Один коп, одна рука, один сын - Аманда Линд

Пер несколько раз спросил Фрэнси, что случилось, но она только отнекивалась, говорила, что просто устала и, видимо, заболевает, да и переживает из-за их отношений. Тогда Пер спросил, что она думает по поводу развода. Фрэнси не смогла ничего ответить, но Пер даже обрадовался тому, что она не сказала ничего определенного. Он по-прежнему любил ее и сожалел о том, что сделал, но в то же время расхаживал по квартире, которую она ему купила, и произносил в ее адрес злые монологи, обвиняя во всех грехах, негодуя, что она подвергла его и Адриана таким испытаниям.

«Если бы только я могла ему все рассказать, — думала Фрэнси в машине по дороге к родителям, — я бы тогда мучилась не одна. Интересно, а ему стало легче после того, как он все рассказал? Где он сейчас? Чем занимается?»

Думая о Заке, она испытывала и ненависть, и нежность. И какое-то странное беспокойство внутри. Что-то в нем привлекало ее.

«Совсем одна, — подумала Фрэнси, когда они зашли в элегантный подъезд с лифтом и хрустальной люстрой 1894 года, — все мне одной».

Они вышли из лифта, Адриан позвонил в дверь, и им открыл Юсеф, сияя улыбкой и широко раскрыв объятия.

— Привет, папа, — поздоровалась Фрэнси и позволила себя обнять, хотя ей хотелось его оттолкнуть.

— Здравствуй, моя девочка, — сказал отец.

Значит, соскучился. Он всегда говорил ей «моя девочка» после долгой разлуки.

— Как твои дела? — спросил он у Фрэнси, пока они были в прихожей и снимали верхнюю одежду.

Что-то произошло, он понял это, едва взглянув на нее. От нее словно повеяло чем-то особым. Запахом отчуждения.

Она избегала встречаться с ним взглядом, отводила глаза. Наверняка это просто усталость после всего того, что произошло летом. Да еще эта затянувшаяся размолвка с Пером.

Он погладил дочь по щеке. Он очень хотел ей помочь.

Потом все стали обниматься с Грейс, и тут в дверь позвонила Кристина, приехавшая с семьей.

Фрэнси, не общавшаяся с сестрой с их последней встречи осенью, вяло улыбнулась Кристине. Ей пришло в голову, что им бы не помешало выяснить отношения на боксерском ринге. Изметелить друг друга до полного изнеможения, пока у обеих не останется сил пошевелить даже пальцем, а потом долго лежать рядом на полу, уже не боясь друг друга.

«Бей меня, когда я этого заслуживаю, — размышляла Фрэнси, когда они садились за стол, — люби меня, когда я меньше всего этого заслуживаю. Не бросай меня никогда!»

Кристина заметила, что Фрэнси какая-то странная, и встретилась с ней взглядом.

Одиночество, какое в одиночество в этих глазах!

Это одиночество на мгновение так глубоко проникло ей в душу, что у Кристины даже перехватило дыхание. Но затем она стала накладывать себе картофельную запеканку и решила не думать об этом. Но решить было проще, чем сделать. Не удавалось ей забыть и о листке бумаги, который долго хранился у нее в сейфе. Это был вопрос Зака, предложение стать его шпионкой. Она ему не ответила, хотя он неоднократно присылал за ответом своих малолеток. Каждый раз она с ума сходила от страха. Однажды к ней подошли поздно ночью, когда она возвращалась домой с работы. И даже не сомневаясь в том, что сейчас ее убьют под дверью собственного дома, она покачала головой в ответ на очередное предложение о сотрудничестве. И они исчезли в темноте так же неожиданно, как появились. Когда курьеры прекратили ее беспокоить, она изорвала листочек в мелкие клочки и спустила в унитаз. Потом она долго сидела, запершись у себя в кабинете, то плача, то заливая горе дорогущим розовым вином, пока не напилась так, что заснула прямо за столом, зарывшись головой в свою черно-белую бухгалтерию.

— С Рождеством, с Новым годом и за все хорошее! — произнесла Грейс, поднимая бокал.

Раздались одобрительное бормотание и звон хрусталя. Угощение удалось на славу, Пер и Роберт после пары лишних бокалов вина стали, как водится, лучшими друзьями. Адриан с двоюродными сестрами корчили рожи, играя в «кого из взрослых я передразниваю?».

— Как ты поживаешь? — спросила Грейс у Фрэнси, когда они собирали грязную посуду и накрывали стол к чаю.

— Хорошо, — ответила та, — а что?

— Выглядишь подавленной. Это из-за Пера?

— Да, я… Я много обо всем этом думаю. Не знаю, как поступить.

— Мы всегда можем поговорить с тобой…

— Конечно, спасибо, мама.

— Кстати, никаких вестей от Антона?

Вопрос был задан осторожно, как бы между прочим, как будто ее это не очень интересовало.

— Нет, — ответила Фрэнси, — мне очень жаль.

