Люди как боги (сборник) - Сергей Снегов

В пространстве, – продолжал он, – дано шесть направлений, во времени – одно: вперед! Только вперед! Вперед к высшей форме существования – стиранию всех различий, растворению всех разнообразий. Таково направление развития в природе – такую цель поставили перед собой разрушители. Ломать неравномерности и разрушать неодинаковости! Уничтожать пустое пространство, чтобы звезды сбегались!

А главное – обрывать высокомерную жизнь, самое древнее из космических своеобразий и несвобод, самую тираническую из всех иерархий порядка, обрывать надменную жизнь, отчаянно сопротивляющуюся всеобщему радостному обезличиванию!

Обязательная для всех примитивизация – и распад сложных структур как лучшая ее форма. Всюду, всегда заменять биологическую естественность искусственностью автоматов, ибо нет ничего сложнее и запутаннее естественности, примитивней, проще и свободнее хорошего автомата! Галакты обреченно цепляются за отжившую неодинаковость, вымирающие своеобразия. Поставить их на пользу истребляющей деятельности разрушителей – или покончить с ними со всеми!

– Насколько я понял, вы ратуете за искусственность против естественности?

– Ты правильно понял. Ибо естественность противоречит разуму! Ибо естественность оскорбляет эстетическое чувство омерзительным нарушением равенства! Любой организм считает себя центром мира: он самостоятелен, он своеобразен, он в себе, для себя! Беспардонная, безмерная, возмутительная индивидуализация – вот что породила в мире биологическая жизнь. Этот чувствует одно, тот – другое, один мыслит так, другой – эдак, кто любит, кто ненавидит, кто равнодушен – как, я спрашиваю, снести такую разноликость? Мы объявили истребительную войну любому своеобразию – и прежде всего любой форме биологичности. В этих серьезнейших философских разногласиях – корень нашей вражды с галактами, отсюда наша война.

Должен сказать, что парадоксальность Великого разрушителя была неожиданна для меня. Он не был глупцом, разумеется, но мышление его было уродливо, как видения параноика. Я молчал, обдумывая возражения.

– О, мы знаем, что поставили себе не только вдохновенную, но и трудную цель! – гремел он. – Но мы осилим все трудности, сметем все преграды. Нет сейчас в мире таких искусных к трудолюбивых работников, как мы, это я тебе скажу не хвастаясь. Мы переоборудуем планеты, строим тысячи городов и заводов! И нам вечно не хватает рабочих рук и мозгов, мы их ищем и захватываем везде, где находим. И вся эта бездна знаний и умений, руки и механизмы, заводы и мозги поставлены на великую космическую вахту – службу расширяющемуся хаосу, освобождению мира от диктатуры порядка!

– Теперь я понимаю, почему вы именуете себя разрушителями…

– Да, поэтому! – Он с гордостью добавил: – Я ничего не создал, но способен все уничтожить! Надеюсь, я убедил тебя, человек, в исторической справедливости миссии разрушителей во Вселенной?

Тогда заговорил я.

Властелин разрушителей утверждает, что ничего не создал, но может все уничтожить. Если бы это было правдой, то в глазах человека выглядело бы очень непривлекательно. К счастью, это неправда. Он далеко не всемогущ в деле уничтожения, и сама его свирепая деятельность несет в себе клеточки созидания – достаточно упомянуть о возводимых им городах, заводах, звездных крепостях…

Ему кажется, что он уравнивает неодинаковости, а если покопаться, он громоздит новые неравномерности. Своеобразие объектов есть сущность мировой гармонии.

Создавая тепловую смерть на материальных телах, разрушители перенасыщают энергией пространство, и начинается обратный процесс – нарождение новых масс вещества, концентрация в них накопленной пространственной энергии. Вымывание горных вершин своеобразия – лишь одна сторона развития, другая его сторона – непрерывное горообразование. Вселенная порождает высоты различий так же постоянно, как и стирает их в серой равнинности одинаковостей.

Он утверждает, что Вселенная начала со сложности и идет к простоте. Я утверждаю, что Вселенная идет от сложного к простому и одновременно от простого к сложному. Эти два процесса совершаются рядом. И разрушители помогают обоим, а не одному. В этом единственном месте владыка прервал мою речь. Разрушители к возникновению различий отношения не имеют. Новые неравномерности – исключение, стихийно возникшее уродство в гармоническом процессе.

