Такой, какой я есть - Андрей Владимирович Важенин

рано ушли из жизни, но остались в памяти сотрудников диспансера и в моей как две очень яркие кометы на небосклоне нашей клиники.

Работать должно быть интересно

Мне кажется, достаточно многочисленны дискуссии о том, как привлечь молодежь в ту или иную профессию, как привлечь ее в медицину. Мне кажется, основное, что привлекает не только молодого, но и любого человека, работать должно быть интересно. Безусловно, должна быть зарплата, безусловно, должно быть оборудование, безусловно, должно быть жилье, но работать должно быть интересно. Мы знаем много профессий, где есть и деньги, и зарплата, но куда люди приходят, отбывают необходимый срок для получения этих благ и уходят. Мне кажется, у нас в диспансере работать интересно, поэтому у нас так много замечательной, умной, развивающейся молодежи.

«Росатом»

Рядом с метро «Третьяковская-Новокузнецкая» расположено громадное здание постройки начала 50-х годов, в котором расположен «Росатом», раньше располагался Минсредмаш. Легендарное здание, откуда управлялась вся атомная промышленность, и оборонная, и мирная, Советского Союза, а ныне России. В холле висит громадный, очень интересный, со вкусом и с любовью сделанный барельеф министра Славского в такой вогнутой бронзовой линзе диаметром, наверное, метров 4–5. Хотя понятно, что на самом деле там должен быть барельеф Лаврентия Павловича Берия, создателя «Росатома». Это нисколько не умаляет заслуг министра Славского, который был одним из первых строителей, руководителей химкомбината «Маяк», а затем с момента организации Минсредмаша до 1985 года руководил этим крупнейшим в Союзе, может быть, и в мире Центром атомной промышленности. Надо сказать, что традиции в «Росатоме», как и во многих серьезных фирмах, блюдутся очень строго. Так, на внутренней площадке-стоянке расчертили места для автомобилей: вот это стоянка для директора «Маяка», вот это стоянка для автомобиля директора Сарова, вот эта стоянка для автомобиля директора Федерального ядерного центра в Снежинске. Директора могут меняться, автомобили могут меняться, но место для машины этих руководителей свято и всегда свободно. Никто не покусится на эти священные табуированные места, какая бы толкучка во дворе и рядом с «Росатомом» ни была.

Rolls-Royce

Однажды мой хороший знакомый, челябинский олигарх, купил себе Rolls-Royce. Я его вижу рядом с одним казенным зданием выходящим из великолепного автомобиля. Он обращается ко мне с вопросом: «Ну что, Андрей, классная машина?» Я говорю: «Да, машина-то классная. Но понимаешь, нестыковка есть большая». Он удивленно спрашивает: «В чем?» Я говорю: «В Rolls-Royce джентльмен не должен ездить сам за рулем». После короткой паузы ответ: «А я и не джентльмен». Он действительно не джентльмен, он настоящий классный русский мужик.

Рулька

Некоторое время, достаточно давно, оказался я в компании двух коллег в Западной Германии на берегу Рейна. И захотелось нам в первый же вечер, естественно, чего-нибудь немецкого, а конкретно — пива и рульки. Мы зашли на берегу реки в небольшой ресторанчик. Народу почти не было. Немец-официант принес немецкое меню. Но вы понимаете, не зная языка, разобраться в этих длиннющих немецких словах, особенно применительно к еде, практически невозможно. Официант не понял наших объяснений. Тогда я, абсолютно не будучи художником, может быть, и хорошо, что Бог не дал такого таланта, попросил салфетку, ручку и нарисовал большой кружок, в нем маленький кружок с двумя дырочками, что подразумевало пятачок, два глаза, хвостик и четыре ножки. Обведя одну из ножек кружком, указав стрелкой туда, официант понял, что-то сказал по-немецки очень длинно. И действительно, через некоторое время у нас на столе стояла великолепно прожаренная отличная немецкая рулька. С пивом мы объяснились проще: beer интернационален и его знают все. К концу ужина появился еще один человек, то ли директор, то ли хозяин, и уже на таком вменяемом русском языке стал спрашивать, кто из нас автор этой картины. Я сказал, что автор я, что мы не могли иначе объяснить. Он сказал: «Вы мне очень помогли. Не будете ли вы против, если мы вашу картину разместим в качестве пояснения в меню для туристов?» Я, естественно, дал согласие, но до сих пор жалею, что не попросил с него не только еще одну рульку или процент, но и даже упоминания своего авторства под этой картиной.

ФИБ № 1. Инвестиции в будущее

Первый филиал Института биофизики был создан в городе Снежинске. Фактически с момента работы «Маяка» специалистам было понятно, что воздействие на организм радиации абсолютно не безвредно, это не игрушки, нужно следить за персоналом, нужно выявлять профпатологию, нужно учиться с ней бороться. Именно этим занимались специалисты ФИБа № 1 и молодые тогда врачи Григорий Давидович Байсоголов и Ангелина Константиновна Гуськова. Надо сказать, что мне повезло общаться и с тем, и с другой. С членкором Гуськовой мы познакомились на одной из сессий Российской академии меднаук. Я ее заочно знал, естественно, давно, она меня — нет. Но когда разговорились, что мальчик из Челябинска, мальчик — радиолог, завязалась очень интересная дружба. И дай Бог здоровья этой сподвижнице, одной из праматерей отечественной радиобиологии. Именно она на своих хрупких плечах подняла эту науку. Она описала вместе с Григорием Байсоголовым хроническую лучевую болезнь. Они лечили пациентов от острой лучевой болезни. Ее классические монографии на эту тему не потеряли актуальности до сих пор.

Григория Давидовича я имел удовольствие видеть и общаться намного раньше. Я учился в ординатуре, потом первые годы работал радиологом. Мне было непонятно, почему маститый профессор из Обнинска, признанный корифей в области лечения лимфогранулематоза, периодически появлялся у нас в области и обязательно заезжал к нам в диспансер, консультировал больных с болезней Ходжкина, разговаривал с нами, молодыми радиологами. Характер у него был, конечно, непростой, но это человек энциклопедических знаний, великого обаяния, большой умница. Потом сложилось все естественным образом, что он, оказывается, ездил по местам своей юности, он приезжал в ФИБ № 1, он приезжал в город Озерск, где у нас были друзья, дела, ученики. И попутно заезжал в Челябинский областной онкологический диспансер.

Еще одна поразительная вещь из жизни ФИБа № 1 непосвященным и неизвестным людям, не вхожим в этот мир. В подвале Института есть специальный зал от отдела патологоанатомических исследований, где хранятся фрагменты различных тканей и органов сотрудников «Маяка», которые работали непосредственно с радиоактивными препаратами плутония, урана, прежде всего плутония, умерших от разных причин, в том числе от лучевой болезни. У них забирались биоптаты в довольно большом объеме и законсервированные хранятся до сих пор. Такого масштаба исследования проводились только у нас, ни у американцев, ни у японцев ничего подобного нет. Люди предвидели интерес к этой теме, основоположники