Амулет богини Бэнтен (СИ) - Льеж Ли

Однажды в морозный зимний день засиделся старик у своего озера, да и простыл. Кашлял он, кашлял, хворал он, хворал – никому дела не было! Наконец, заметили жители деревни, что неладно со стариком, и сказали племяннице. Та накупила у лекаря разных трав, прибежала пестовать дядю, а он уже и с постели не вставал.

«Дядя, да как же вы так? – Причитает женщина. – Сказали бы мне, что больны, я бы мигом явилась!»

А старику уж было всё равно – помирать так помирать. Он и говорить не мог, язык не слушался. Просидела племянница у его постели день, просидела другой, на третий старик и преставился. Запричитала женщина, заплакала, хотела бежать за монахом, чтоб справлял положенные обряды, но вдруг видит – мельтешит что-то за створками сёдзи, словно бабочка бьётся. Только какие же бабочки зимой?..

Раздвинула створки – в самом деле бабочка! Да какая – алая, будто огонь! Влетала в комнату и уселась на подушку к мертвецу, рядом с изголовьем.

Женщина решила, что дурной это знак, колдовской. Стала молитвы шептать, заклинания, а бабочка всё не улетает. Так и просидела рядом с телом Оиши до самых похорон.

Как пришли из деревни люди нести старика на погребальный костёр, так бабочка и взвилась в воздух. Покружилась над комнатой, выпорхнула в дверь и полетела к озеру, будто розовый лепесток. Многие видели это чудо, и многим захотелось узнать, куда же летит бабочка.

А та подлетела к чёрному камню на берегу, опустилась на него – и исчезла. Когда люди подбежали и стали осматривать камень, оказалось, что на нём вырезано имя женщины. Кто-то из старожилов деревни вспомнил, что эта юная девушка больше полувека назад утопилась в озере, так как родные прочили её замуж за богатого купца, не разрешая соединиться с любимым. Вот и погибла бедняжка из-за несчастной любви.

Имя возлюбленного девушки старики вспомнить не смогли, но никто теперь и не сомневался, что звали его – Оиши.

С тех пор над озером часто видели двух алых бабочек, кружащихся в неярком вечернем свете. Всем известно, что бабочки – это души умирающих или уже умерших, но не могущих покинуть этот мир из-за тяжести грехов или болезненных воспоминаний. И, видя двух бабочек, порхающих над водой, крестьяне и радовались за Оиши, что он снова рядом со своей любимой, и скорбели о судьбе этих несчастных, навеки оставшихся в холодном мире людей.  

- Очень грустная сказка, - выдохнула Цуё, по слогам дочитав до конца.

Вдова Моринага, пригорюнившись, наклонилась над очагом, зажмурившись от пламени.

- Это не сказка, Цуё-тян, это древняя и прекрасная легенда. – Женщина провела рукой по седеющим волосам и слабо улыбнулась. – Знаешь, когда я ночами сидела у лампы, вышивая косодэ, ко мне часто прилетала бабочка, только белая. Я думаю, что это душа моего Юкио-доно. Он ждёт меня, зовёт меня к себе.

- О. – Цуё стало как-то не по себе. – Мне так жаль вас!

- Я знаю, ты меня понимаешь, милая, ты ведь потеряла всю семью. Но ты молода, ты полна сил, а я уже стара для жизни. Сколько мне ещё отпущено – кто знает? Встретимся ли мы с моим Юкио? Я так скучаю по нему, если бы ты знала! – Вдова уронила голову на грудь, но не заплакала.

Зато Цуё немедленно принялась всхлипывать и сморкаться в рукав.

- Я тоже… не смогу жить… без Юки-тяна! – Пробормотала она сквозь слёзы.

Юйко-сан обняла девушку и прижала её голову к своей груди.

- Значит, нам надо сделать всё возможное, чтобы он остался жив.

Глава 13 САЙТО

Господин и слуга

Асакура Торио не просто разбирался в людях, он видел их насквозь. Лишь об одном человеке он мало что знал и постоянно заблуждался на его счёт, – этим человеком был он сам.

