Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вопрос Биткину пришелся не по вкусу.
— Нечего мне рассказывать, — забормотал он, стараясь отделаться ничего не значащими, пустыми словами. — Был такой случай. Сбежал из полка, отпираться не буду. Боялся кровопролития и смертоубийства, как истинно верующий православный человек, не хотел попасть на фронт. Спасибо Советской власти, подвела под амнистию, простила мой грех...
— Нет уж, Николай Сергеевич, давайте не будем валить все на религию. Да и амнистия была гораздо позднее, а мне надобно знать, чем вы занимались в дезертирах. Вы и ваши друзья, с которыми скрывались тогда в лесу...
— Известно чем, гражданин следователь. В лесу обитали, хоронились подалее от людских глаз. Дезертирская житуха паршивая, голодная. Обовшивел весь, износился, на дикого зверя был похож по обличью.
— Не сочувствия ли ищете, Биткин? Сочувствовать дезертирским невзгодам я не имею желания. К тому же интересуют меня более конкретные вещи. Вот, допустим, 22 февраля 1920 года, километрах в пяти от станции Войбокало, среди бела дня было совершено ограбление кассира Никифорова, везшего жалованье рабочим торфоразработок. Бандиты отняли у него саквояж с деньгами, винтовку, увели казенную лошадь, а самого Никифорова, кстати, старого больного человека, связанного и раздетого до белья, обрекли на мучительную смерть, так как мороз в тот день был крепкий, двадцатипятиградусный. Не припоминаете ли подробностей этого происшествия, Николай Сергеевич?
«Конкретные вещи» еще менее понравились Биткину. Снова, в который уж раз, он заюлил, принялся уверять, что его путают с кем-то другим, что вышла ошибка. Лишь ознакомившись с обличающими показаниями своих приятелей по дезертирской банде, вынужден был поджать хвост.
— Быть может, желаете очную ставку? — осведомился Сергей Цаплин. — Это легко устроить. Прошло с той поры восемь лет, но вас-то, надеюсь, узнают. Как не узнать главаря банды? Кроме того, считаю полезным предупредить вас, Николай Сергеевич, что эпизод возле станции Войбокало далеко не единственный, который я собираюсь вменить вам в вину. Житуха в дезертирах, похоже, была не такой уж паршивой. Поразбойничали досыта, поиздевались над окрестным населением, а после амнистии взялись играть в благородных раскаявшихся граждан...
— Чего вы от меня хотите? — глухо спросил церковный активист.
— Немногого, Биткин, всего лишь правдивых показаний. Знакомы мы с вами больше недели, достаточно пригляделись друг к другу, пора бы и кончать с запирательством. Тем более что пользы от него ни на грош. Наоборот, как бы не получилось для вас во чужом пиру похмелье...
— Скажешь вам правду, а вы не поверите... На стрелочниках-то легче всего отыгрываться, стрелочник всегда виноват.
— Чистосердечное раскаянье никому не приносило ущерба. Только пользу. И то, что в этой истории имеются фигуры поважнее Николая Сергеевича Биткина, сомнений у меня не вызывает. Остановка, как видите, за правдивым вашим рассказом о происхождении фальшивых червонцев.
Но Биткин не торопился выкладывать свой рассказ. Мямлил, всячески уклонялся от прямых ответов, а затем ни с того ни с сего стал жаловаться на недомогание. С самого утра его лихорадит и голова точно не своя, чугунная. Неплохо бы устроить маленький перерыв, дать ему отдохнуть.
— Поразмыслить желаете? — догадался Сергей Цаплин. — Пожалуйста, думайте на здоровье. Хочу, однако, предостеречь. Не упустите срока, Николай Сергеевич, потому что ложка дорога к обеду...
«Недомогание» Биткина длилось всего несколько часов, закончившись вполне благополучным исцелением. К вечеру позвонили из тюрьмы и сообщили, что заключенный настаивает на встрече со своим следователем, так как решил дать важные показания.
