Сестры печали - Андрей Гребенщиков

Люк считает, что это проделки Храма, я грешу на Ведунью, но счастье было настоящим, я впервые в жизни ощутила себя женщиной. Любящей, готовой на все ради своей любви женщиной… Думаешь, я несу какую-то бабскую ересь?

– Нет, – я так не думаю.

– Хорошо. Мне трудно говорить о подобных вещах, в обнажении души есть что-то противоестественное.

Зря я полезла со своим гипнозом ворошить твое прошлое. Тот, кого я полюбила, оказался лишь дыханием на стекле, стоит провести рукой, и на меня сквозь стекло уже смотрит кто-то совершенно иной…

Мой Мастер – иллюзия, тень, отражение на воде… К нему нельзя прикасаться руками, лезть с глупой помощью, убивать гипнозом…

– Это способ сказать мне «нет»?

– Ты – Сол, а полюбила я Мастера.

– Ты дала мне имя…

– Не тебе, Сол. Ему. Забудь, оно не твое. Если смогу, я буду рядом, буду ждать его, и может быть, однажды снова назову своего Мастера по имени.

Она уходит. На прощание брызгает водой мне в лицо и уходит. В моих зрачках отпечатывается ее печальная улыбка.

Я раздавлен. Я хочу кричать… Хочу, но не могу. Мне плохо. Я раздавлен.

* * *

Из давно остывшей ванны меня извлекает верный соратник Люк.

– Дружище, я бы с удовольствием позволил тебе и дальше отращивать жабры, однако другой ванной комнаты в округе не наблюдается. А смыть дорожную пыль перед тяжелым днем – святое право, да и обязанность любого уважающего себя путешественника, прошедшего от Урала до первопрестольной!

– Мой тяжелый день уже состоялся, – вот все, что я способен возразить.

Маркиз понимающе вздыхает:

– Летиция?

– Летиция.

– Не злись на нее и не обижайся, она сама стала заложником обстоятельств.

– Каких, в жопу, обстоятельств, Люк?! Что вы все сегодня мелете? Мне жутко хочется проломить кому-нибудь башку, можно это будешь ты?

– Не можно, – минутка сочувствия окончена, маркиз энергично выталкивает меня в коридор. – Побереги злость, Солдатик, очень скоро нам предстоит непростой разговор с самозваной хозяйкой этого места.

Обожаю непростые разговоры… Оглядываю пустой коридор, он тянется вправо и влево, и ни там, ни там у него не видно конца. Еще бы вспомнить, откуда я пришел, где моя комната. К счастью, на помощь приходит дежурящая неподалеку Пять-Шесть (или ее родственница). Заметив растерянного «постояльца», она тащит его (то бишь, меня) в нужную сторону. И безропотно выслушивает проклятья в адрес всего женского пола, лживого и непостоянного. Вопреки совету маркиза, я не экономлю злость, ее много, с лихвой хватит на всех!

Доведя проблемного клиента – едва передвигающего ноги, страдающего одышкой и слабосилием, к тому же редкостного сквернослова и женоненавистника, – «балахонщица» чего-то выжидает. Может, чаевых? Ладно, получи патрон, заслужила.

Не берет, пялится только, аж жутко становится.

– Мало? Возьми два.

Ноль эмоций.

– Три не дам, даже не проси. Жадный я, к тому же больше и нету.

Когда аргументы заканчиваются, просто захлопываю дверь перед ее предполагаемым носом. Спасибо за все, особенно за бескорыстие.

Оставшись в гордом одиночестве, сталкиваюсь с новой дилеммой: видеть никого не хочу, но и с самим собой погано… Мысли дурацкие в голову лезут, думки тяжелые, ненавистная рефлексия и ее верная подруга – зеленая тоска. Летиция-Лю, сучка ты ненаглядная, как же меня так зацепила, за душу взяла? Я – великовозрастный влюбленный идиот. Осознавать это стыдно, а себя обманывать – противно. Чего же мне с этой всей нежданной радостью делать? Не успокоюсь… Фраза «я себя знаю, точно не успокоюсь» застревает в горле – я ведь раненный в мозг придурок, даже себя не знаю. Не помню, не понимаю, не… Что ж так все через задницу пошло? Жил ведь раньше, прошлое имел, на будущее рассчитывал, планы наверняка строил, надежды какие-то питал, а сейчас…?

Любо, братцы, любо, любо, братцы жить!

С нашим атаманом не приходится тужить.

Только вместо атамана маркиз, бывший профессиональный шизофреник, а «любо» больше смахивает на «тошно».

* * *

Жалость к себе – унизительное и бесполезное чувство. К счастью, долго предаваться ему не получилось, в дверь настойчиво постучали, сбив меня с мрачных мыслей.

– Кто? – стараюсь придать голосу суровые нотки, но в душе радуюсь незваному гостю, достало чертово самоедство!

Гость хранит молчание, лишь энергичнее колотит в дверь. Упорный.

