Я, снайпер - Стивен Хантер

И снова полотенце облепило лицо, и снова сильные, мускулистые руки стиснули связанное тело, удерживая спазмы утопающего, и снова Боб ощутил ужас проникновения воды внутрь, сначала первые слабые подтеки, нарастающий холод, длинные мокрые пальцы, продирающиеся в рот и нос, чтобы раскрыть их пошире и принести смерть.

Это ведро было голубым. То есть когда вода хлынула сквозь полотенце и охватила все лицо, Боб мысленно вернулся почти на пятьдесят лет назад, вспоминая открытый плавательный бассейн в Литл-Роке, где-то в начале пятидесятых, душный летний день, он вместе с тысячью других ребят плещется и резвится в необъятной голубой влаге, он пробует плыть самостоятельно, и каким-то образом его худые детские руки позволяют ему преодолеть несколько метров, целую секунду он действительно лежит на воде, продвигаясь вперед в такт ритмичным сокращениям мышц, но вот у него заканчиваются силы, он встает на дно и только тут вдруг понимает, что заплыл слишком далеко и теперь вода покрывает его с головой; именно так тонут дети. Маленький Боб, охваченный внезапной паникой, открыл рот, пытаясь крикнуть, но вместо этого в легкие и желудок ворвалась холодная хлорированная вода, нехватка кислорода вызвала вспышку страха, Боб забарахтался, уходя еще глубже, и на какое-то мгновение почувствовал, что умер, увидел вокруг голубую-преголубую вселенную, насыщенную поднимающимися вверх пузырьками, словно все происходило в стакане с газировкой, но внезапно чьи-то сильные руки подхватили его, над ним ракетой ослепительно взорвалось солнце, и в легкие хлынул воздух. Жадно стараясь отдышаться, Боб лежал в руках своего спасителя, которым, разумеется, был не кто иной, как его отец. «Ого, Бобби, ты едва не отправился к Дэви Джонсу.[73] Ты здорово напугал своего старика отца, и мама очень расстроилась бы, — бормотал отец, неся Боба в безопасное место. — Вот уж точно, она бы устроила мне сладкую жизнь».

Отец рассмеялся, и Боб отчетливо увидел его лицо, всего на одно мгновение, лицо человека доброго, храброго, великого, лучшего из живущих на земле, и у Боба вдруг мелькнула мысль: если он умрет, кто будет вспоминать его отца? Никто. Он последний из тех, кто знал Эрла Свэггера из Блу-Ай, штат Арканзас, сына шерифа Чарльза Свэггера. Отец Боба воевал в морской пехоте и получил «Медаль почета» за Иводзиму, затем вернулся домой и еще добрых десять лет прослужил в дорожной полиции штата Арканзас, пока не покинул этот мир из-за ничего не значащего пустяка. И Боб ощутил прилив сил: если вы меня убьете, если я умру в вашей воде, для мира это будет сущая мелочь, но память об Эрле Свэггере также умрет, а этого я допустить не могу.

Время шло.

Отец старел.

Это случилось через несколько лет после случая в бассейне. Папа уезжал из дома вечером. Он шел, даже не оборачиваясь — знал, что сын смотрит вслед, и поднял руку. Пока, малыш. До скорой встречи, сынок. Папа вернется, и мы поиграем, прогуляемся по лесу и все такое, обязательно.

Но отец больше не вернулся. Вместо этого поздно ночью явился полковник, затем Сэм Винсент, газетчики, соседи, а потом какие-то негры из соседнего города. Все молчали, и только мать всхлипывала; полковник присел рядом с Бобом и сообщил, что его отец погиб. В сравнении с той болью, с долгим и упорным путем через пустыню и джунгли, все это дерьмо с пыткой водой ничего не значило.

— Будь он проклят! — взвизгнул Энто, отдаваясь безумной ярости, когда мокрое полотенце оторвалось от лица Боба, казалось, часа через три. — Только посмотрите на этого гада! Он просто пялится на нас своими сумасшедшими глазами снайпера, становится только сильнее. Как думаете, ему это нравится? Или он отрастил себе жабры и может жить в воде? Деградировал обратно в рыбу. Грубая скотина!

И он дал себе волю, двинув Боба рукой с узелками мышц. Боб вместе со стулом с грохотом повалился на пол.

В комнате наступила тишина, нарушаемая лишь учащенным дыханием четверых мучителей. Наконец Энто сказал:

— Приведите его в порядок. Сполосните водой. Дайте ему поесть. Пусть отольет и посрет уже. Надо будет попробовать что-нибудь другое. Проклятая тварь! Наверное, он ирландец, раз у него голова и сердце из стали.

