Я, снайпер - Стивен Хантер

— Не верь ему, Энто, — предостерег Имбирь. — От него так и несет полицейским участком. Ребята из ФБР ни за что не стали бы дергать за веревочки и устраивать этого типа на наши курсы, если бы он не работал на них. Он с ними заодно, они ждут от него ответа, и, если он в самом ближайшем времени не объявится, они нагрянут сюда, мы получим стрельбу и двадцать мертвых тел, после чего американцы будут охотиться за нами до тех пор, пока будущее не превратится в кусок швейцарского сыра.

— Судя по всему, дружище Бобби Ли, Имбирь видит тебя насквозь. Лично я ни на секунду не верю в то, что ты ввязался в это дело ради денег. Таким, как ты, деньги не нужны. Такие отдают все королю и родине, неважно, кто король. Ты прогнил от чести, вот ты какой, снайпер. От тебя воняет дерьмом. Я всегда ненавидел таких, как ты, кровавый запах добродетели лишь делает вас крепче, и чем сильнее боль, тем больше вам это нравится.

— Давайте-ка сейчас усердно с ним поработаем, — предложил Имбирь. — Заставим его подать своим дружкам сигнал, что у него все в порядке, и тогда спецназовцы в своих нарядах ниндзя не пожалуют к нам в гости, бросая хлопушки и строя из себя героев.

— Отличное предложение. — Реймонд хищно оскалился. — Энто, Имбирь прав. Этот парень крепок, но нам нужно его сломать.

— Любопытно, продержится ли он столько, сколько тот подполковник, — усмехнулся Джимми, впервые внося свой вклад в разговор.

— Отличный вопрос, Джимбо. Бобби, подполковник принимал ванны почти три часа. Это был полевой командир ополчения Ас-Садра,[69] настоящий фанатик. Сильный и крепкий, твердый снаружи и внутри. Господи, как же нам пришлось с ним повозиться! Ребята, вы помните? Но в конце концов даже подполковник Абу Шахид сломался и выдал нам пару укромных мест в пустыне, после чего мы устроились наверху и целых полтора дня косили этих песчаных ниггеров, прежде чем вызвать саперов, чтобы те взорвали все к чертям. Я только в первые полчаса настрелял девятнадцать человек — то была отличная снайперская работа.

Свэггер молча слушал, как ирландец вспоминает кровавый день, за который он, вероятно, и получил прозвище «верховный палач».

— Ну хорошо, снайпер, — заключил Энто. — Мне очень не хочется это делать, но я лишь наполовину верю в твой рассказ. И должен узнать вторую половину. Пора переходить к воде. Настало время воды.

Глава 38

Том Констебл вел себя четко, собранно и безукоризненно, почти ничего не оставлял на волю случая. Он умел выделить главное, в этом заключался его талант. Констебл проникал в самую суть, действовал быстро и решительно и бесконечно тщательно готовился.

И вот приближался апогей. Приведенные в движение силы полностью созрели. Констеблу необходимо было хранить наилучшую форму. Через два дня в Колд-Уотере, штат Колорадо, открывался ежегодный фестиваль ролевой стрельбы, во время которого ковбои со всей страны разыгрывают сценки из вестернов. И Констебл должен был — у него не было в этом никаких сомнений — одержать победу в поединках на приз «Черный порох».

Поставив стол в кузове своего огромного пикапа, он взялся проверять боеприпасы. Вот патроны калибра .44–40 для двух шестизарядных револьверов, тщательно собранные в оружейной мастерской в Росуэлле, штат Нью-Мексико; мастерству обращения с ними его обучил Клелл Раш. Пуля весом 145 гран, 250 гран дымного пороха. Оружейники из Росуэлла считались лучшими в своем ремесле; они взвесили все до единой латунные заготовки, рассверлили отверстия под капсюль, определили размеры заряда в капсюлях, измерили толщину ободка и разделили две тысячи патронов на четыре группы в зависимости от толщины, поэтому Констебл мог использовать вместе патроны одной группы, добиваясь одного и того же значения точки пробоя.

Но этого было недостаточно. Констебл сидел с двумя тысячами патронов и шаблоном «Уилсон» под патрон .44–40, то есть копией патронника своего револьвера, выполненной с точностью до микрона, и поочередно вставлял каждый патрон в камеру, убеждаясь, что тот подходит по размеру, легко скользит внутрь, не имеет заусенцев и подтеков свинца, нарушающих правильную окружность пули. Том не хотел, чтобы какая-нибудь микроскопическая частица все испортила, ведь в последующие несколько дней ему придется заряжать быстро.

