Виват Император! - Роман Злотников

В прихожей хлопнула входная дверь и кто-то завозился, стряхивая снег. Гости переглянулись, Бакра покосился на лежащую на лавке теплую доху, в кармане которой был спрятан старый добрый «Макаров» (ни китайские ТТ, ни новомодные зарубежные штучки здешний холод не выдерживали), но тут же лениво отвел глаза и вновь уставился на хозяйку наглыми глазами. Ну кого здесь можно бояться? Поэтому, когда в дверь стремительно метнулись массивные фигуры, одетые в темные, облегающие комбинезоны и черные вязаные шапочки-маски, никто из присутствующих не успел отреагировать. Глухой удар, звон упавшей на пол чашки, хрип… и фигуры исчезли. Гулко хлопнула входная дверь, в доме, в котором остались только хозяйка и ее дочка, воцарилась тишина. О главе семьи и гостях напоминали лишь нагретые их теплом табуреты и… шубы на вешалках.

Третий барак отличался от остальных гораздо большим комфортом. Во-первых, в подобных бараках, разбитых на множество комнатушек, обычно ютилось два десятка семей в три-пять ртов, а в этом жило всего двадцать пять человек. Во-вторых, во всех комнатах были установлены телевизоры, а из остальных бараков снесена вся более или менее приличная мебель. И все же, несмотря на это, был он неуютным и загаженным. Еще бы, порядок здесь наводился от случая к случаю, и делали это «приглашенные» гостьи, причем после неоднократного изнасилования. Впрочем, некоторым это нравилось, и отнюдь не все «приглашения» сопровождались непременным насилием. Но таковые гостьи, как правило, и сами не отличались особой чистоплотностью. Так что на качество уборки это совершенно не влияло. К тому же форточки в этом бараке никогда не открывались, поэтому сформировавшаяся в нем атмосфера представляла собой причудливую смесь вони немытого мужского тела, густого перегара, заплесневевшей пищи и сгоревшего табака и гашиша.

Когда дверь барака распахнулась и в длинный коридор стремительно ворвались два с лишним десятка фигур в совершенно немыслимых серо-черных комбинезонах и вязаных шапочках-масках, виденных здешними обитателями только по телевизору, в репортажах о налетах ОМОНа на какие-нибудь рынки (впрочем, вполне возможно, они их видывали и раньше), а на здешнем пронизывающем ветру и жутком морозе эти комбинезоны и шапочки защищали не лучше, чем туалетная бумага, все обитатели барака сначала опешили. Чеченцы уже давно привыкли чувствовать себя хозяевами здешних мест. Жестокие, убивающие спокойно и равнодушно, не думая о последствиях и не боясь их, кроваво мстящие за любое поползновение на их власть, они не могли себе даже представить, что в этих богом забытых местах может появиться кто-то, рискнувший напасть на три десятка закаленных новой кавказской войной ветеранов. Однако сегодня им пришлось смертельно удивиться.

Нападающие выбивали двери ударом ноги и, положив обнаруженных в комнате обитателей лицом вниз, проводили быстрый обыск. Непонятливым ломали руки (судя по непрерывным воплям, таких непонятливых оказалось довольно много), а самых непонятливых просто вырубали. Эта экзекуция продолжалась минуты две, не больше, а затем все затихло. Дюжие гости с Кавказа, от одного недовольного взгляда которых местные мужики покрывались потом, лежали теперь носом в собственном дерьме и ошарашено поводили глазами, поскольку любое шевеление тут же вызывало немедленные санкции со стороны захвативших барак, и окрестности оглашались новым воплем. Но лежать тоже было не очень-то просто. Нападавшие совершенно не озаботились тем, чтобы закрыть двери, да и к тому же во время захвата в некоторых комнатах были выбиты окна, так что по полу гуляли дикие сквозняки. Хуже всего было обитателям шестой комнаты, где перед самым налетом трое горячих южных парней разложили молодую метиску, дочку украинца, механика местного гаража, и его жены-якутки.

На эту девчушку все облизывались уже давно, но пока «дело» было на мази, местный техперсонал особо не трогали, перебиваясь якутками и местными шлюхами и лишь иногда затаскивая в барак одиноких медсестер или учительниц. Но теперь «дело» закончилось и можно было оторваться на полную катушку. Так что механик сейчас отлеживался дома, в гипсе, а его дочку вовсю знакомили с особенностями сексуальных пристрастий настоящих мужчин, героев новой кавказской войны. В результате, когда в комнату ворвались два черных демона и, приложив гордых кавказских мужчин о косяк, окно и стену, распластали их носом в собственные трусы, в порыве страсти сброшенные прямо на пол, единственной их «одеждой» остались лишь собственные курчавые волосы, ровным слоем покрывавшие мускулистые тела. А окно, между прочий, было выбито башкой одного из них. Так что не прошло и десяти минут, как всех троих стала бить крупная дрожь, время от времени прерываемая дикими воплями, поскольку нападавшие неукоснительно следили за выполнением собственного требования «не шевелиться» и безжалостно наказывали за малейшее нарушение.

Спустя пятнадцать минут в барак приволокли Салмана и Бакру. А кроме них еще человек восемь из местных, в том числе управляющего и охранников, которые были связаны с выходцами с Кавказа наиболее тесно, Салмана, Бакру и буквально висящего на руках молчаливых темных фигур Хункера заволокли в самую большую комнату и плотно прикрыли двери. И в бараке установилась почти абсолютная тишина. Никто больше не пытался ни шевелиться, ни угрожать, ни просить этих загадочных налетчиков. А двое самых отчаянных, попытавшихся воспользоваться тем, что в их комнате находился только один охранник, сейчас лежали на полу, со сломанными ВО ВСЕХ суставах руками и ногами. И их дикие вопли, намертво впечатавшиеся в уши остальных, заставляли всех до боли прикусывать губы или впиваться ногтями в собственные ляжки, лишь бы только не пошевелиться и не привлечь к себе внимание этих черных сынов Иблиса, неподвижно застывших на пороге.

Часа через два, когда весь поселок уже окончательно проснулся и активно обсуждал, что же такое происходит в бараке кавказцев, из леса выскочил вездеход и, лихо развернувшись, затормозил на площади напротив здания конторы. Там как раз разгружались вахтовки, привезшие с рудника ночную смену. Из вездехода вылезли человек десять дюжих молодых мужчин в меховых куртках, на фоне здешних шуб смотревшихся не очень-то серьезно. Они вытащили из кузова носилки с лежавшим на них заледенелым до стеклянного состояния трупом молодой женщины с наполовину снесенной головой. Бабы, сбежавшиеся на площадь вроде бы как встретить возвратившихся со смены мужей, а больше из любопытства, заахали и запричитали.

— Ой, да кто ж это ее так…

В толпе вернувшихся со смены мужчин кто-то глухо произнес:

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});