Близко-далеко - Иван Майский

Супруга Мортона, Юлиана, билась в истерике, и домашний врач всю ночь провозился у ее постели. Среди рыданий она выкрикивала:

– Я давно подозревала эту мерзавку! Я ее никогда не любила! Ее надо насильно отослать в Англию, а эту цветную обезьяну сгноить в тюрьме!.. Линчевать! Повесить!..

Молодые Мортоны удалились в дальнюю комнату и там долго и горячо обсуждали «чудовищную» новость. При этом брат резко осуждал кузину, а сестра краснела, вздыхала, судорожно сжимала руки и решительно не знала, что сказать.

С трудом Мортон добился, чтобы «скандал» не попал в газеты. Однако в городе об этом происшествии толковали много, всласть. Столичное «общество», разумеется, обрушило гневное проклятие на голову той, кем еще недавно так восхищалось. Семья Мортона также подверглась опале. Белые инженеры на его заводе отказались работать вместе с этим «цветным негодяем», и Карло был уволен. Правда, вскоре ему удалось устроиться на конкурирующем заводе, – нужды военного времени и технические таланты Таволато сыграли свою роль. Однако должность ему предложили скромную, а жалованье – намного меньше прежнего.

Но если белые отвернулись от молодой пары, то со стороны «цветного общества» и Мэри и Карло встретили глубокую симпатию, восторженное восхищение, дружескую поддержку.

Однако вскоре их положение очень обострилось.

Как-то утром почтальон вручил Таволато анонимное письмо, полное ругательств и угроз. Под текстом была изображена фигура «цветного» с вонзенным в грудь кинжалом.

Через неделю неожиданно ушла служанка-мулатка, до этого очень заботливо и нежно относившаяся к Мэри. Низко кланяясь и не скрывая слез, она попросила расчет. Сколько ни старалась Мэри выяснить причину ухода, женщина молчала. Через месяц то же самое повторилось с новой служанкой. На этот раз говорил с ней Карло. После долгих отнекиваний и обильных слез бедная женщина в конце концов созналась, что к ней приходили двое белых и под угрозой смерти потребовали, чтобы она подсыпала яд в пищу, которую готовит своим хозяевам. Женщина перепугалась и решила побыстрее покинуть столь опасное место. Теперь Мэри пришлось одной вести все их хозяйство.

Затем Таволато стал замечать, что на улицах за ним следят какие-то подростки хулиганского вида. Сначала они только ходили за Карло по пятам, потом стали кричать вслед ему ругательства, а однажды, в малолюдном месте, даже попытались наброситься на него. Будучи очень сильным человеком, Карло легко разбросал вооруженных палками хулиганов и обратил их в бегство. Мэри была очень напугана этим происшествием. Часы ожидания Карло с работы превратились для нее в часы страха и мучительного беспокойства.

Однажды Карло не пришел к обеду. Часы шли, наступила ночь, а Карло все не было. В предчувствии ужасного Мэри бросилась за помощью к друзьям. Все было поставлено на ноги, но поиски оставались бесплодными. В полиции, куда на следующий день Мэри заявила об исчезновении инженера Таволато, ее встретили грязными намеками и издевательствами. Тогда, в полном отчаянии, она решилась на крайнее – обратиться к своему дяде. Теперь ей было не до самолюбия…

Поздно вечером Мэри переступила порог столь хорошо знакомого ей дома. Мортон принял племянницу в кабинете холодно и даже враждебно. Выслушав просьбу Мэри, он бесстрастно заявил, что ничем не может помочь, и встал, давая понять, что разговор окончен.

Еще одну ночь Мэри не сомкнула глаз, а утром к ней пришел один из ближайших друзей Карло. Волнуясь, сжимая кулаки от гнева, он сообщил, что Таволато был избит на улице бандой, связанной с партией Малана. В бессознательном состоянии Карло подобрали и отправили в больницу. Ему придется полежать, вероятно, не менее недели… Самое скверное, однако, то, что, по сведениям, полученным из верных источников, имя Таволато внесено в списки подлежащих уничтожению… Списки эти составлены фашистским центром Южной Африки. Нужно принять срочные меры… А пока друзья будут тайно охранять Карло…

Когда спустя десять дней Карло вернулся домой, товарищи посоветовали ему уехать вместе с Мэри, уехать немедленно. В Кейптауне их не оставят в покое. Но куда бежать?.. Карло предлагал уехать в соседний Мозамбик. Мэри предпочитала Англию.

После долгой борьбы с собой она написала, наконец, отцу, спрашивая, может ли она с мужем приехать домой. Ответа долго не было. Мэри очень волновалась и гадала, как отнесется отец к ее просьбе. Что окажется в нем сильнее: любовь к дочери или расовые предрассудки? Карло тем временем готовился к бегству в Мозамбик. Наконец в ноябре 1942 года из Лондона пришло долгожданное письмо. Мортон писал, что считает шаг, сделанный Мэри, безумием, что глубоко скорбит и не знает, как сообщить матери о том, что их дочь находится в «связи с цветным». Но… если иного выхода нет, то он согласен на приезд дочери с ее другом. Мортон умышленно не написал «мужем», как бы подчеркивая, что считает брак Мэри незаконным. Заканчивалось письмо следующими словами:

«Мистер Таволато, если он действительно такой способный конструктор, как ты изображаешь, конечно, найдет себе здесь работу. Однако учтите, что даже в Англии двери общества будут перед вами закрыты. Вам придется жить незаметно и скромно. Но здесь, в отличие от Кейптауна, ничто не будет угрожать жизни мистера Таволато».

…Так мы попали на «Диану», – закончила Мэри свой рассказ. – Нам разрешили столоваться в кают-компании для белых, – все-таки я белая, да к тому же дочь директора крупного завода в Англии. Но, как вы заметили, отношение кают-компании к нам недружелюбное. Не знаю также, что ждет нас на родине… Отец в своем письме называет Карло «мистер Таволато»… Это плохой признак. Отец все еще не хочет примириться с тем, что Карло мой муж.

– Не падайте духом, Мэри, – ответила ей Таня. – Уверена, что вы найдете людей, свободных от расистских взглядов, и в Англии, найдете хороших друзей, близких вам по духу. Вот увидите!

– Если бы это было так! – вздохнула Мэри. – Если бы мы нашли их….

Таня крепко пожала руку Мэри и убежденно сказала:

– Если захотите – найдете!

Глава четырнадцатая

КАТАСТРОФА

Крупный разговор Петрова с капитаном Смитом в кают-компании не прошел бесследно. Предупреждение советского моряка произвело на окружающих сильное впечатление: пассажиры почувствовали, что безопасность далеко не в надежных руках. Общее настроение выразил генерал Блимп, который проворчал:

– Э… э… Конечно, он большевик… Э… э… Но как моряк, кажется, говорит дело. Надо посмотреть…

Разойдясь по пароходу, пассажиры стали рассматривать шлюпки и их оснащение. Когда выяснилось, что советский моряк говорил правду, «общественное мнение» кают-компании возмутилось против капитана Смита. Генерал Блимп, Драйден и еще несколько наиболее видных пассажиров явились к капитану, и генерал произнес следующую выразительную речь: