Оранжевое лето - Яник Городецкий

— Да? А Тай ругался?

— Ругался… А все равно больше голубого не было. Так и остался забор с нашими ладонями. Наверное, до сих пор не закрасили. Да там и его рука есть. Он потом поставил…

— Здорово придумали, — кивнула Лин.

— Это все Шон. Он весь интернат перевернул с ног на голову. Но, наоборот, в его пользу. Он тоже все время что-нибудь такое придумывал. Когда ему было уже лет семнадцать, он на Новый год для малышей елку украсил. Ну, и они ему тоже помогали, конечно. Гирлянду сделали метров в тридцать длиной, такую, из бумажных кружочков. Никто не думал, что вообще что-нибудь будет. Без Тая уже как-то не так стало. А он все равно весело придумал: мы врубили музыку, и весь интернат до утра зажигал. А Шон под гитару песни пел. Сначала детские, новогодние, а потом они закончились, и пошли уже всякие. Даже шансон. Он, кстати, здорово поет, когда-нибудь я попрошу его сыграть и спеть, тебе понравится….

Лин перевернула страницу. Фонтан. А вот на следующей странице Шон. Много я знаю про него веселых и интересных историй… Вот он, мой друг, сидит на траве с мечтательным видом. О чем мечтает? Может, о голубых занавесках? Я хмыкнул.

— Я вот думаю — его отпрыск будет вить из него веревки. Уж я-то знаю. Он только кажется серьезным и строгим…

— А что — у него скоро будет ребенок? — удивилась Лин. А я и не думал, что она не знает.

— Да. У них с Мартиной… Я не представляю, если честно, — засмеялся я. — Шон — и вдруг отец! Невероятно.

— А ты, наверное, будешь крестным, — сказала девушка и перевернула страницу. — Шон наверняка захочет. Ух ты, мы опять. Как же у тебя так красиво выходит? Ой, да это же эта куртка несчастная…

— Почему несчастная? — я ничего не понял, но улыбнулся вслед за Лин и посмотрел на Эвана в пестрой куртке с жирафами и тиграми.

— Да потому… Он в магазине поднял такой рев, я думала, придется тащить его насильно оттуда. Купи, говорит, куртку. А эта куртка стоит три моих зарплаты…

— Ну купила же, — справедливо заметил я.

— Я ему объясняю — никак не получается. Просто не хватает. Я пообещала ему купить эту чертову куртку с зарплаты. А он говорит — ее купят до того. В общем, верно. На следующий день я его к Аарону отвела. А уже он его ко мне привел в этой куртке. Можно было и догадаться… Только все равно у нее печальная судьба. Эван ее убил через месяц. Порвал, пролезал через прутья в парке и зацепился. Да так, что не зашьешь. А я вдобавок постирала ее с темными брюками. В общем, конец пришел этой несчастной куртке.

— Жалко, — честно сказал я.

— Все равно он из нее давно вырос.

Я даже не стал прятать змея, просто положил на стол. Мы посидели в сторожке, прошлись вдоль берега и дошли до моста к закату. Гальер — отличный город, именно такой, в котором не скучно бродить по улицам и смотреть по сторонам. Однако даже я понимаю, что просто прогуливаться по улицам приятно не все время, а мои финансы хотя и поджимали, но все же позволяли нам посидеть в кафе.

— Зайдем? — предложил я, остановившись у маленького аккуратного входа.

— Ты что, голоден? — удивилась Лин. — Так пойдем домой, я тебя покормлю нормально.

— Да нет, я не сильно хочу есть. А ты что, не хочешь зайти? Я тебя приглашаю.

— Спасибо, но разве мы плохо с тобой гуляем?

— Ну так скучно же, — сказал я, сообразив, что Лин наверняка беспокоится за мои деньги. — Лин, серьезно, я тебя приглашаю. У меня деньги есть, так что никаких проблем.

— Итан! Лин! — услышал я издалека и оглянулся на крик. Я ничего не увидел, но минуту спустя из-за угла на скейтборде выехал Дэм. Тележку с Эваном и Гардианом он, как положено, вез за собой. На лице его расплылась самая счастливая улыбка, какую мне только приходилось видеть.

— Майская роза зацвела, — пошутил я.

— Июньская! Глядите, какой у меня скейт!

Дэмиэн встал на ноги и повернул скейтборд картинкой ко мне. На доске угловатый карикатурный парень со свешенным на бок языком лихо гнал на своей доске с колесами, и за ним тянулся шлейф из пламени. По мне, так картинка была дурацкая, но смешная.

— Где ты его взял?

— Это Сета. У него, представляешь! — четыре скейта. Он мне этот подарил! Я почти умею делать кикфлип!

— Врет, не умеет, — выдал мальчика Эван. — А когда он делал грайнд, чуть не сломал спину. Если бы Сет его за брюки не поймал…

— Дэм, вот ты убьешься, а я что Райану скажу? — возмутился я, совсем запутавшись. Кикфлип, грайнд… Ерунда какая-то. — Пойдемте все в кафе! Эван, пошли! А то мне никак не удается уговорить твою маму. Может быть, ты знаешь секрет?