— Скажите, уважаемый гражданин следователь, зачтется ли правда моя? — попробовал затеять торг церковный активист. — Обману не будет? Очень вас прошу, напишите в протокольчике, что раскаялся, мол, раб божий Биткин, от души все рассказал, без малейшей утайки... Ну и так далее, сами небось знаете, что надо писать в протокольчике...
— Зачем нам обманывать друг друга? Мы не в храме божьем, Николай Сергеевич, у нас тут учреждение серьезное...
— Тогда записывайте, что скажу. Червонцы те, дьявол их разорви, не мои вовсе. Дал их мне Федор Игнатьевич Федотов. Шурин мой, землячок, одним словом. Исполу ссудил, по-свойски...
— Как же так — исполу? На каких условиях?
— Пять рубликов ему, а пять мне. С каждой десятки. Условия-то ничего были, подходящие...
— Стало быть, Федотов предупредил вас, что червонцы эти фальшивые?
— Намек такой сделал. Дескать, поаккуратней с ними будь, на рожон не лезь. Прямо ничего не говорил, только намек сделал...
— И вы согласились?
— Соблазн был велик, гражданин следователь. Эх, кабы заранее знать, ни за что бы не полез в эту кашу!
12
Из Ориентировки за 25 октября 1928 года:
«По имеющимся данным установлено, что в полицай-президиуме города Данцига имелись доказательства причастности генерала Глазенапа и его сожительницы баронессы Фредерикс к распространению фальшивых червонцов на территории СССР. Указанным лицам была предоставлена возможность замести следы и скрыться. В настоящее время они в Кобурге, в резиденции быв. великого князя Кирилла Владимировича.
Согласно тем же источникам информации, нелегальное печатание поддельных советских дензнаков организовано белогвардейцами в Германии. Следует ждать засылки новых агентов, снабженных фальшивками.
В ближайшее время возможно появление быв. полковника Ивана Дмитриевича Покровского, сотрудничающего в Интеллидженс сервис с дореволюционного периода.
Покровский неоднократно переходил советскую границу, был замешан в известном заговоре Поля Дюкса (осень 1919 г.). Высокого роста, блондин, 38-40 лет, лицо худощавое, глаза карие, нос прямой, коротко подстриженные усы. Характера авантюристического, способен на крайние средства.
Полномочный представитель ОГПУ в ЛВО
С. Мессинг».
13
С дальнейшими оперативными мероприятиями торопиться не следовало.
Сергей Цаплин додумался до этого вполне самостоятельно, без подсказки старших товарищей. И более того, неожиданно для себя заслужил одобрение начальника КРО, заметившего с улыбкой, что котелок у практиканта варит неплохо и вероятность грубых ошибок по этой причине намного сокращается.
Больно уж занимательной и перспективной фигурой оказался шурин Николая Биткина. Прямо не родственник, исполу ссужающий ближних своих фальшивыми червонцами, а человек — вопросительный знак, человек — сплошная загадка.
Начать хотя бы с того, что Федор Игнатьевич Федотов работал не где-либо, а в судостроительной верфи.
Факт сам по себе настораживающий. Чекистам было известно, что корабли новой серии привлекают усиленное внимание многих секретных служб.
По специальности Федор Игнатьевич был плотником, а по складу характера — злостным летуном.
- Огненный скит - Юрий Любопытнов - Исторические приключения
- Красные и белые. На краю океана - Андрей Игнатьевич Алдан-Семенов - Историческая проза / Советская классическая проза
- Смутные годы - Валерий Игнатьевич Туринов - Историческая проза / Исторические приключения
- Сердце Александра Сивачева - Лев Линьков - Советская классическая проза
- Безотцовщина - Федор Абрамов - Советская классическая проза
- Пелагея - Федор Абрамов - Советская классическая проза
- Бруски. Книга III - Федор Панфёров - Советская классическая проза
- Бруски. Книга IV - Федор Панфёров - Советская классическая проза
- Цемент - Федор Гладков - Советская классическая проза
- Алька - Федор Абрамов - Советская классическая проза