Торио почему-то казалось, что на посторонних он производит впечатление сильной, разумной, уверенной в себе личности, бесстрашного самурая и надёжного руководителя. Он и не догадывался, как много вокруг тех, кто видит в нём только ловкого интригана и от души презирает его. Кое-что стало для него проясняться только в последние месяцы, когда его ближайший помощник Кано дал понять, что ни во что не ставит своего господина и не собирается безукоризненно следовать его приказам.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

- Но ты же подписал договор! – Слабо возражал Торио, ужасаясь, как он мог проглядеть в Кано столь неприглядную черту характера как непокорность воле хозяина.

- Ну и что? – Молодой воин лишь безжалостно ухмылялся. – Служить тоже можно по-разному. Я буду действовать в твоих интересах, но так, как сам посчитаю нужным. И не пытайся мне помешать, хуже будет.

За год Кано сильно изменился. Из неопрятного, помешанного на убийствах полумонаха с блуждающим взором он превратился в светского человека, понимающего толк в жизни: его природная красота, обрамлённая дорогими одеждами из благородного шёлка, выделяла его даже в толпе придворных сановников. Он выглядел как хищник, втянувший когти, и алчное безумие, светившееся в его звериных зрачках, заставляло мужчин трепетать от страха, а женщинам внушало болезненное любовное томление. Однако женщины Кано не интересовали, не нуждался он и в пирах, и в кутежах. Изредка участвуя в шумных застольях, он всегда оказывался вне общего веселья, всем видом выражая чуть снисходительное презрение. Кано впервые после давнишнего обрития головы подстриг волосы, но старую катану так и не заменил новой. В его руках любое оружие было смертоносным.

Торио, сам того не осознавая, начал его побаиваться. Ещё год назад он жаловал Кано право беспрепятственного входа в свои покои в любое время дня и ночи, и Кано распоряжался этим правом по своему усмотрению. Именно он раз за разом откладывал поход на Мино, не желая вдаваться в объяснения, но отнюдь не считал лишним являться без приглашения рано утром или поздно вечером без всякого повода. Торио начинало казаться, что Кано испытывает его на прочность. На самом деле Кано просто доставляло удовольствие лицезреть заспанную бессмысленную физиономию господина, в то время как сам он был бодр, свеж и полон захватнических амбиций.

Кано не тратил времени даром: он учился. Освоив «Искусство войны», Кано разузнал, в каких окрестных селениях живут наемники, из которых Торио намеревался сформировать своё войско, и лично объехал все деревни. Кано ещё только предстояло научиться руководить людьми, и он, понимая это, подолгу наблюдал, как тренируются воины под началом своих командиров. Оказалось, что в стратегии и тактике ведения боя существует множество тонкостей, о которых он прежде не имел и представления. Это значило, что в управлении войском Кано придётся полагаться не на древнюю науку, а на собственную догадливость. Блестящий воин-одиночка может быть бездарным полководцем, Кано вполне понимал и признавал такую возможность. Нападать на Мино он не торопился: во-первых, не было смысла это делать, пока ни он, ни войско не готовы к такому походу; во-вторых, договор с Торио был заключен на три года. Чем ближе к окончанию срока действия договора Мино будет захвачена, тем лучше. Только тогда он сможет убить Широсана и приобрести ценный трофей – меч в ножнах из кожи ската.

Порой Кано сам себе удивлялся: отчего этот меч настолько завладел его мыслями? Или дело было не в мече, а в его владельце? Но почему? Широсан интереснее других противников и кое-что умеет, но всё равно по сравнению с ним, Кано, он просто слабак. Торио считал, что сводного братца хранят от верной смерти какие-то боги или духи, но Кано, несмотря на своё религиозное прошлое, не верил в богов. Единственным божеством он считал собственное чутьё, редко его подводившее. И раз это чутьё требует смерти Широсана, значит, так тому и быть. Что такое эти три года перед задачей всей жизни? Пустяк!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Вышло так, что Кано тоже недооценил своего господина. Однажды он ворвался в его личные покои, страшно разгневанный, с руками, сжатыми в кулаки. Спящий Торио подскочил на своём тюфяке и, узнав Кано, начал поспешно протирать руками глаза.