Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне - Евгений Абросимов

384. Не в дыму рожденному

В небе необычно: солнце и луна.Солнце светит ярко, а луна бледна…

Вдруг толпа на улице, крик на мостовой,Только уши лошади вижу за толпой.

Что там?«Да роженица… редкие дела:Как везли в больницу, тут и родила».

…Кто бежит в аптеку, кто жалеет мать.Ну, а мне б — ребенка в лоб поцеловать:

Не в дому рожденный!Если уж пришлось —Полюби ты улицу до седых волос.

Взгляды незнакомые, нежные словаНавсегда запомни, крошка-голова!

Не в дому рожденный,Не жалей потом:Ну, рожден под солнцем, не под потолком.

Но пускай составят твой семейный кругТыщи этих сильных Братьев и подруг!

1937

385. Человек

Мне этот человек знаком? Знаком.А как же! Часто сходимся вдвоемУ радиотрубы, в дверях трамвая.Он часто молод, а порою сед.Порой в пальто, порой в шинель одет.Он всё спешит, меня не замечая.

Мы утром у киоска ждем газет:Ну, как в Мадриде?Жертв сегодня нет?А что китайцы — подошли к Шанхаю?А как в Полтаве ясли для детей?(О, этот семьянин и грамотейНа всю планету смотрит… Я-то знаю!)

Куда ни повернешься — всюду он!Его в Туркмению везет вагон,Его несет на Север в самолете.

Пусть снизу океан ломает лед…Он соль достанет, примус разведет, —Как дома, приготовится к работе.Он обживется всюду и всегда.

Сожженный солнцем камень, глыба льда –Всё для него квартира неплохая.Где б ни был он — там вспыхивает свет…Где б ни был он, там Сталина портрет,И хлеб, и чертежи, и кружка чая.

А как поет он песни! Всё о том,Кто водит караваны, любит домИ в облаках плывет. Сидит в Советах.

Так на рояле, в хоре, на трубеОн распевает песни о себеИ улыбается, как на портретах.

Он толст и тонок, холост и женат,Родился сорок, двадцать лет назад.Родился в Минске, в Харькове, в Тюмени.Вот он идет по улице, гляди:Порою орден на его груди,Порою только веточка сирени.

Он любит толпы людных площадей,Стакан вина и голоса друзей, —Такой уж он общительный мужчина…

Над буквами газетного столбцаИ в зеркале моем —Черты лицаЗнакомого мне с детства гражданина.

1939

386. Калильщик

Подсобный рабочий (Недавно из села?Недавно из-за прилавка? На заводе недавно?),Согнутый и потный больше чем надо,В калильный цех несет со склада коробку стальных валиков,Ступает опасливо-широко,Словно зубья подачи «шепинга»Можно расплескать, как молоко,Или развеять по ветру, как одуванчик.И лишь толькоПоставил коробку на деревянную стойкуУ калильной печи,Шумно вздыхает, словно пятипудовую штангуСвалил с плеч.И смотрит на калильщика.А молчаливый ловкач в прожженной углем спецовке,Почти не глядя на печь,Клещами выкладывает валикиПо дну своей «духовки».Ему-то не надобно слов:Он знает всю радугу побежалых цветовИ когда покраснеть, а когда пожелтеть металлу,А когда в бачок машинного маслаМало-помалуОпускать шипящий валик…И будет сталь тверже стали.И знает еще многое товарищ калильщик,Насупленный, тихий,В синих очках мудреца.

…И, отерев пот с лица,Подсобник, вздыхая, покидает цех:«Как хорошо быть калильщиком…Неужель это счастье доступно для всех!»

<1940>

387. Грузчик

Я — в фате продырявленной, из мешка,Груз несу от борта грузовика.А над складом в сиянии ста витринЛюдной улицы Горького магазин.

И смотреть не могу я по сторонам,Сторониться нужно не мне, а вам,Кто с руками свободными вышел в путь.Из-за тяжести я не могу взглянуть.Вижу только локти свои да грудьИ одну да другую ногу.Я работаю. Дай дорогу!

Кто с тяжелой ношею в путь идет,Тот шагает прямо, пусть знает тот,Что уступят путь ему каждый мигИ ребенок, и женщина, и старик,Перед тем, кто носит помногу.Грузчик я. Дорогу! Дорогу!

1939

388. Ливень

Снова зеленые всходыНад прошлогодней листвой.В пыль измельченные водыТучей несет над Москвой.

Смолкнуло, заблестело…Что это — солнце взошло?(Грянуло, потемнело…)Нет, полило, полило.

Струи! Они исчезают…Где они делись? Смотри:Вот уж они распрямляютПочки берез изнутри.

Чтобы росла и гуделаКаждой травинкой земля.

Хочется важного дела.Это не нужно,А я, —Краны наполнены, знаю,Водопроводной водой —Всё же ведро выставляюПод водосточной трубой.

Всё, что не врыто, не вбито,Всё, что корней лишено,Будет размыто и смыто,Ливнем унесено.

1939

ГЕОРГИЙ СУРКОВ

Георгий Кузьмич Суворов родился 19 апреля 1919 года в селе Абаканском Енисейской губернии (ныне Красноярского края). Его родители, крестьяне-бедняки, рано умерли. После окончания начальной школы Суворов закончил Абаканский педагогический техникум, одновременно преподавал в сельской школе. В 1939 году он поступил в Красноярский педагогический институт, но учиться там ему практически не пришлось, так как осенью 1939 года он был призван в армию, служил в Омске. Там, в омской периодике, и появились его первые стихи. Оттуда он в первые дни войны уехал в действующую армию.

Г. Суворов прошел путь от рядового до командира взвода противотанковых ружей, служил офицером связи, сотрудником дивизионной газеты. После второго ранения и лечения в госпитале весной 1942 года Суворов настоял на том, чтобы его послали на фронт, участвовал в боях по прорыву блокады Ленинграда.

13 февраля 1944 года гвардии лейтенант Георгий Суворов был смертельно ранен при отражении контратаки немецких танков на реке Нарове и 14 (по другим источникам, 13 или 18) февраля умер. Похоронен около деревни Криуши.

Г. Суворов посмертно награжден мемориальной медалью конкурса им. Н. Островского, проводившегося Союзом писателей СССР и издательством «Молодая гвардия».

389. «Хотя теперь сонеты и не в моде…»

Хотя теперь сонеты и не в моде —Узки, тесны, простора мысли нет,Сентиментальны по своей природе,В четырнадцати строчках сжат поэт…

Пусть будет так. Пусть небылицы бродят.На старый кедр пролей ты новый свет, —Поэт, скажи сонетом о походе,И по-иному заблестит сонет.

В четырнадцать чеканных светлых строкВложи времен живую эпопею…И что ни слово, ни строка — рывок.

Сонет — снаряд смертельный по врагу,Петля врагу кровавому на шею,Кровь, пламенеющая на снегу.

Январь—март 1942?

390. «Еще вчера мечтал об институте…»

Еще вчера мечтал об институте,О книгах, о задуманных стихах,Каникулярном будущем маршрутеСредь гор хакасских, о ночных кострах;

Мечтал о той торжественной минуте,Когда кулан на голубых рогах,Развеяв клочья предрассветной мути,Поднимет из-за гор расцветший мак.

Теперь всё прочь… И книги, и цветы:Ты слышишь клич — опасность над страною.Поэт, теперь маршрут изменишь ты,

Сменив берданку меткой нарезною,Забудешь дебри, реки и хребты…Сегодня ты боец, готовый к бою.

Январь—март 1942?

391. Письмо сестре