Новые приключения Майкрофта Холмса - Куинн Фосетт

– Гатри, скорее! – крикнул Холмс. – Вы с мисс Хелспай отправляйтесь в погоню. Бе́ри, вы останетесь здесь на случай, если он опять вернется. А я отвезу Саттона в безопасное место.

Гастингс успокоил Ланса, а затем промолвил:

– Не знаю, способен ли он быстро бежать, мистер Холмс. Ланс притомился.

– Я понимаю, Гастингс, но надо постараться.

Он снова принялся запихивать Саттона в кэб.

– Вы двое! Мигом в погоню! Бе́ри, будьте начеку. Если к десяти часам ничего не произойдет, возвращайтесь на Пэлл-Мэлл.

Мисс Хелспай на миг замешкалась, словно хотела оспорить эти приказы, однако, подумав, согласилась с ними:

– Быстрее, Гатри! Викерс ускользает.

Она поднялась в коляску, жестом указав на место рядом с нею. Я поторопился исполнить ее распоряжение и вскочил на боковую подножку. Она стегнула лошадь вожжами, и мы помчались в погоню за «даймлером», который был уже в конце аллеи. Примостившись на узком сиденье, я взглянул на нее:

– Это ужасно неприлично, но мне придется снять несколько промокших вещей. Если я поставлю между нами саквояж, то не слишком оскорблю вашу нравственность.

– Ах, Гатри, – раздраженно проговорила мисс Хелспай. – Не тяните. Я слежу за дорогой. Вы не поразите меня, если снимете с себя и пиджак, и жилет, и сорочку, и даже фуфайку.

Я не сумел придумать, чем сгладить ее нескромность.

– Я постараюсь побыстрее, – только и сказал я.

– Хорошо. Мне понадобится ваша помощь.

Лошадь по-прежнему шла тихой рысью – быстрее не позволяли темнота и скользкая дорога.

– Я не вижу на дороге других автомобилей, – заметил я, пытаясь стащить с себя пиджак.

Это было все равно что счищать тонкую кожуру с тропического фрукта, но наконец я ухитрился избавиться от пиджака и бросил его себе под ноги. В этот момент коляска покачнулась, сворачивая на Аксбридж-роуд. Я невольно схватился за саквояж, стараясь не потерять равновесия, и, дождавшись, когда мы окажемся на ровной дороге, снял воротничок, галстук и манжеты.

– Он свернул направо, – сообщила мисс Хелспай и подалась вперед, словно желая подстегнуть лошадь. – Может, направляется в Брентфорд или Кью[35].

– Или на Большую Западную дорогу[36], – заметил я, подумав, что это наиболее вероятно. – Вполне возможно, что он хочет вообще убраться из Лондона.

Я принялся за сорочку, намереваясь высвободиться из ее липких объятий.

– Я тоже так думаю, Гатри, – ответила мисс Хелспай. – Боюсь только, нам его не догнать.

Между нами и «даймлером» успели вклиниться три кареты и велосипед; преодолеть разрыв уже не представлялось возможным – кобыла устала и начала замедлять бег. Я увидел, что автомобиль снова повернул на запад и быстро исчез из виду. На следующем углу мисс Хелспай свернула налево и пустила лошадь обычным шагом. Мы возвращались в дождливую сутолоку лондонских предместий.

Я вытащил из саквояжа свитер и чистую фуфайку и быстро надел их.

– У нас не было шансов, – заметил я, когда мы проехали пару миль.

– Да, – согласилась мисс Хелспай. – Хотя в такой дождь всегда существует вероятность, что машина перевернется или попадет в аварию.

– Какая досада, что этого не случилось, – посетовал я, снова убирая саквояж под сиденье. – Я с удовольствием вытащил бы Викерса из-под обломков его автомобиля.

– Что ж, по крайней мере, Браатена больше нет, – отозвалась мисс Хелспай. – Теперь надо только надеяться, что с Саттоном все будет в порядке.

– Вид у него был ужасный, – осторожно заметил я. – Его лицо напоминало… один сплошной кровоподтек. – С ним много всего произошло, но это бросалось в глаза в первую очередь. – Ему давали морфий, и теперь он… не в себе.

– Саттону станет лучше, – утешила мисс Хелспай. – Он находился там совсем недолго и не успел привыкнуть. – Она внимательно смотрела на дорогу: мы снова подъезжали к Аксбридж-роуд. – Вероятно, нам надо возвращаться на Пэлл-Мэлл.

– Да, – согласился я. – Однако вы не возражаете, если мы заедем на Керзон-стрит? Мне надо переодеться и оставить там эти вещи.

– Конечно, если желаете. Только зачем? – Мисс Хелспай попыталась подавить зевок, прикрыв рот тыльной стороной кисти. – Хотите, можете остаться дома, а я заеду за вами утром.

– О нет, – проговорил я, немного оживляясь. – Я загляну на Пэлл-Мэлл, чтобы узнать, как дела у Саттона, а потом планирую отправиться в театр.

