Дневниковые записи. Том 3 - Владимир Александрович Быков

мировой практике еще не было.

После обсуждения технических вопросов перешли к срокам.

– Исходя из того конечного срока, установленного нам партией и правительством, – сказал Миль, – прокатный стан нам нужен через четыре месяца.

– Что?! – вырвалось у Марка. Это же немыслимо!

– Молодой человек видимо не понял, что я сказал о необходимости сделать все, даже невозможное. Мы ужесточили свой график до немыслимого предела, но, как не крути, нам надо получить от вас опытную партию труб не позже, чем через четыре месяца.

При таких сроках бессмысленно было начинать проектирование. Все радужные надежды, питавшие Марка в связи с этой задачей, разлетались в прах. Марк собрался поспорить, но Двинянинов его одернул и сам взял слово.

– Мы очень уважаем труд наших коллег, конструкторов – вертолетчиков. Представляем себе колоссальную сложность стоящих перед вами проблем. Но вправе рассчитывать, что и вы с уважением отнесетесь к нашему труду. Ведь спроектировать новый прокатный стан, может быть, не менее сложно, чем новый вертолет, тем более что задача стоит на уровне изобретения. Вы не называете отпущенных вам сроков, возможно, это государственная тайна. Но, во всяком случае, это не те четыре месяца, что отводятся нам. Они абсолютно недостаточны, и не могут быть нами приняты, как бы нам того не хотелось.

(В это время в кабинете появился представитель Новотрубного завода. И у Марка мелькнула одна мысль, он подсел к этому представителю и стал с ним шептаться).

Миль встал.

– Знаете, я не намерен с вами торговаться. Если вы и ваш юный помощник, ничего не поняли, я сейчас звоню вашему Министру и скажу, что ко мне приехали совсем не те люди, которым можно доверить решение государственной задачи особой важности.

Двинянинов побледнел, но не дрогнул:

– Но вы же диктуете нам условия, совершенно не считаясь с реальностью. Согласиться с вами, значит заведомо пойти на обман.

– Это ваши проблемы.

– А мне казалось, что у нас проблемы общие, государственные, – не без иронии заметил Двинянинов.

Миль нахмурился, поняв, что его реплика была явно неудачной.

– Я закрываю совещание, – решительно заявил он.

– Если хотите, можете присутствовать при моем разговоре с Министром.

– Подождите! – закричал Марк. – У нас с Новотрубным заводом есть предложение.

Все повернулись к Марку.

– Вам нужна опытная партия? Сколько? Десять? Пятнадцать?

– Четыре комплекта. Шестнадцать штук, – ответил заместитель Миля.

– Трубники на существующем оборудовании с нашей помощью, кустарным способом, вручную передвигая оправку и разводя валки, на пониженных режимах сделают вам шестнадцать труб. Это будет адский труд, но за четыре – пять месяцев это можно будет сделать. А новый стан… Когда, Сергей Алексеевич?

– Через год.

– Кустарным способом? Что же это будут за трубы? – усомнился Миль.

– Трубы будет принимать ОТК по вашим чертежам, – подал голос новотрубник. – Но вот стоимость их может оказаться очень высокой.

– Решили подзаработать? – заметил кто-то из милевцев, но Миль, видно опасаясь, чтобы его опять не обвинили в эгоизме, пресек этот разговор.

– Предложение Новотрубного завода надо обдумать. Прошу Вас завтра поработать с нашими специалистами, а через день в это же время мы встретимся снова.

Когда уралмашевцы остались одни, Двинянинов сразу остудил ликующий взгляд Марка:

– Вы, молодой человек, что-нибудь слышали о субординации? – менторским тоном спросил он. – С всякими предложениями должен выступать руководитель, а Вы, не посоветовавшись со мной, вылезли…

– Сергей Алексеевич, – взмолился Марк, – он же собирался звонить Министру! Когда было советоваться?

– Никогда не лезьте поперек батьки в пекло. Вот и предложение Уралмаша (ведь вы – уралмашевец) отныне будет трактоваться, как предложение Новотрубного завода.

– Да черт с ним, с авторством! Главное, им теперь не отвертеться, и придется принять названный Вами срок.

– Эх, молодо-зелено… – вздохнул Двинянинов.

На заключительном совещании стороны пришли к соглашению. Сергей Алексеевич настоял на том, чтобы в тексте протокола значилось «… предложение Новотрубного завода и Уралмашзавода».

Сразу же по возвращении из Москвы для Марка начался аврал. Из отвоеванного у Миля года конструкторам отдали всего пять месяцев – фантастически малый срок. Марк разрывался на части, уходил из дома в семь часов утра и возвращался в двенадцать – час ночи. В воскресенье отлеживался плашмя на диване, но все равно мысли о стане не оставляли его ни на минуту. Несколько раз пришлось съездить в Первоуральск, на Новотрубный завод. Советовался с трубниками по конструкции новой машины, участвовал в подготовке и прокатке опытного лонжерона (так стали называть трубы переменного сечения для лопастей вертолета).

С самого начала работы предвиделось, что прокатка лонжерона на действующем оборудовании будет неимоверно трудной. На деле же оказалось, что это вообще муки адские. Даже с помощью приспособлений, наспех спроектированных, изготовленных трубниками и уралмашевцами, из тридцати – пятидесяти труб удавалось сдать ОТК одну, в лучшем случае, две штуки. И то она сопровождалась скандалами, руганью, уговорами. Начальство и рабочие проклинали Зосима Абрамовича Коффа (так звали представителя Новотрубного завода, с которым объединился Марк на совещании у Миля) за согласие на прокатку опытной партии, хотя все понимали, что это было единственно реальное решение в сложившихся условиях. За четыре месяца новотрубники с грехом пополам сделали семнадцать труб и, тщательно упаковав, как величайшую драгоценность, отправили их в Москву. Стало очевидным, что нормальная прокатка вертолетных труб возможна только на новом специальном оборудовании.

Участие в прокатке лонжеронов рождало у Марка новые идеи. Уже первый отрицательный опыт на действующем оборудовании подсказал альтернативные решения, которые Марк тотчас же наносил на ватман. Вырисовалась схема стана, она активно обсуждалась с Двиняниновым, Химичем и Верником. Общей эрудиции старших товарищей Марк противопоставил знания, полученные непосредственно на работающем стане, и это давало ему возможность разговаривать с начальством на равных.

Чертеж с окончательно согласованной схемой стана Марк закончил спустя полтора месяца после совещания у Миля. Проведя на чертеже последнюю линию, Марк вышел из заводоуправления в морозную сизую ночь.

Стоял сильный туман. Трамваи не ходили. Следовало бы вернуться и переночевать на стульях в КБ, но Марк решил попробовать проголосовать проезжавшим машинам. Машин не было. Прождал несколько минут и уже начал замерзать, когда услышал резкий визг тормозов и увидел в тумане две светящиеся фары. Дверь кабины распахнулась.

– Ты чего на дороге растопырился!? Я ж тебя чуть не переехал!

– Мне бы в город. Может, довезете?

– Не положено. – Дверь кабины захлопнулась. Но, вдруг передумав и приоткрыв дверцу, шофер крикнул. – Ладно, залезай!

Марк забрался в кабину.

– Проспект пересекать будете?

– Ну.

– Там и сойду.

– Откуда ты такой, чумовой, взялся? Добрые люди давно спят, – он искоса взглянул на Марка.

– Да, вот заработался.

– На работягу ты непохожий.

– Я конструктор.

– Вам, что?