Дом певчих птиц - Юлия Владимировна Климова

Кристине, и как пошел и сел рядом с ней и Павлом, оставив меня с другими гостями, и как переживал, и как выпил лишнего… Картинки сменялись одна другую, и были они настолько яркими, что в семь утра я собралась быстро, вышла из домика, плотно закрыла дверь и направилась к краю поселка, где вызвала такси.

На станции я купила билет и устроилась на короткой рыжей скамейке перрона. Однако сидеть долго не получилось, неведомая сила подняла меня и, поселив в душе еще больший непокой, заставила шагать туда-сюда. Вот только этот непокой имел другие очертания и оттенки… Я почувствовала, как теплеет в груди, будто где-то там, глубоко, под многочисленными слоями времени и памяти, тают внушительные вековые ледники.

И почему-то так сильно они растаяли, что вода брызнула из глаз.

«Да знаю я, знаю, что это слезы…»

Закрыв рот ладонью, стараясь не разрыдаться в голос, я сунула свободную руку в сумку и достала мобильный. Стресс, тянувшийся со вчерашнего вечера, прошел, и, видимо, теперь из меня всхлипами и солеными ручьями выходила щедро накопившаяся боль. Лет за пять накопившаяся.

Я не могу без Матвея, и я не хочу садиться в электричку и мчаться в Москву. Без него. Кожа и сейчас помнит каждое прикосновение, сердце готово все отдать за возможность оказаться рядом.

Отношения с отцом…

Недавняя история с Димой…

Да, вот такие примеры у меня перед глазами.

Наверное, я не умею доверять мужчинам, и, в моем тяжелейшем случае, этому необходимо учиться. Слова Матвея закружились в душе, и я принялась повторять их мысленно, жалея о побеге.

«Она поругалась с мужем – да, приехала – да, но я лишний раз убедился в том, что чувства давно ушли, и несколько лет я попросту страдал ерундой. Я не люблю Кристину, слышишь?»

– Похоже, теперь слышу, – прошептала я и вытерла последние слезы.

Спасибо Даше за номер Матвея… Сделав глубокий вдох и выдох, я торопливо написала сообщение: «Я очень хочу вернуться. Забери меня, пожалуйста, со станции», и, раздумывая лишь мгновение, отправила его. Оставалось надеяться, что Матвей уже проснулся, связь не подведет, и два отчаянных предложения будут прочитаны скоро.

– Обернись, – услышала я за спиной знакомый голос, вздрогнула от неожиданности и развернулась.

Матвей смотрел на меня спокойно, будто вчера мы и не поругались. В светлых потертых джинсах и широкой серой рубашке на выпуск, застегнутой лишь на три пуговицы посередине, он выглядел свободно, с той долей небрежности, которая мне всегда нравилась.

– Я написала тебе сообщение…

– Расскажешь, о чем?

– Наверное, это уже не важно, – выдохнула я и поймала в глазах Матвея добрые смешинки. Скорее всего, я вчера сошла с ума. И сегодня утром тоже. Иначе как еще объяснить купленный билет на электричку?

– Динка, иди ко мне, – сказал Матвей и протянул руку ладонью вверх, будто я была маленькой пугливой птичкой. И этой недоверчивой пичуге лучше сразу показать искренность чувств. – Все, что я сказал – правда…

Но я не дала договорить Матвею, я бросилась к нему, обвила шею руками и уткнулась лицом в его каменную грудь.

– Спасибо, что ты приехал. Спасибо…

– Не успел бы на станцию, рванул бы за тобой в Москву. Проснулся, а тебя нет… – Он отлепил меня от себя и осторожно поцеловал в губы. – Динка, я как только тебя увидел, так пропал, понимаешь? И ты не представляешь, как тяжело сдерживать себя каждую минуту, боясь тебя обидеть. Ты выросла, но в твоих глазах была все та же растерянность, что и пять лет назад. Я не хотел торопиться. А вчера понял, еще секунда – и уже не остановлюсь…

Я прижалась крепче и закрыла глаза, жадно впитывая мгновения и стук сердца Матвея. Как же хорошо…

«– То есть из-за этого на меня и валятся несчастья? А это получится исправить? Противоядие есть?

– Есть. Но оно находится в чужих руках, и от тебя мало что зависит».

Слова цыганки Элины я, конечно, не забыла. И теперь я знала, в чьих руках противоядие… В руках Матвея. И вот так получается, что с сегодняшнего дня они вовсе не чужие. Они самые родные.

– Я счастлива, – прошептала я, улыбаясь.

– Я прослежу, чтобы так было всегда, – ответил Матвей и погладил меня по голове вовсе не как младшую сестру. А как самую лучшую девчонку на свете!

Эпилог

Петербург. Далекое прошлое…

Отчего-то Аглае было страшно открывать синюю коробку с туфлями, и она не торопилась с этим. Но нельзя же пренебрежительно относиться к завещанию и последнему желанию Берты. Тем более, что старой хозяйки не хватает, в магазине певчих птиц все напоминает о ней.

Почистив клетки, убрав разлетевшиеся перья и пух, Аглая заварила чай с мятой и поднялась на второй этаж. Сегодня торговля будет плохой, с ночи льет дождь. Правда, к утру он стал значительно тише, но птиц не любят покупать в такую погоду, даже если очень хочется заполучить яркого поющего кенара.

Коробка уже несколько дней стояла на стопке толстенных книг. И Аглая сначала смахнула указательным пальцем недавнюю пыль с корешка одной из них, затем помедлила, сняла серую крышку и отложила ее в сторону.

Туфли, оставленные Бертой, были большие и старые, стоптанные, потрепанные временем. Пряжки давно потеряли блеск, темно зеленая ткань в некоторых местах разлохматилась. Ничто не украшало их.

Вынув сначала одну туфлю, потом другую, Аглая наклонила голову набок и простояла так некоторое время, пытаясь вспомнить: надевала их когда-нибудь Берта или нет? Но память не дала точного ответа, старая хозяйка магазина любила исключительно красивые туфли, особенные. Так интересно было на них смотреть! Вот только последнее время у Берты болели ноги, и она редко надевала узкую обувь.

На дне коробки лежала записка, и Аглая поспешила ее прочитать.

«Надень туфли и подойди к окну».

– Хорошо, – сказала она, будто Берта стояла рядом и могла ее слышать.

Размер не подошел, но все же туфли были не слишком велики и вполне удобны. Расправив юбку, убрав за ухо светлую прядь волос, Аглая подошла к окну. Странно, что Берта попросила ее об этом.

Прохладное утро, растянувшиеся по небу тучи, мокрая улица, редкие прохожие…

Она не сразу поняла, что картинка меняется. Люди невероятным, непостижимым образом превращаются в вытянутые сосуды, наполненные белым и черным светом. Добром и злом. Нет, это не раскрашены в разные цвета души, это судьбы – у каждого своя, короткая или длинная. Кто-то получит счастья в избытке, кого-то ждут радости и горести в равной степени, а кто-то идет по улице