Она изумленно уставилась на меня:

– Это еще зачем?

Я расхохотался.

– Вы забыли? Сегодня в Театре герцога Йоркского Майкрофт Холмс будет исполнять роль Макбета, и я ни за какие коврижки этого не пропущу, – громко воскликнул я и с радостью заметил, что Пенелопа тоже оживилась. – Не угодно ли вам присоединиться ко мне, мисс Хелспай?

Она кокетливо вскинула голову:

– С удовольствием, мистер Гатри.

Из дневника Филипа Тьерса

М. Х. вернулся домой в шесть сорок. Он привез с собой Саттона, которого водворили в спальне М. Х., где бедняга останется до тех пор, пока не придет в себя. Ухаживать за Саттоном в отсутствие М. Х. поручено мне. Саттон очень плох, на его лице заметны следы истязаний, голова в нескольких местах обрита, но для чего – он объяснить не в силах. Я готовлю наваристый бульон, которым буду понемногу отпаивать его, пока он не оправится. Саттон до сих пор находится под воздействием морфия, который ему давали несколько часов назад; должно пройти какое-то время, чтобы организм мог полностью избавиться от наркотика. Сейчас он плохо понимает, что́ происходит вокруг, очень вял и не способен связно мыслить. Кроме того, его надолго оставили в холодной мокрой одежде, отчего он крайне изнурен и при малейшем сквозняке начинает дрожать. Я разжег камин в спальне М. Х. и принес еще одно одеяло, чтобы помочь ему побыстрее согреться.

Г., в вечернем костюме, приехал не больше десяти минут назад. Он жадно расспрашивал меня о состоянии Саттона и был рад услышать, что М. Х., перед тем как отправиться на Сент-Мартинс-лейн, послал за Уотсоном, которого мы ожидаем к девяти. К счастью, славный доктор – воплощенное благоразумие. Г. также спрашивал, не было ли новостей, пока они с М. Х. разыскивали Саттона. Я сообщил ему (как несколько ранее уведомил М. Х.), что около половины пятого доставили курьерский пакет и что в нем, по-видимому, содержатся новые сведения относительно смерти герра Криде. Судя по всему, за этим событием кроется куда больше, чем казалось вначале. М. Х. намерен заняться всем этим с утра, когда покончит с сегодняшними делами.

Я очень сожалею, что не смогу побывать на спектакле; М. Х. уехал из дому, закутавшись в кашне и плащ с капюшоном и низко надвинув на глаза кучерскую шляпу, так чтобы никто не сумел как следует разглядеть его, до того как он наденет сценический костюм и нанесет грим. Я с нетерпением предвкушаю возвращение Г. и его рассказ о том, как прошел спектакль…

Глава двадцать шестая

Беатрис Мазеруэлл в пышном одеянии леди Макбет стояла против своего «супруга». Глаза ее пылали. Она простерла руку и схватила его за край одежды, притянув к себе.

– «Натяни решимость на колки, и все удастся»[37].

Она обошла Макбета кругом, прижалась лбом к его плечу и стала расписывать ему, как напоит слуг Дункана вином, а ее муж тем временем заколет короля.

– Она кое-что поменяла, – шепнул я мисс Хелспай.

– Не в тексте, – тоже шепотом ответила она.

– Нет, в движениях. Раньше она вела себя не так, – нахмурившись, пояснил я.

– То есть во время прежних представлений, при… при нашем друге, она этого не делала? – спросила мисс Хелспай.

Тут какой-то зритель, сидевший позади, шикнул на нас.

– Во всяком случае, я такого не видел, – едва слышно проговорил я. – Интересно, зачем ей это?

– Смотрите пьесу, – посоветовала мне мисс Хелспай.

В третьем акте, в первой сцене с Убийцами, Майкрофт Холмс запнулся на словах «Ваш дух высокий радует меня». «Интересно, – подумал я, – заметил кто-нибудь его ошибку или все решили, что он сделал это нарочно? Никто из актеров и виду не подал, но вряд ли они не поняли этого».

В антракте, когда мы с мисс Хелспай пили чай, она сказала:

– На мой взгляд, он неплохо держится. Жаль, что его бедный друг не может посмотреть на него. Думаю, он бы одобрил Холмса. Весьма убедительная трактовка роли.

Ее ученые рассуждения заставили меня улыбнуться.

– Да, – согласился я. – Вероятно, он и сам останется доволен представлением.

Она лукаво взглянула на меня:

– Пьеса еще не окончена.

– Ах да… м-м… «Зрелище – ловушка»? – процитировал я «Гамлета»[38].

– По крайней мере, сегодня уж точно, – многозначительно ответила она.

В первой сцене четвертого акта Ведьмы вызывали для Холмса-Макбета Видения потомков Банко, которым было суждено править после него:

– «Гнусные старухи! К чему мне видеть их?» – Неожиданно его голос дрогнул, и я подумал, что либо это намеренное ухищрение, либо Холмс начал уставать. Мне хотелось верить в первое, но более вероятным казалось второе.