— Ну, что ж… — только и сказала Грейс, — я думала, может, ты что-то знаешь.

— Если я что-то о нем узнаю, я сразу тебе дам знать.

Мать кивнула. Подумала, что сама бы поступила точно так же. Или нет? Уж лучше пусть Антон работает на Фрэнси, чем наркотики и проституция. Лучше или хуже? Грейс тяжело вздохнула и достала десертные тарелки, серебряные ложки, кофейные чашки и мягкое итальянское мороженое для детей. Пока Фрэнси накрывала на стол, Грейс достала из духовки два яблочных пирога. Время от времени она не могла сдержаться, нет-нет да и роняла горькую слезу по исчезнувшему Антону. Он был ей как сын и оставил ее, не сказав ни слова. Она обнимала его, когда он трясся от ломок. Она добилась того, чтобы он спал в кровати, а не бродил по улицам. Она кормила и поила его, покупала ему одежду. Любила его, будь он неладен!

Грейс утерла слезы, высморкалась, взяла себя в руки, вышла в столовую и стала угощать гостей десертом. При этом она наблюдала за Фрэнси, обходившей стол и разливавшей кофе. И ту Грейс поняла, что по-прежнему ревнует Антона к дочери, ведь это Фрэнси отобрала его у нее. Оглянувшись вокруг, она поняла, что семья, за которую она так боролась, рушится прямо на глазах. У нее сложности с Фрэнси, у Фрэнси вечные проблемы с Кристиной. Теперь трещина пролегла между Фрэнси и Пером, а еще раньше она возникла в отношениях между Фрэнси и Адрианом.

И все эти трещины шли от Фрэнси, как и новая — та, что наметилась между Фрэнси и отцом. Да, Грейс уже и это заметила — и очень испугалась, потому что, хоть у Фрэнси с Юсефом и случались разногласия, они всегда были на одной стороне, были очень близки. Они составляли единое целое.

Грейс почти не притронулась к десерту, только пригубила кофе. С тем большим удовольствием она пила ликер, открыв как-то это удовольствие — одурманить себя, как это делал Антон.

У нее было одно желание — исчезнуть, скрыться от себя самой, от мужа, детей и внуков, от все нараставшего ощущения одиночества.

Не прошло и часа, а она уже лежала на диване и храпела, приоткрыв рот. Адриан и другие внуки с любопытством ее разглядывали.

Она притворяется или спит по-настоящему? Подумать только, как бабушка напилась, а ведь она всегда такая правильная.

— Адриан, поедем домой, — предложил Пер, которому все это казалось очень забавным.

— Мы тоже поедем, — сказала Кристина, которая считала, что все это крайне неприлично.

Протесты детей не помогли, гости начали собираться по домам.

— Я хочу остаться и поговорить с тобой, — сказала Фрэнси, подойдя к отцу.

— Сейчас? — удивился Юсеф. — А нельзя… просто мама как-то…

— Да, сейчас.

Сейчас или никогда, она это чувствовала. Сейчас она решится, а завтра уже нет.

— Да-да, конечно, давай, — согласился Юсеф, — только отнесу мать в постель.

Фрэнси кивнула и подошла к Перу.

— Отвези детей домой на такси, — сказала она, — я еще ненадолго останусь.

— Да? — удивился Пер. — Как скажешь, а куда… домой?

— Ко мне.

— А можно я тогда переночую?

— Да, ложись в комнате для гостей. Пенс дома, он позаботится о детях.

— Я сам с ними справлюсь.

— Ты тоже выпил лишнего. Пусть он ими займется — во всяком случае, Бэлль.

— Да, во всяком случае, Бэлль… Ведь она важнее, чем Адриан, да?

— Нет, просто младше.

— Ты ее больше любишь. Тут ничего не поделаешь, и он об этом знает.

Фрэнси захотелось дать ему пощечину. Нет, удар в челюсть. Нет, поцеловать в губы.

— Пер, не начинай, — прошипела она и крепко сжала его ладонь.

— Ай! — вскрикнул он.

— Прости.

Она выпустила его руку.

— Я буду позже, — закончила разговор она. — Езжайте!

Фрэнси отправилась в ванную, где опустилась на колени, прижав ладони к коричневой мозаике пола.

Она стояла на четвереньках, опустив голову, как измученное, раненое животное. Прошло несколько минут, потом она подняла голову и приготовилась к прыжку.

Адриан сидел в такси на заднем сиденье, прижимая к себе Бэлль, уверенный в том, что сейчас он полностью за нее отвечает: папа так же пьян, как и бабушка. Поэтому Адриан предпочел перестраховаться.

«Наверное, они напиваются и все такое, потому что им уже нельзя играть, — размышлял он, держа ручку Бэлль и глядя в окно, — у них такая скучная жизнь, хотя должно бы быть наоборот, ведь им можно делать все что хочется. Ну, почти все. Они могут сами решать, что есть, где жить и тому подобное».