В разреженном воздухе - Джон Кракауэр

Преград больше нет для кровавой лавины,

Обряды невинности тонут в пучине.

Уильям Батлер Иейтс «Второе пришествие»

Когда в воскресенье 11 мая, около 7:30 утра, я приплелся назад в четвертый лагерь, то был просто подавлен фактами уже случившихся и еще только назревавших событий. Я чувствовал себя совершенно разбитым физически и эмоционально после того, как в течение часа прочесывал Южную седловину в поисках Энди Харриса; эти поиски убедили меня в том, что он мертв. Радиопереговоры с Робом Холлом, находящимся на Южной вершине, были перехвачены моим товарищем по команде Стюартом Хатчисоном, и нам стало ясно, что наш руководитель попал в очень тяжелую ситуацию и что Дуг Хансен погиб. Члены команды Фишера, которые, заблудившись, провели почти всю ночь на седловине, сообщили, что Ясуко Намба и Бек Уэзерс были мертвы. А Скотт Фишер и Макалу-Го, по всей видимости, погибли, или были близки к гибели, находясь на 360 метров выше палаток.

Столкнувшись с этими фактами, мой мозг погрузился в странное состояние отстраненности от происходящего, когда ты действуешь как автомат. Одновременно с четким осознанием действительности во мне возникла эмоциональная нечувствительность, словно я спрятался в бункере глубоко внутри своего черепа и смотрел на трагедию, происходившую вокруг меня, сквозь узкую щель. Когда я отупело всматривался в небо, мне казалось, что оно превратилось в неестественно тусклую тень слабо-голубого цвета, словно его отбелили. Зубчатый горизонт пылал похожим на корону заревом, которое мерцало и пульсировало перед моими глазами. С удивлением я понял, что круговерть спуска начинала затягивать меня в кошмарные владения безумия.

После ночи, проведенной на высоте 7900 метров без кислородной поддержки, я был обессилен и изнурен даже больше, чем в предыдущий вечер, после возвращения вниз с вершины. Я знал, что пока мы не получим хоть немного кислорода или пока не спустимся в нижний лагерь, состояние моих товарищей, так же как и мое, будет быстро ухудшаться.

Программа быстрой акклиматизации, которой следовали Холл и большинство других современных покорителей Эвереста, является очень эффективной: она позволяет альпинистам приступить к штурму вершины после относительно короткого четырехнедельного периода пребывания на высоте больше 5200 метров — включая только одну акклиматизационную вылазку с ночевкой на высоте 7300 метров[58]. Кроме того, эта стратегия строится на предположении, что каждый будет иметь постоянную кислородную поддержку выше 7300 метров. Если же по какой-либо причине кислородная поддержка прекращается, то никто не поручится за безопасность альпинистов.

Разыскивая остатки нашей команды, я обнаружил Фрэнка Фишбека и Лу Кейсишка лежащими в соседней палатке. Лу бредил, кроме того, у него была снежная слепота, он ничего не видел и был не в состоянии хоть как-то себе помочь, только бормотал что-то несвязное. Фрэнк выглядел так, словно он был в состоянии сильнейшего шока, но все же заботился о Лу. Джон Таск и Майк Грум были в другой палатке; казалось, что оба они спали или были в бессознательном состоянии. Хоть я и чувствовал себя разбитым и слабым, но было совершенно очевидно, что все остальные, за исключением Стюарта Хатчисона, находились в еще более плохом состоянии.

Переходя от палатки к палатке, я пытался найти хоть немного кислорода, но все попадающиеся мне канистры были пусты. Надвигающаяся гипоксия вместе с тяжелой усталостью обострили ощущение хаоса и отчаяния. Из-за непрестанного шороха болтающегося на ветру нейлона было невозможно переговариваться из палатки в палатку. Батареи в нашем единственном оставшемся радиопередатчике были почти разряжены. Атмосфера предельного запустения и распада заполнила лагерь, усиленная тем фактом, что наша команда, последние шесть недель полностью полагавшаяся на своих проводников, вдруг осталась без лидеров: Роба и Энди не было с нами, а Грум хоть и присутствовал, но прошедшей ночью он прошел через ужасное испытание. Сильно обмороженный, он лежал бесчувственный в своей палатке и даже не мог говорить.

Поскольку все наши проводники вышли из строя, Хатчисон принял на себя роль лидера. Подтянутый, серьезный молодой человек из высших слоев англоязычного общества Монреаля, он был блестящим врачом-исследователем, принимавшим участие в больших альпинистских экспедициях раз в два или в три года, поскольку имел мало времени для занятий альпинизмом. Во время кризиса в четвертом лагере он проявил себя с наилучшей стороны.

Пока я пытался восстановиться после бесплодных поисков Харриса, Хатчисон организовал команду из четырех шерпов, чтобы найти тела Уэзерса и Намбы, которые остались лежать на дальнем краю седловины, там, откуда Анатолий Букреев привел Шарлотту Фокс, Сэнди Питтман и Тима Мэдсена. Поисковая группа шерпов, возглавляемая Лхакпой Чхири, отправилась впереди Хатчисона, который был так изнурен и одурманен гипоксией, что забыл обуть свои ботинки и чуть было не ушел из лагеря в легких вкладышах с гладкой подошвой. Только когда Лхакпа обратил внимание на его грубую ошибку, Хатчисон вернулся, чтобы обуть ботинки. Следуя в направлении, указанном Букреевым, шерпы быстро обнаружили два тела на сером ледяном склоне, усыпанном валунами, у самого края стены Кангчунг. Чрезвычайно суеверные в отношении умерших, что характерно для всех шерпов, они остановились в стороне, приблизительно в двадцати метрах, и ожидали Хатчисона.

«Оба тела были частично занесены снегом, — рассказывает Хатчисон. — Рюкзаки валялись в стороне, метрах в тридцати выше по склону. Лица и торсы были покрыты снегом; наружу торчали только руки и ноги. Ветер просто ревел над седловиной». Первое тело, к которому он подошел, было телом Намбы, но Хатчисон не мог различить, кто это был, пока, опустившись на колени и не обращая внимания на ураганный ветер, он не освободил ее лицо от трехдюймового панциря льда. Ошеломленный Хатчисон обнаружил, что она еще дышала. Обе ее перчатки были потеряны, и обнаженные руки были похожи на ледышки. Глаза были широко открыты. Кожа на лице была цвета белого фарфора. «Это было ужасно, — вспоминает Хатчисон. — Я был сокрушен. Она умирала. Я не знал, что делать».

Потом он подошел к Беку, который лежал метрах в шести от Намбы. Голова Бека была тоже покрыта толстой броней изморози. Шарики льда размером с виноградину покрывали его волосы и ресницы. Отчистив ото льда лицо Бека, Хатчисон обнаружил, что техасец тоже был все еще жив: «Бек что-то бормотал, но я не мог понять, что он пытается сказать. Его правая перчатка отсутствовала, и рука была страшно обморожена. Я попытался посадить его, но это было бесполезно. Он был едва жив, но все еще дышал».