— Конечно. Закажи ей блинчики с сыром! И мне тоже, — добавил Эван, а Лин устало выдохнула.

В кафе чудаковатый дизайнер смешал современность с прошлым веком. Получилось у него весьма интересно. За деревянными столиками с коваными ножками стояли такие же стулья. Наверху, на массивном деревянном шкафу, стоял очень старый телевизор с такой выпученной линзой. Мы с Шоном такое чудо последний раз видели в интернате, откопали в кладовке. Но тот телевизор не работал, как ни старались мы его починить. Кончилось вообще тем, что я пролил на него апельсиновый сок, и Шон что-то стал говорить про кинескоп, который я запорол. Я не знаю, что я мог там запороть, если и так ничего не работало. Но зато по этому телевизору шел старый черно-белый фильм. На широких подоконниках стояли огромный радиоприемник с дюжиной рычажков и патефон с трубой. Из-под иглы с шипением лился звук — старая незнакомая мелодия. На стенах висели копии плакатов, старых плакатов, в основном агитационных. Эвану они очень понравились. А Дэму понравилось все, как, впрочем, и нам. Особенно его патефон заинтересовал. Он долго изучал устройство трубы, пока я пытался найти меню.

— Вот это да… Ты здесь был когда-нибудь?

— Нет, — я покачал головой, представив, какие, должно быть, в этом кафе цены. Мне тут с моей бумажкой в пятьсот таиров, честно заработанной на вокзале, делать нечего. Меня окликнул парень за барной стойкой. А я его сперва и не заметил. Зато когда заметил, подумал, что у меня плохо со зрением. На выбритой голове у него здорово торчал вверх огромный зеленый ирокез, а на лице было штук семь или восемь каких-то железок, воткнутых в уши, брови, нос и даже губу. Он протянул мне книжечку в толстой потертой обложке, на которой почему-то было написано: "Дело N…". Дэмиэн оторвался от патефона и внимательно посмотрел на парня. Я догадался, что остаток дня нам придется убеждать его в том, что прокалывать бровь ему не обязательно и совсем даже ни к чему. Я открыл меню и, к своему счастью, отметил, что цены не кусаются. Я сел за столик рядом с Лин и придвинул к ней меню.

— По-моему, здесь нет никаких блинчиков, — сказал я ей и Эвану. Красавец в пирсинге участливо поднял голову.

— Подливка, — сказал он. — Подливка сегодня обалденная. Ей можно полить макароны, картошку, мясо, курицу, котлеты, все что хотите.

— Как же так, я блинчики хочу, — уперся Эван.

— Нету, — объяснила девушка.

— Нету, — подтвердил парень. — Зато есть пирог. Красивый и вишневый.

— В смысле они разные? — усмехнулся Дэм. — Один красивый, а другой вишневый?

— Только сегодня и только для вас суперпредложение, — парень выбросил вперед указательный палец и подмигнул Дэмиэну. — Два в одном. Он и вишневый, и красивый сразу.

Он убедил нас попробовать этот красивый и вишневый пирог, и я так и не понял, что же в нем лучше — то, что он вишневый, или то, что он красивый. Это все было неоспоримо. Наверху по нему тянулась золотистая сеточка из поджаристого хрустящего теста, а в начинке были настоящие вишни без косточек.

— Ма, испеки такой мне на день рождения, — попросил Эван, проглотив последний, третий кусок. — Или лучше сразу три.

— Нет проблем. А косточки из вишен ты будешь доставать.

Эван как-то сразу притих. Но я обнадежил его.

— Мы все вместе будем. Я, Дэм и ты. И Лин тоже. Будем все темно-малиновые…

Что там говорить, подливка тоже была очень ничего. Мы покинули это симпатичное кафе за пять минут до его закрытия. А потом Дэмиэн вдруг брякнул, что мы давно не катались на катере. Эван тут же подхватил эту гениальную мысль. Я деликатно напомнил, что скоро одиннадцать. Когда мы отвязывали катер от колышка, позвонил Райан и тоже напомнил, что скоро одиннадцать. Чуть менее деликатно. Я взял трубку и пообещал Райану, что верну Дэма в целости и сохранности часа через полтора. Потом я усадил Эвана в кресло перед штурвалом. Дэмиэн взял Гардиана на колени и сел рядом, а мы с Лин вышли на палубу. Было темно и прохладно, и фонари, как всегда, отражались в темной воде, и их огоньки скользили рябью по поверхности. Я посмотрел вверх, на далекий мост. У берега стрекотал кузнечик.

Вот за это я и люблю ночь. Только ночью можно услышать и увидеть в обычном необыкновенное, и даже волны шумят по другому, а фонари превращаются в звезды. Мотор мурлычет, а волны шумят по-особенному. Я не могу все это описать. Не потому что не хватает слов. Если подумать, их можно и найти. Но они не нужны.