Виват Император! - Роман Злотников

Лейла все еще продолжала мучительно искать выход, когда подошедший сзади кавказец равнодушно приставил к ее голове дуло «Калашникова» и нажал на курок. А затем пинком скинул в обрыв практически обезглавленное тело.

Вертолеты появились над «Приречным-4» рано утром. Метель, не утихавшая четыре дня, к утру слегка подуспокоилась, хотя погода, по всем канонам, все еще оставалась нелетной. Отчего Хункер уже начал слегка нервничать. Последнюю партию «товара» следовало отправить еще два дня назад, а затем, к большому сожалению, этот бизнес придется сворачивать. У «Приречного» появились новые хозяева, причем весьма энергичные, и для их нейтрализации, хотя бы и временной, пришлось применить крайние меры. Так что надо было быстро, пока той сучки еще не хватились, свертываться и убираться отсюда. Но сначала нужно было отправить последнюю партию «товара»… Поэтому, когда Беслан растолкал его и сообщил, что в небе над поселком висят несколько вертолетов, Хункер ему сначала не поверил. Но вот гул прошел над самой крышей барака и замер над поляной, служившей посадочной площадкой. Хункер потер лицо, извлек из-под подушки пистолет и, сунув его в подмышечную кобуру, кивнул Мовлади и Арби, своему побратиму и личному телохранителю, носящему гордое прозвище Барс, чьего дикого, звероватого вида и равнодушной безжалостности боялся весь «Приречный», и двинулся к двери. С этими вертолетами надо разобраться немедленно.

Их скрутили у крайних домов поселка. Барс даже не успел вскинуть «Калашников», как его завалили на землю, заломили руки и успокоили коротким ударом в основание черепа. Впрочем, сам Хункер этого не увидел. Метель вновь разыгралась, и он двигался, заслоняя лицо рукой. Так что его вырубили едва ли не раньше, чем Барса, и последнее, что он успел осознать, это стремительную подсечку и укутанную снегом землю, летящую навстречу…

Очнулся он оттого, что ему в лицо выплеснули ведро воды. Хункер дернулся, застонал и сел, с трудом осознавая, где он и почему ему так холодно. Он сидел на снегу, вокруг бушевала метель, почти скрывшая десяток черных фигур, стоявших вокруг него довольно плотным кольцом. Теплой шубы на нем больше не было, а толстый свитер был весь пропитан водой, снаружи уже превратившейся в ледяную корку. Сильно болел затылок и разбитая губа. Хункер зло оскалился.

— Эй вы, кто вы такие?

Одна из фигур слегка согнулась и, приблизив к нему лицо, которое отчего-то оказалось совершенно черным, негромко спросила:

— Где женщина-управляющая, которая прибыла сюда четыре дня назад?

У Хункера екнуло под ложечкой. Черт возьми, такой оперативности он не ожидал.

— Она… заболела.

Темное лицо говорившего окаменело, а губы медленно произнесли:

— Неправильный ответ.

И Хункер тут же повалился на бок, отчаянно дергая ногами и мыча от боли сквозь заткнувшую ему рот перчатку. Затем раздался громкий хруст, и его правая кисть изогнулась под таким углом, который никак не был предусмотрен матерью-природой для этого сустава. Но от боли это не избавило. Она продолжалась еще несколько секунд… или часов, а затем все тот же голос повторил вопрос:

— Где женщина-управляющая, которая прибыла сюда четыре дня назад?

Хункер сделал несколько резких вдохов-выдохов, пытаясь отойти от боли и хоть немного привести мысли в порядок, но тут же вновь рухнул на снег, уже не мыча, а хрипя от боли на сей раз в обеих руках. Спустя мгновение новый хруст показал, что к его левую кисть постигла участь правой. А в человеческом теле так много суставов… Поэтому, когда его вновь отпустили, Хункер торопливо, захлебываясь, заговорил:

— Она… ее убили… это произошло… я этого не хотел… мы собирались договориться, но она… О-а!!!

На этот раз боль была короткой. А затем все тот же голос спросил:

— Сколько вас на руднике?

— Двадцать семь.

— Где кто?

— Большинство в третьем бараке, это такой, с алюминиевой крышей, на самой…

— Знаем. Остальные?

— Двое… Салман, он главный, и Бакра, у управляющего. А Аслан пошел к своей шлюхе.

— Где она живет?

Хункер объяснил.

— Хорошо, сиди и не шевелись. — Фигуры отступили назад и исчезли во вьюжном мареве, а Хункер внезапно почувствовал, как ему холодно, О Аллах, он никогда не думал, что человеку может быть так холодно! Этот холод забивал даже боль в сломанных руках. Хункер пошевелился, пытаясь сжаться поплотнее, но тут же упал лицом в снег, визжа и подвывая, а его правая ступня начала свое путешествие к его собственному затылку. Короткий хруст принес облегчение, а уже другой, но такой же безжалостный и холодный голос произнес:

— Тебе сказали не шевелиться…

Салман и Бакра провели вечер довольно неплохо. Управляющий (бывший начальник геологической службы, который в восемьдесят девятом как раз и открыл неожиданное богатство, как тогда ему думалось, для себя) был запуган до смерти и изо всех сил лебезил перед высокими гостями. А гости сидели за столом и пялились на его еще совсем не старую жену (бывшую ленинградку) и молоденькую тринадцатилетнюю дочь, у которой под футболкой уже вполне просматривались острые девичьи грудки. Салману и Бакре было ясно, что «Приречный» — отработанный вариант, поэтому сохранять отношения с управляющим необходимости больше не было. Так что перед предстоящим отъездом вполне можно было побаловаться с этими двумя сучками. А этот слизняк… он будет молчать.

И Салман и Бакра изрядно позабавились, обсуждая по-чеченски, что они с ними сделают, прямо в присутствии хозяина и двух будущих жертв. Хозяин, не понимавший по-чеченски ни слова, все-таки каким-то звериным чутьем, выработавшимся у него за время работы с ЭТИМИ, остро почуял опасность и весь покрылся холодным потом, проклиная и свою жадность, и свою горькую судьбу. Тоже урод… разбогатеть захотел. Тайком. Забыв, что любое тайное богатство пахнет так, что на этот запах быстро сбегаются столь же тайные и темные хищники с острыми зубами. Впрочем, говорят, даже в советские времена были богачи, о богатстве которых никто так и не догадывался до самой их смерти. Они носили застиранные рубашки, ездили на трамваях, экономя пятачки на метро, по двадцать лет носили одни и те же брюки, аккуратно штопая протершиеся коленки. Но кому нужно такое богатство? А любое другое тайное обогащение в конце концов всегда оказывается смертельно опасным. Из тех, с кем он начинал в восемьдесят девятом, в живых остался только он. Один утонул, и ему, можно сказать, повезло больше других. Поскольку, как кончили остальные шестеро, он видел собственными глазами. ЭТИ специально взяли его на казнь, рассчитывая сломать, устрашить… и устрашили, сволочи, да так, что теперь он ночами просыпался в липком поту, а потом долго лежал, пытаясь представить, ЧТО сделают с ним самим, и… не закричать.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});