Время падающих звезд - Герберт Циргибель

Калвейт ответил с ухмылкой: «Это слово. Я знал, что Вы не сможете долго ломать комедию. Все же я не рискну прогнозировать, что заблагорассудится шефу. Вы еще только несколько дней под его опекой. Возможно, он сразу же выпишет Вас, но, возможно, также, что он оставит Вас еще на пару дней для наблюдения. В любом случае я изложу шефу свою точку зрения. Все же есть одна загвоздка: Вы должны уже раскрыть имя и адрес вышеназванной дамы. Это в любом случае останется врачебной тайной…»

Раскрыть имя и адрес — я не выберусь из этой психушки. Где взять девушку, которая была готова взять грех на душу? Моя возлюбленная жила в ничего не подозревающей невинности на шестой луне. Я проклял час моего возвращения. Постепенно во мне росло убеждение, что я был изгнан из рая.

В начале шестого меня пригласили в кабинет старшего врача Хаусшильда. Сначала я думал, что речь шла о моей выписке, но старший врач, худощавый человек с постоянно изучающими глазами и сдержанным сухим голосом, всего лишь протянул мне телефонную трубку. «Ваша жена».

Йоханна извинялась. Она простудилась и поэтому не пришла. Я не поверил ей, потому что ее голос звучал нормально, но в присутствии старшего врача я не хотел задавать вопросов. Меня все еще тешила надежда, что Фритцхен совершит посадку согласно договоренности. Если мне не удастся покинуть санаторий до этого времени, изменить положение еще могла моя жена. Каким-либо образом я должен был сподвигнуть ее провести эту решающую ночь на Маник Майя. Как я мог убедить ее сделать это, мне еще самому не было ясно. Я умолял ее, посетить меня в субботу при любых обстоятельствах. Йоханна пообещала мне, что обязательно придет.

Когда я положил трубку, Хаусшильд осведомился о моем самочувствии, рутинный вопрос. Я заверил его в том, что чувствую себя превосходно, спросил его, смог бы он разрешить мне один день отгула, потому что моя жена больна. Но старший врач видел насквозь мои намерения и утешил меня субботой, когда Йоханна хотела посетить меня. Я за несколько дней уже настолько акклиматизировался, что принял его указание к сведению без протеста.

Два дня до следующего дня времени посещений показались мне дольше, чем мое пребывание на шестой луне. Я попросил у сестры Хильдегард книгу. Волнующее чтение не было положено пациентам. К этому относилось практически все, что было в литературе. Она принесла мне «Плоды леса».

Со стоическим терпением я читал о чернике, малине, ежевике, лесной землянике и грибах. Я мечтал о них, культивировал на шестой луне наши лесные ягоды, которые на профессиональном языке называются вацциниями, так называемая дикотильная группа растений, подсемейство эрика. В немом отчаянии я прочел, что, например, черника как правило созревает на низких кустах, имевших различный габитус[26], как правило со стоящими относительно друг друга под определенным углом, с коротким стеблем, гладкими или шершавыми вечнозелеными листьями, зачастую цветущими в стоящих отдельно аксилярных или терминальных гроздях и округлых ягодах…

К субботу я прочел «Плоды леса» от корки до корки. Опасение, что Йоханна могла еще раз заставит ждать понапрасну, превратил меня в комок нервов. Я написал письмо Ауль, дополнительно заклеил конверт полоской бумаги. О, Ме, придай моим словам силу убеждения всех пророков прошлого! Если бы моя жена выполнила мою просьбу, я был бы спасен. Из кухонного окна она бы без проблем смогла бы наблюдать маневр приземления.

Внизу, в портьере, стало шумно. Пришли первые посетители. С нетерпением кошки, которая сидит перед мышиной норой, я ждал у створчатой двери. Затем я увидел ее меховую шапку и ее черное меховое пальто. Она поднималась по лестнице нерешительно, с понятной боязливостью нормального человека.

Многое, что я делал в эти часы, думал и даже произносил в слух, в прежние времена даже не пришло бы мне в голову. Необычные события нельзя измерить нормальными мерками. Мое мышление приспосабливалось к сложившейся ситуации, я вел себя таким образом, как вынуждало меня к этому мое окружение.

Йоханна сидела напротив меня, ей едва ли удавалось скрыть свое смущение, она была плохой актрисой. Ни слова о причине моего невольного пребывания, несмотря на то, что она уверяла меня, что я выгляжу выспавшимся и отдохнувшим, болтовня о погоде — о чем она еще могла со мной говорить? Душевнобольного нельзя волновать.

Я больше не выдержал этого.

— Послушай, Ханни, — сказал я почти грубо, — я не могу запретить тебе считать меня чокнутым. И если я должен провести здесь всю оставшуюся жизнь, я не подумаю о том, чтобы лгать самому себе. Почему ты действовала поспешно? Я был агрессивным? Нет. Я был рад тебе, но ты не нашла дел срочнее, чем отправить меня в психушку». Я забыл о своем намерении не вспыляться.

— Пожалуйста, не говори так, — умоляла она, — это не правда, я не тебя считаю тебя… — Она побоялась произнести слово. «Когда ты вернулся домой в новогоднюю ночь, ты был действительно болен, Ганс. И господин из полиции посчитал, что будет лучше, если ты попадешь под наблюдение врачей…

«Господин из полиции» — а именно Эйхштет, на которого я возложил все свои надежды. Он мог бы найти воров и найти доказательство. Я собрался, подумал о письме в ночном шкафчике. В полночь Фритцхен хотел совершить посадку. Как я мог убедить мою жену переночевать на Маник Майя? И если бы мне это удалось — отважилась бы она пойти к транспорту? Она откажется, подумал я, она увидит в моей просьбе всего лишь подтверждение моей «болезни». Это бессмысленно…

Йоханна взяла мою руку и заботливо сказала: Я разговаривала с профессором, Ганс. Он считает, что тебе нужен покой. Ты просто переработал».

— Конечно, я просто переработал, — расстроено ответил я. — Теперь я наслаждаюсь личной заботой господина профессора. Дорогое удовольствие — моя потребность в покое, наши последние сбережения пойдут на это.

Я не должен ломать над этим голову, сказала она и рассказала мне о ремонте нашей квартиры, для которого она наняла маляров, о нашем соседе, который умер, и прочие мелочи жизни, которые меня не интересовали. Если все пойдет не так и когда-нибудь я выйду отсюда, я продам телескоп, размышлял я. Я заставлю себя все забыть. Еще только эту, последнюю попытку.

— У меня тогда действительно кое-что украли, Ханни, — клятвенно прошептал я. — Поверь, я точно знаю, что говорю. Если бы передатчик нашелся, я бы больше не сидел здесь. У меня есть еще одно доказательство, но я смог бы представить его, если бы в ночь с воскресенья на понедельник был бы на Маник Майя…

Она изучающе посмотрела на меня. Она никогда не даст согласие на мое предложение… Возможно, и Фритцхен вообще не появится. Ме возможно принял мое молчание как отказ. Взгляд Йоханны сбивал меня с толку. Она была такой же прекрасной, как в тот день, когда мы познакомились, подумал я. Несмотря на мою печаль, сейчас я с удовольствием обнял бы мою жену. Но я опасался давать волю своим чувствам в этой комнате и под ее подозрением. Я спросил напрямую: «Ты еще хотя бы помнишь, как мы познакомились, Ханни?»

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});