– Открываю, не надо долбить по мозгам!

«Особенно по слабым и безутешным», – добавляю уже про себя, упиваясь остатками саможалости.

Выполняю обещание, впускаю внутрь настойчивого бессловесного посетителя. Почему-то я совсем не удивлен, кажется, Пять-Шесть никуда не уходила, так и дежурила у порога.

– Чего надо?

Маленькая балахонщица верна себе, ответами не балует, правда, зовущими жестами пытается меня увести за собой. Уже хоть какая-то коммуникация, а то я начинал сомневаться в ее разумности.

– И куда ты меня зазываешь?

Тычет рукой в потолок. Тут возможны толкования: либо пойдем наверх, либо к местной начальнице. Я бы лучше наведался к местной боссихе, на поверхность пока совсем не тянет. Мутанты, зима, радиация, агрессивное солнце, холодный ветер в лицо – на-до-ело! Дайте передохнуть от дорожной романтики.

– Ну идем, коли не шутишь. Люка с собой прихватим?

Кивок. Это хорошо, значит, моя очередь вылавливать вероломного плавуна из ванны. Я мелочный и мстительный, ага. Прислушиваюсь к себе, как мое подсознание воспримет это признание? Такое чувство, что оно радостно потирает отсутствующие, но почему-то обязательно потные ладошки. Я мелочный, мстительный и слегка подловатый… Причем подлость приносит вполне ощутимую радость! Все же интересный я зверек – вернется память, и окажусь каким-нибудь сомнительным типом без совести и…

Черт, веселуха сорвалась, потенциальная жертва с до омерзения довольным фейсом встречает нас на полдороге. Обидно!

– С легким паром, Люк Батькович, – надеюсь, звучит это запредельно язвительно.

– Сарказм? – он удивленно изгибает бровь. – Но воспитание требует сказать «спасибо». Спасибо, завистливый друг Сол. Итак, куда идем мы с Пятачком? – Люк тычет пальцем в Пять-Шесть.

Ситуация и рифма требуют от меня ответной реплики в духе: «большой-большой секрет, и не расскажем мы о нем, о нет и нет, нет!». Однако разум пользуется правом вето и вкладывает в мои уста банальное:

– Похоже, местная начальница незамедлительно требует нас к себе.

Маркиз скептически разглядывает свой наряд. Мокрая, прилипшая к телу майка-«алкоголичка», драные треники с пузырями на коленях, на босых ногах давным-давно потерявшие цвет и форму тапочки. Красавец, нечего сказать! Взлохмаченные, устремленные к небу волосы лишь довершают печальную картину.

– Ну что ж, так даже интереснее. Будем творить кульминацию во всем домашнем! Обожаю треш и абсурд.

Пропускаю заявленную «кульминацию» мимо ушей. Я во всем этом не участвую, пусть в одного кульминирует, любитель треша и абсурда!

– Сол, наше долгое путешествие закончится здесь и сейчас, в ближайшие часы и минуты. Осталось сказать немного слов и услышать кое-какие ответы… Только очень прошу тебя, что бы ни случилось, не вмешивайся – сегодня мой выход.

Мы идем длинными коридорами, украшенными древними полотнами. Я не особо разбираюсь в живописи (либо память упорно молчит об этом моем увлечении), однако кое-какие картины знакомы даже неискушенному мне. «Купание красного коня», «Девочка на шаре», «Любительница абсента». Не особо красиво, зато вызывает ностальгию.

Недолгое путешествие заканчивается в просторном кабинете Настоятельницы, ухоженной и довольно интересной женщины лет сорока пяти. Я бы даже назвал ее привлекательной, если бы не жесткий колючий взгляд странно белесых глаз. Опасный тип самки: уверенная в себе, сильная и неизменно готовая к действию – этакая железная леди Апокалипсиса. С такими нужно держать ухо востро!

– Рада вас приветствовать, – резиновая улыбка в пол-лица. Ботокс? Наверняка. Но зубы – сплошное загляденье, идеально ровные, белые, здоровые, шикарно для подземного мира без стоматологов, зубных паст и прочих радостей сгинувшей цивилизации. – Вы, я полагаю, Сол?

Внимательно смотрит на меня, изучает. Мне становится неуютно под ее пытливым взором. Черт, да я попросту боюсь ее!

– С Люком мы успели вчера немного поболтать, – терпеливо объясняет Настоятельница. – Вам же, к сожалению, не позволило здоровье. Как вы себя чувствуете сегодня?

– Спасибо, – главное, не начать заикаться. – Уже лучше, вашими молитвами.

Она смеется:

– Я убежденная атеистка и не особо верю в медикаментозную силу молитв. А вот мои порошки вижу, что помогли. Я рада. Прошу, присаживайтесь, уверена, нас ждет чрезвычайно увлекательная беседа.

– Не сомневайтесь, Настя, – нехорошо лыбится маркиз. Как же я не люблю этих его многозначительных ухмылок, что он задумал? – Мало не покажется никому.