Глава 40

Ник повадился долго спать по утрам, впервые в жизни. А почему бы и нет? Ему не надо никуда торопиться; он просто у себя дома, осажденный журналистами, ждет, когда всевозможные обвинения и расследования приведут к какому-нибудь определенному результату.

Однако в тот день Салли растолкала его в семь утра.

— Мм… Мммм… В чем дело?

— Дорогой, дорогой, просыпайся. Это серьезно.

Ник заморгал, протер глаза, чтобы они раскрылись и впустили дневной свет, и уселся на кровати.

— Что ты имеешь в виду? — пробормотал он, с трудом шевеля языком, прилипшим к пересохшему нёбу.

Салли стояла у окна в аккуратном синем костюме, сверкая стеклами очков в роговой оправе.

— Стервятники, — с отвращением произнесла она, указывая большим пальцем на писак, собравшихся на улице. — Их число увеличилось втрое. А может, вчетверо.

— Хлопни парочку на обратном пути, хорошо? — отозвался Ник.

— Мне только хочется сломать ногу этой маленькой сучке Джеми как-там-ее. Она здесь, бледная, бесцветная маленькая зомби. Это она пригвоздила меня в деле Мейсона, подкараулила на лестнице в зале суда. Я до сих пор с ней не расквиталась.

— Знаешь, — ответил Ник, — гораздо дешевле их убивать. Если ты кого-нибудь покалечишь, тебе придется содержать его до конца жизни. А если просто прикончишь, дружки погибшего потеряют к тебе интерес через пару недель.

— Ну ладно, дорогой, мне пора бежать. Совещание в половине одиннадцатого. Желаю тебе приятно провести день.

— Сомневаюсь, что это получится.

Салли развернулась и ушла, излучая деловитость и целеустремленность. Случившееся ее нисколько не затронуло; она не сомневалась, что ее Ник в конце концов будет торжествовать победу, как и всегда.

Лежа в кровати, Ник услышал, как хлопнула входная дверь, поднялись ворота гаража, «вольво» Салли выкатил на улицу, и журналисты нехотя расступились, давая проехать.

«Боже милосердный», — подумал Ник, глядя на огромную толпу, устроившуюся на лужайке перед домом. Трава уже была растоптана в месиво, повсюду валялись пластмассовые стаканчики и упаковки от гамбургеров из «Макдоналдса»; соседям все это смертельно надоело, хотя они молчали, поскольку сами работали в государственных учреждениях и знали, что такое случается время от времени. Вот плата за карьеру в городе власти.

Прошлепав босиком в ванную, Ник побрился впервые за три дня, принял душ, затем натянул голубые джинсы, кроссовки и свою любимую толстовку с капюшоном, с логотипом университета штата Виргиния. Очки его лежали там, где он их оставил, что бывало не чаще пары раз в месяц, — невидимые человечки, которые приходили в темноте и перекладывали с места на место его вещи, как правило, поступали так же и с очками. Ник спустился вниз, сварил чашку отличного крепкого дымящегося кофе и взял поднос с завтраком, приготовленным Салли. Он включил телевизор, и в новостях в кои-то веки не показывали его лицо и не сообщали новые захватывающие подробности. Значит, те ребята, что караулили на лужайке, вырвались вперед, а местное телевидение отстало и не успело прислать съемочную группу.

Сначала Ник хотел выйти в Интернет, прочитать свежие выпуски и узнать о развитии событий, но затем решил, что все это бессмысленно. Встав из-за стола, он подошел к двери — сегодня никакой пробежки, чересчур много кретинов на крыльце — и открыл ее.

— Ник, Ник, что вы можете сказать о фотографии в «Таймс»?

— Ник, вы действительно там были? Сколько вам заплатили? Почему вы не хотите с нами общаться?

— Ник, вы что, просто забыли об этой фотографии? Она вылетела у вас из головы?

— Ник, вы сегодня же подадите в отставку? Хотите избавить Бюро от хлопот с предъявлением обвинения, слушаниями и прочей суеты?

— Ник, вы уже встречались со своим адвокатом?

— Ник, все это напоминает классическое греческое произведение, где могучий герой совершает ошибки из-за своего ошибочного представления о…

— Ребята! — Ник поднял руки, и на толпу тотчас же опустилась практически полная тишина. — Я не могу дать никаких комментариев, я понятия не имею, о чем вы, черт побери. И я не встречался со своим адвокатом, потому что его у меня нет.

— Теперь он вам определенно понадобится. — Казалось, эти слова произнесли одновременно человек десять.

Кто-то извлек экземпляр утренней «Таймс», газету передали по цепочке через толпу и вручили Нику. Он увидел свое собственное лицо в окружении двух типов, якобы представителей ФН; он стоял с винтовкой в руках и смотрел на мишень, которую только что поразил. В снимке было что-то ужасно знакомое, однако ничего определенного в памяти не всплыло.