Я ухватился за неловкий поворот его мысли. Если исключения возникают стихийно, то, значит, правилом является возникновение исключений. Сами разрушители – одно из таких гипертрофированных исключений среди звездных народов. Порождение жизни, они уничтожают жизнь, но тем и самих себя. Совершенствуя искусственность, они превращают ее в естественность. Ибо естественность – окончательный результат всякой совершенствующейся искусственности.

– Так утверждают наши враги-галакты. Но их софистика ненавистна разрушителям, отвергающим парадоксы.

– Я не заметил, чтобы вы отвергали парадоксы. А что до галактов, то мы и раньше были уверены, что они – естественные союзники людей.

– А мы – естественные враги, так?

– По-моему, да.

Он помолчал. Он еще не был убежден, что переговоры не удались.

– Не ты ли утверждал, что гармония мира требует единства разрушения и созидания?

– Да, я. Но то единство противников, а не друзей, взаимосвязь борьбы, а не дружеского союза.

Я помнил, что меня слушает не только кучка товарищей, но и масса неизвестных сегодняшних противников, – я взывал к их разуму: не все же были безумны, как их повелитель!

– Вы сами признаете, что мы сильнее галактов. Сегодня лишь передовой отряд человечества штурмует ваши звездные форты, завтра все человечество выстроится перед неевклидовой оградой Персея. Ваша философия разрушения восторжествует над вами самими – разрушители будут разрушены! От имени всех звездных народов объявляю вам войну. Отныне и непрестанно! Здесь и везде!

Властитель долго молчал, озаряя меня сумрачным сиянием глаз.

Молчание было заполнено взволнованным дыханием моих друзей, потом в него вплелись посторонние шумы. Мне хотелось верить, что это голоса подданных властителя, но холодной мыслью я понимал, что, вероятней всего, это помехи передачи.

Спустя некоторое время Великий разрушитель заговорил:

– Люди и их друзья – живые существа?

– Да, конечно.

– Самосохранение – важнейшая черта живого. Страх смерти объединяет всех живущих. Ты согласен?

Я понял, что он приговаривает нас к смерти. Эта надменная скотина жаждала смятения и отчаяния. Я знал, что никто из нас не доставит ему такой радости.

– Страх смерти велик, он объединяет всех живущих. Но людей еще больше объединяет гордость своей честью и правотой. Многое, очень многое для нас важнее, чем существование.

– Но вы не жаждете смерти, как радости?

Он расставил мне западню, но я не знал, как избежать ее.

– Разумеется, смерть – не радость…

Теперь его голос не гремел, а звучал бесстрастно, как голос Орлана, – это был вердикт машины, а не приговор властителя:

– Ты обречен на то, чтоб желать недостижимой смерти, как радости. Ты будешь мечтать о смерти, в глупом человеческом неистовстве призывать ее. И не будет тебе смерти!

После этого он пропал.

Я остался один в огромном зале.

8

Орлан увел меня назад. Петри пожал мне руку, Камагин кинулся на шею. Я переходил из объятий в объятия, выслушивал поздравления.

– Вы всыпали этому державному подонку будь здоров! – шумно ликовал Камагин.

Я не понял странного выражения «будь здоров», но восторг Камагина тронул меня.

– Будут репрессии, надо готовиться! – сказал Осима.

Он был энергичен и деловит, словно собирался немедленно отражать посыпавшиеся кары. А Ромеро печально сказал:

– Вы держались правильно. Но одно дело – декларации, другое – поступки. И поскольку жизнь ваша объявлена неприкосновенной…

– То будут мучить. Покажем, что муками человека не сломить.

Он смотрел на меня ласково и скорбно.

– Мне кажется, Эли, вы ожидаете грядущих мук с нетерпением, как недавно ждали боя. Вы – удивительный человек, друг мой. Впрочем, если бы вы были другим, вас не сделали бы адмиралом…

– Не будем об этом. Как вам нравится известие о рамирах?

Ромеро согласился, что главным в моей дискуссии с верховным зловредом является новость о существовании еще одной высокоразвитой цивилизации. К сожалению, рамиры слишком далеки от нас, и на помощь против разрушителей их не позвать.

– Отдохните, Эли, – посоветовал Павел. – Неизвестно, что нас ждет уже через час.

Я опустился возле Мери, рядом присел Лусин. Бедного Лусина терзали противоположные чувства: восхищение моим мужественным поведением – так он выразился, и страх, что я навлек на себя наказание. Но главным все-таки было отчаяние: Лусин все не мог прийти в себя после встречи с Андре. Притихший Астр глядел на меня такими восторженными и испуганными глазами, что я попросил Мери отвлечь его. Она отослала Астра, а мне с упреком сказала: