Сестры печали - Андрей Гребенщиков

Они дошли, а потом долго отлеживались в своих постелях. Выбившаяся из сил Летиция без лишних церемоний устроилась рядом с Солом.

– Лю, мне настолько хреново, почти как в церкви, когда ты нашла нас… Может, ты снова влюбишься в меня? Хоть смысл появится у этого коматоза!

– Сол, рядом с тобой лежит девушка, не способная ни к какому сопротивлению, бери и делай, что хочешь, – она с трудом улыбнулась, но Сол успел заметить легкую тень неизменного женского кокетства, так похожего на лукавство.

– Соблазнительно, конечно, только нынче я выше телесных утех, от одной скабрезной мысли могу коней двинуть… Самое время для платонических чувств! Ты, беспомощная Летиция Московская, готова ли принять никакусенького Сола Уральского таким, какой он есть – то есть, никаким – и любить его долго и счастливо?

– В клятвах говорится «жить долго и счастливо», – с тихим смехом поправила она.

– Люк, – громко позвал притихшего соседа по комнате Сол. – Дипломированный ты специалист по аномалиям, яви еще одно откровение, долго нам с Лю жить? И особенно интересует, счастливо ли? Может, Ведунья тебе шепнула чего на наш счет?

– Шепнула, – подтвердил маркиз сонным голосом. – Только оно вам надо? Предопределенность портит любой сюрприз…

– Вот чего нам меньше всего надо, так это сюрпризов! Озвучь-ка, друг любезный, предстоящие грандиозные перспективы!

– Как скажешь, – Люк присел на кровати, тяжело оперся о стену. – Только, если не возражаете, начну с прошлого?

Сол мгновенно напрягся. Тоже попытался подняться, чтобы видеть собеседника, однако не преуспел и, быстро сдавшись, вернулся в горизонтальное положение.

– Не хочу никакого компромата, ни на меня, ни на Летицию, все люди взрослые…

– Успокойся, Ромео, не собираюсь никого порочить. Кто с кем спал и на что в детстве дрочил, разбирайтесь сами, мое дело предупредить о вещах, предшествовавших встрече двух юных… нет, одного юного сердца и одного порядком изношенного.

– Когда-нибудь я побью тебя. В воспитательных целях.

Маркиз не обратил внимания на привычную угрозу.

– У Ведуньи имелись на вас свои посмертные планы. Она и вправду была дальновидной женщиной, – Люк внимательно посмотрел на девушку, вызывая ответный взгляд. – Лю, тебе понравилось любить? Ощущать это чувство?

– Почему ты спрашиваешь?

– Когда Ведунья рисовала Насте твой портрет, таким образом рекрутируя тебя для похода в Софьино, она уже просчитывала свою посмертную партию на много ходов вперед. Впрочем, сама партия началась много раньше, когда Химик стер Солдатику память…

Сол немедленно возмутился:

– Так он специально стер или, как гласит официальная версия, «так получилось»?!

– Дружище, добрый тебе совет: забудь о случайностях, когда имеешь дело с высокими материями. Лю, что случилось в церкви, когда ты впервые увидела Сола?

Летиция долго и мучительно молчала, подбирая слова, никак не решаясь ответить. Наконец махнула рукой и, никому не глядя в глаза, сказала:

– Я влюбилась в несчастного, умирающего человека. Полюбила его боль и отчаяние, полюбила пустоту, оставшуюся от воспоминаний, полюбила его потерянность в страшном мире без прошлого. Я полюбила того, кто стоял на самом краю и всматривался в бездну, готовясь к последнему прыжку…

– Отлично сказано, милая Лю, вы поэтичная натура, редкость в наше непростое время…

– Это всего лишь вольная цитата, маркиз, но благодарю за комплимент.

Люк послал Летиции весьма фривольный воздушный поцелуй и вновь обратился к ее лежачему кавалеру:

– Сол, бестолочь, девушка сделала за тебя почти всю умственную работу, вывод сумеешь сделать самостоятельно?

– Лю могла влюбиться только в такогоменя? Все было ради ее любви?

– А ты тоже романтик в душе, Солдатик, жаль,твоя романтика отличается тупоумием. Любовь – да, все правильно, но она не цель, она средство.

– Средство для чего? – в один голос возмутились Сол и Летиция.

– Други мои разлюбезные, давайте по порядку. Наша свежепреставившаяся госпожа Ведунья подрабатывала еще и сводней. Она сделала все, чтобы ты, Лю, влюбилась в Солдатика. Подожди, девочка, не спорь! Сол, при всем моем уважении, ты в своем обычном состоянии Летицию… ну, как максимум, увлек бы, не более того. Но для любви столь замечательной девушки, искушенной в таинствах межполовых отношений… блин, Лю, я не умею выражаться столь же изысканно и поэтично, как ты…

– Только что ты назвал меня шлюхой и не получил по морде… Значит, жонглировать словами все же умеешь. Но…

– Я понял, милая, больше так не буду! – маркиз изобразил смущенную до крайней степени мину, чем заслужил частичное, ненасильственное прощение. – На чем я…? Ах, да, о чувствах возвышенных. Повторюсь: в своей обычной ипостаси Сол в глазах Летиции тянет максимум на флирт, либо коротенькую интрижку… Лю, я ведь деликатен и предельно дипломатичен, правда?

– Коротенькая интрижка – это в переводе на общечеловеческий «перепихон по-быстрому»? – с грозным видом, старательно пряча усмешку, переспросила девушка.

– Ну что ты, я и слов-то таких не знаю! – Люк мгновенно ушел в глубокую защиту. – Обнимашки, целовашки, романтика, вздохи… заметь, самые невинные вздохи! Все, красавица, не смущай меня больше… Закончу свою мысль: старенький мальчик Сол мог заинтересовать юную и… – маркиз скосил глаза на Лю, в уме произвел замену рискованного прилагательного на беспроигрышный аналог, – и невинную особу только в состоянии… Летиция, помоги мне определить то состояние нашего общего друга, в котором ты его застала!

Лю, недолго думая, выдала, первое, что пришло ей на ум:

– Бездомный, брошенный всеми щенок. Хорошенький, но измученный, весь такой несчастный…

– Девочка, я тебя обожаю, – маркиз зашелся в диком хохоте. Пока Сол что-то обиженно выговаривал Летиции, а потом, мучительно подбирая слова, чтобы не оскорбить девичий слух отборным матом, истово, но исключительно литературно крыл соратника, тот никак не мог успокоиться.

– Уф, лет на десять помолодел, – наконец, просмеявшись, выговорил Люк. – Летиция, солнышко, плюнь на предопределение, на судьбу, что написана другими, выходи за меня!

На этот раз Сол нашел в себе силы подняться и, если бы не вмешательство Лю, удержавшей возлюбленного в своих объятиях, кровь маркиза обязательно бы окропила землю бывшего Приюта.

– Ладно, Лю, не бойся, сегодня пожалею юродивого, закопаю завтра! Дай я прилягу.

Уложив буйного Сола, Летиция вновь обернулась к хихикающему маркизу:

– Так что с судьбой? Чего мне Ведунья нагадала? Или как правильно – напророчила?

– Как ни назови, – голос Люка стал серьезным, – главное, что ты пойдешь за своей любовью… даже такой ворчливой и психованной, как старина Сол. Это и есть предопределение, ради этого Ведунья и старалась, сводя вас.

– Пойду, – без колебаний ответила девушка. – Но какова конечная цель Ведуньи, чего она добивалась?

– Для себя – она хотела обрести долгожданный покой и свободу от рабства. Что касается вас с Солом… она сказала… я многого не понял, постараюсь дословно:

Прозываемый Солом, чтоб обрести имя, поведет обреченных детишек в стольный уральский град.

Станет Мастером Солом, свергнув прежнего мастера, сбившегося с пути.

Плечом к плечу с мертвым, но воскресшим генералом Волком остановит слепого, но прозревшего Ивана.

Неживую Хозяйку свалки…[17]

Люк, потупившись, замолчал.

– Я за Ведуньей записывал, а на этом месте у меня сломался карандаш… Пока искал новый, она вещать и закончила… На память если, то про обретение имени несколько раз повторила, и вроде как «на смертном одре Она вновь назовет его истинным именем»… Что-то такое. Запоминать белиберду – дело архинеблагодарное! Сол, ты знаком с почившим генералом Волком? Слепым Иваном? Хозяйкой помойки?

– Маркиз, драть тебя сбоку, – Сол неловко приподнялся на локтях. – Волков не знаю, бомжих тоже. И хрена лысого я попрусь со взводом больных детишек до стольного града Екатеринбурга! Хочешь быть героем, шуруй, а я в Приюте перекантуюсь, на всю жизнь напутешествовался, осталось к склерозу только геморрой заработать!

* * *

Когда Сол утих и мирно засопел во сне, Летиция тихо-тихо спросила у лежащего маркиза, задумавшегося о чем-то своем:

– Люк, это правда… О Екатеринбурге?

Он со вздохом кивнул:

– Правда.

– И ты веришь в судьбу?

– Не знаю, Лю. Я верю в свободу воли, но… кто-то ведь должен спасти малышей. Я верю в твое большое и тоже порядком измученное сердце. Этот поход – он, прежде всего, для тебя…

– Но как? Две тысячи километров, без Зверя, с толпой беспомощных детишек… Люк, разве такое возможно?!

– У нас есть время, чтобы придумать… Я бы пошел с вами, клянусь! Но Ведунья просила меня разобраться с расшалившимся сноходцем, терроризирующим окрестности Москвы… Я буду скучать по Солу, по его красивой, острой на язык Летиции, которым еще только предстоит обрести свои настоящие имена… Буду скучать и о дороге, тяжелой, полной лишений, такой незабываемой, такой ненапрасной! Но это после, а сейчас я хочу спать. Хочу увидеть во сне, что не было никакой войны, Пояса Щорса никогда не существовало, несчастная Ведунья не корчилась от боли, а динозавр по прозвищу Бро́ня жил только в сказке… Спокойной ночи, Летиция!