотрел на светловолосого спортивного парня, который сидел в кресле и курил, стряхивая пепел на ковер. Его переносицу пересекала узкая вмятина, и сам нос смотрелся несколько не на месте. Светловолосый был зол.

— Сказал, сидеть и ждать. Сам приедет.

— Да? — кисло спросил светловолосый и почесал подбородок. — И сколько нам тут торчать?

— Ну, сказал, за полчаса доедет.

— Вот ведь хрень! А если кто из соседей или родственников этих припрется? Слушай, Ганс, может, мы этих двоих сразу… пока время есть, а то потом… все равно ведь…

— Дак ведь я ж его спросил. Он сказал — до его приезда не дергаться. Посидите, сказал, в картишки перекиньтесь, поглядите друг на друга… — Ганс сунул телефон в карман, внимательно посмотрел на Костю, который сжался в своем кресле, крепко вцепившись пальцами в подлокотники, и переводил взгляд с двери на окно и обратно; на Нину Федоровну, стоявшую рядом с сыном и испуганно глядящую на светловолосого, и, наконец, на Наташу, ответившую ему хмурым, презрительным взглядом, который, задержавшись на лице Ганса, скользнул затем к складному ножу с широким лезвием, которым он небрежно поигрывал, а потом она перевела взгляд на Костю. Еще раньше Лешко молча, глазами, спросил ее о результатах похода в дом Измайловых, и она едва заметно качнула головой. Для Семы и Ганса этот жест ничего не значил, но Косте он сказал очень многое, и он мгновенно ссутулился в своем кресле, и лицо его отвердело еще больше.

— Поглядеть!.. — Сема вскочил, быстро подошел к Наташе и схватил ее за подбородок, вонзив пальцы в щеки, так что ее губы выпятились вперед. — Да, я уж погляжу на эту суку, я так погляжу!..

Сзади него быстро зашелестели колеса, он повернулся, и в его руке с сухим щелчком выросло узкое блестящее лезвие.

— А ну, дуй в свой угол, увечный, пока чего не случилось! — сказал Сема, сощурившись, и Костя, взглянув на него исподлобья, нехотя толкнул колеса в обратную сторону, а Ганс подошел к Семе и потянул его за рукав, потом успокаивающе похлопал по плечу.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});