Констебл работал сосредоточенно, можно даже сказать, как одержимый. Закончив с боеприпасами для револьверов, он проделает то же самое с патронами калибра .44–40 для винтовки и патронами 12-го калибра для винчестера образца 1897 года с подствольным магазином — такими были вооружены ребята из «Дикой банды».[70] Все необходимо проверить; патрон, имеющий малейшие отклонения от нормы, будет нещадно отбракован. Констебл собирался стать лучшим, и это зависело только от него.

Он наслаждался тем, как аккуратно входят в камеру патроны; в этом заключалась одна из прелестей оружия — то, как взаимодействуют друг с другом отдельные части, состыковываются, цепляются, двигаются синхронно и эффективно. Прекрасно разбираясь в механике, Констебл видел общую картину, то, как трудятся вместе штоки и храповики, приводимые в движение механической энергией пружин. Старина Сэм Кольт явил земле чудо, сотворив в 1836 году первый современный револьвер, и Том Констебл чувствовал себя частицей великой американской традиции, цельной и совершенной.

Цельность и совершенство — эти слова можно было считать жизненным кредо Тома. Он никогда ничего не делал наполовину. Он обладал страстной одержимой натурой, и, обнаружив что-то новое, неважно что — рынок недвижимости, радикальную политику, миллиардные прибыли, ухаживание за кинозвездой, все, что угодно, — он обрушивался на это всей силой своей воли и разума до тех пор, пока не становился полновластным хозяином, не добивался своего. Взять, к примеру, игру в ковбоев: глупость несусветная, маскарадные костюмы, прозвище Красный Техасец, джинсы, кожаные жилеты, красные клетчатые рубашки и огромные шляпы емкостью десять галлонов. Том принадлежал к реалистической школе, в то время как другие тяготели к отдельным персонажам (Хоппи[71] был великолепен, как и маршал Диллон и Паладин), а кто-то придерживался традиций «Дикой банды». Однако общая культура, оружие, дух соперничества — все это доставляло невероятное наслаждение.

Тому нравилось быть Красным Техасцем. Дикий, словно мустанг, ловкий, стремительный, гордый и беспощадный — Техасец олицетворял все то, о чем когда-то мечтал Констебл и чего он, хоть и став акулой бизнеса, так и не добился в реальности. Том всегда играл по чужим правилам, но Красный Техасец, двадцатичетырехлетний стрелок с двадцатью зарубками на прикладе, говорящими о двадцати убитых врагах, давал ему возможность вкусить жизнь, прожитую по своим правилам.

Где заканчивался Том Констебл и начинался Техасец? Том входил в образ и легко расставался с ним по собственному желанию; не существовало никакого кошмара с превращением в Красного Техасца, из которого уже никак нельзя вернуться обратно в Тома Констебла. Возможно, Том подхватил микроб актерского мастерства от Джоан — другими микробами она его определенно снабдила! То есть за семь лет экранные образы выплеснули в его сознание, еще не способное оказать сопротивление, поток неотфильтрованной мощи, или все дело было в стремлении к идеалу: человеку вне закона, владеющему умами миллионов, но только он, как вообще было свойственно Т. Т. Констеблу, зашел слишком далеко. Так или иначе, Красный Техасец, как никто другой, от рано умершего отца до деловых партнеров и красивых женщин, мог приносить ему счастье. И Том был полон решимости не подвести Техасца.

Эх, было бы время полностью сосредоточиться на многочисленных сценариях стрельбы, особенно на том, который предстоит вечером в субботу, непосредственно перед тем, как он вылетит в Сиэтл, чтобы произнести речь уже как Т. Т. Констебл.

Том беспокоился о своих руках. Он занимался целый год, укрепляя их, разрабатывая мышцы кисти, непрестанно сжимая резиновые эспандеры, работая со всевозможными устройствами для развития пальцев, наматывая на веретено леску с привязанными к ней гирьками. Проблема заключалась в том, что от природы на его мышцах лежало проклятие склонности к судорогам, и физическая сила к ним просто не приставала. Например, у Клелла были крупные сильные пальцы и чрезвычайно развитые кистевые мышцы. Добавить к этому природную ловкость — и из него мог бы получиться выдающийся пианист, часовщик, карточный шулер или хирург; его пальцы были живыми организмами, каждый со своим собственным мозгом, управлявшим их действиями. Том не обладал подобным даром; его сила оставалась на одном уровне, хватка не становилась крепче, и ему элементарно не хватало ловкости для эффективного обращения с оружием, несмотря на великое провидение полковника Кольта в части эргономики. Поэтому Том заменял гениальность настойчивым трудом, на протяжении последних нескольких недель занимаясь по шесть часов в день.