Шальные деньги - Йенс Лапидус

И Радован заговорил жестче:

— Полюбуйся в окно, Мрадо. Хорош Стокгольм? Это мой Стокгольм! Хрена лысого возьмешь его у меня. Вот в чем вся фишка, вот почему я тут щас перед тобой распинался. Это мой рынок. А ты этого не просек. Ты думал, бабки капают благодаря тебе? Что ты мне ровня, как раньше? Хрен там. Я твой Йоксо. Твой генерал. Меня благодарить должен за то, что кормлю тебя из рук. Оставил тебе твою никчемную жизнь. Твои дурацкие гардеробы. Так нет же, ему, оказывается, мало доли с гардеробов. Требовать пришел. Так не пойдет. Но гаже всего, что ты еще затеял двойные игры играть. Ты ведь рынки не для меня делил, а чтоб самому выгадать. Корысть в деле — это хорошо, но только когда не мне в убыток.

Мрадо попытался вставить словечко:

— Радо, чё ты городишь, я вообще не в курсах. Какая двойная игра, на хрен?

Тут Радо взвился, почти заорал:

— Хорош мне фуфло втирать! Я знаю то, что знаю. Ты больше не при делах. Не догоняешь? Никто не смеет катить бочку на Радована. Ты больше не занимаешься гардеробами. Свободен. Возвращайся на клеточку один. Не первый год меня знаешь. Я за тобой поглядывал. Уяснил, как котелок твой варит. Если он вообще варит. Западло тебе считать меня боссом, командиром, твоим, сука, президентом, как оно должно быть. Все, достал ты меня. Артист погорелого театра. Баста!

Мрадо решил, что сейчас бы самое оно получить пулю в затылок.

Обошлось.

Радован махнул, подозвав официантку с тележкой.

Та подала горячее.

В этот миг Мрадо допер: не убьют.

Убьют морально. Разжалуют.

С позором.

Радован, уже успокоившись:

— Скажи, ведь бифштекс просто тает во рту. Мне его прямо из Бельгии везут самолетом.

40

Если не считать проекта «урой Радована Краньича», жил Хорхе в шоколаде. Зарубал атомные бабки. Зажигал с Абдулкаримом, Фахди, Петтером и другими барыгами помельче. Прежде зажигал и с Мехмедом, теперь вот сочувствовал корешку — пока неясно, закроют его копы или нет. Любил Хорхе тусить и с эстермальмским мажором ЮВе. Правда, тот мутный какой-то. В двух параллельных мирах живет. И с барыгами тусит, и с мажорами. Вроде и нос задирает. А с другой стороны, к Хорхе за советом тянется — все спрашивает, искренне интересуется. А еще до легкой наживы больно падкий.

Впрочем, чилиец и сам был не прочь затусоваться в том, другом мире ЮВе — на Стуреплан. Хорхе не раз и не два оттягивался в окрестных кабаках. Гулял чикит шампусиком по самое не хочу. Сунув сотку вышибале, просачивался без очереди. Иной раз возвращался домой не с пустыми руками, с клубничкой.

А все равно чего-то недоставало. Он же видел шведских парней. Никогда ему не стать таким, как они, сколько бы ни тратил. Хорхе это прекрасно понимал. Как и любой другой стокгольмский чебурек. Сколько ни бейся, укладывая волосья гелем, покупая четкие тряпки, соблюдая все возможные приличия и катаясь на цивильных тачках, ОНИ — это ОНИ, а ты — это ты.

На каждом углу — мордой в грязь. Продавщицы кривились, стоило тебе войти в магазин, бабульки, завидев тебя на улице, перебегали на другую сторону, встречные копы сурово супились. Презрение читалось в глазах вышибал, в гримасах девиц, в каждом жесте бармена. Эти сигналы покруче любого апартеида — да кем ты себя возомнил, чурка?!

ЮВе с Абдулкаримом и Фахди укатили в Лондон. Мутить какую-то крутую тему. Оставили Хорхе за главного — держать шишку. Сбывать первосортный груз, доставленный курьершей Сильвией. Не вопрос, порошок шел влет, как пломбир в июльскую жару.

Хорхе снял квартиру на Хеленелунд. Рядом с родными соллентунскими подворотнями — такое соседство грело душу. Снял у корешка Абдулкарима. Набил дом техникой: сорокадвухдюймовой плазмой, дивидюшником, музыкальным центром, икс-боксом, ноутбуком.

Упивался житухой в своем новом обличье. Метис Хорхе на подъеме.

Обожал новых друзей. Привычки. Красивые купюры в пачках.

И скрежетал зубами — от ненависти.

Три дня, как расспросил ту шлюху — Надю. Обо всем не успел. Что за пряник этот Микке, ее провожатый, и на что он может сгодиться Хорхелито? Кто те чуваки, которых она назвала: Йонас и Карл, он же Карл Джинсет? Как забуриться в сутенерский гадюшник Радована?

Хорхе нервничал. Так ничего и не нарыл. Завязал с автопосиделками перед домом Радо — без толку. Может, с другого бока зайти? Копать компромат на своем огороде среди барыг. Не, не пойдет. Можно круто подставить и себя, и корешков, которыми дорожит.

Лучше пробить по шлюхам. К тому же теперь он пашет на Абдулкарима куда больше прежнего. За себя и за того Мехмеда. Надо больше людей набрать. Хорхе прикидывал, кого бы: вот кузен Серхио подошел бы. Ну, Эдди, туда-сюда. Еще старый корешок Роландо, когда откинется с Эстерокера. Серхио — герой, вытащил Хорхе со шконки. А в благодарность — пара жалких косариков? Надо бы его щедрее оделить. Хорхе решил приобщить Серхио к кокаиновой теме. То же самое предложить Эдди. Что до Роландо — зе-ма многому научил Хорхе насчет кокаиновых прихватов. А долг платежом красен.

Хорхе успел раз двадцать набрать бордельной мамке. Чтобы «записаться на прием» к Наде. Пересечься снова. На этот раз обойдемся без прогулок. Управимся минут за десять — несколько дополнительных вопросов. Ну и минет не помешал бы. Хотя ну его, и в первый раз какой-то неудобняк вышел. Не за тем хотел свидеться с ней.

Наконец пробился к мамке. Назвался погремухой, которую ему дали при первом посещении. Мамка вспомнила его. Дала добро. Сказала, приходи хоть сегодня вечером.

На метро добрался до Халлонберген.

Накрапывал дождь. Потеплело. Пахло грилем. В первый раз Хорхе приехал сюда на машине, теперь же, прежде чем пуститься в путь, король картографии Хорхиус сверился с адресной книгой Стокгольма. Запомнил. Мог отыскать место с закрытыми глазами.

Красный дом, проходные балконы коричневатого оттенка в розовых лучах заката.

Набрал код. Поднялся на лифте. Прошел по балкону. Позвонил в дверь. В глазке темно — кто-то изучал чилийца с той стороны. Хорхе громко назвался.

Дверь открылась. За ней тот же гориллыч, с которым в прошлый раз бакланил Фахди. Тот же прикид. Толстовка, поверх толстовки — пиджак.

Хорхе еще раз назвал имя. Вошел.

Спросил Надю.

Тот же галимый музон в холле. Да, с фантазией у них голяк.

Гориллыч кивнул и повел Хорхе к номеру. Открыл дверь. Впустил.

Тот же траходром. Так же неряшливо заправлен, как и в прошлый раз. Кресло — то же. Так же опущены жалюзи.

Только шлюха — другая!

Хорхе замялся в дверях, обернулся. Гориллыч уже удалился.

Он еще раз глянул на девицу. Тоже симпатичная. Сиськи поувесистей, чем у Нади. Микромини-юбка. Облегающий топик, невероятный вырез. Чулочки в сеточку.

— Я хотел другую. Надя?

Девка ответила на жутком английском:

— Я не понимай.

Хорхе переспросил по-английски:

— Я хочу видеть Надю.

Сработал инстинкт. Хорхе вам не пентюх какой: пассажир в бегах — ушки на макушке. Очко играет не только на копов. На Радована тоже.

Повернулся к порогу. Выбежал в предбанник. За спиной оклик — гориллыч назвал его кодовым именем. Хорхе не оглянулся. Уже в дверях. Рысью по балкону. Кубарем по ступенькам. Наружу. Вон.

Никогда прежде не доводилось ему видеть такого испуганного лица — как перекосило девицу, когда она врубилась, о ком спрашивают. Точно он не Надю, самого дьявола к ночи помянул.

Не к добру это.

Ох не к добру!

На другой день. Хорхе сидит на очке, тужится. Вдруг звонок на мобильный — высветился какой-то левый номер. Непривычно уже то, что высветился, — обычно клиенты шифровались.

Решил, а, ладно, отвечу, хотя звонок застал его в довольно деликатной позе.

— Здравствуйте, меня зовут Софи. Я встречаюсь с ЮВе.

У Хорхе глаза на лоб. ЮВе не раз рассказывал о Софи. Но я-то ей на кой? Где номер надыбала, Абдул ведь запретил давать номера посторонним?

— Ага, привет! Слыхал, слыхал от него про тебя.

— И что он про меня рассказывал? — засмеялась она.

— Что спит и видит, как женится на тебе.

На том конце повисла короткая пауза. Хохма мимо кассы.

— Знаете, ЮВе сейчас в отъезде, в Лондоне. Наверное, это звучит странно, но, если вы не против, я бы хотела познакомиться с вами. Попить вместе кофе, что скажете?

— Без ЮВе?

— Ну да. Хочу получше узнать, с кем он дружит. Он ведь такой рачок. Слова не вытянешь, сами небось знаете.

Хорхе понимал, о чем она. ЮВе ведет двойную игру.

— Лады, можно и пересечься, до того как ЮВе вернется. Ничего тут такого.

Внутреннее чувство подсказывало: откажись. Но разбирало любопытство: а пуркуа бы и не па? Ему ведь тоже охота узнать, что за птица этот ЮВе. А то и затесаться в тот, другой мир, если пофартит.

— Кажется, он дня через четыре вернется. Может, сегодня вечером встретимся?