Холмы России - Виктор Ревунов

- За что могут спросить - по дружбе с Федором Григорьевичем или все по тому же письму?

- И по дружбе. Приглядываются ко всему. Не я, Дементий Федорович, этим делом буду заниматься, если оно начнется. Л начнется - боюсь не сверкнуло бы вновь над вами письмо Желавина... Я если и замкнул круг, то мертвым. Не замкнулся бы теперь по-иному. Огонь-то непогасший опасен для других домов, сказал я уже.

- Вина и над мертвым остается виной.

- Но соприкосновения с ним не имеет.

- Соприкасается сродными. Судьба Мити тому пример

- Жалостливые веяния Родиона Петровича.

- Нет. Один попутчик дорогой рассказал.

- Он, Митя, сам ей, судьбе-то, дал вожжи в руки.

Не брала, да заставил. А теперь и подхлестывает перед пропастью.

- Я знал его, когда он был совсем мальчишкой, а потом и подростком. Он никогда не был лентяем, трусом или лжецом.

- Выходит, этого мало. Надо еще постоять за себя.

Хорошие начала ценят по плодам их. Плоды его подлые.

Ведь он, не думая, и вас зацепил. Хотел жену зацепить, а зацепил-то и вас...

- Зацепило другое... Достаточно, думаю, поговорили, вернее, выяснили кое-что. Теперь я расскажу и свое...

Родя! - позвал Дементий Федорович своего шурина.- Вы зря его выпроводили,- сделал он замечание Стройкову.

- При нем я не сказал бы ничего.

- При нем можно говорить все. Советы таких людей достойны внимания.

- Я знаю, что делаю,-с прежней мрачностью ответил Строиков.

Он презирал поучения людей несведующих. Как это так: человек но карте рассказывает про дорогу другому, который пешком исходил ее.

- Свои дела иногда надо проверять умом друзей. Ум хорошо - два лучше.

- Дела мои проверяются по работе людьми не только ури^ыми, но и знающими.

Дементий Федорович еще раз, громче позвал Родиона Петровича.

Тот вошел.

- Если ты, Демснт, посчитал, что я, как хозяин дома.

должен непременно быть за столом, то это лишнее. Или разговор ваш окончен?

- Нет.

- При некоторых разговорах, действительно, бывают посторонние при всей вере им,- сказал еще Родион Петрович.- В каждой работе есть свои секреты.

- Об этих секретах скоро узнают все,- был ответ Дементия Федоровича.

- Но секреты иногда и попридержнвают. Обстановка.

А может, вдруг изменится от излишней болтовни,- сказал Стройков.- Это секреты нашей работы.

В словах Стройкова была доля истины: действительно, имел ли право Дементпй Федорович на огласку того, что хотел он сказать? Но Родиону Петровичу он верил.

- После разговора мы, возможно, по твоему совету, Стройков, и вынесем решение держать язык за зубами,- согласен был Дементий Федорович с предостережением Стройкова.

- Поняли и насторожились. Значит, есть! Не лучше ли повременить с этим разговором,- сказал Стройков, противясь тому, что могло помешать его работе.

Стройков встал: хотел совсем прекратить разговор, намереваясь продолжить его где-нибудь в другом месте.

- Жаль. Я завтра уезжаю. Но Роде я скажу все равно. Он многое знает из наших прежних бесед с ним.

- Как только, Демент, ты начнешь свой рассказ, я тотчас уйду. Разговор должен состояться. Но коли начало я слышал, дозвольте и мне высказать свои соображения. Я не посторонний: дело касается мужа моей сестры, а следовательно, и меня.

- Прежде об этом молчали. Тихо посиживали. И не надо торопиться сейчас,- посоветовал Стройков, присаживаясь к столу, чтоб выслушать Родиона Петровича.

- Отвечу. Меня о родстве никто не спрашивал, и было бы глупо назойливостью оповещать об этом. Сестра просила молчать - смириться, чтоб я не усугубил и без того тяжелое положение ее мужа. Оно могло стать совсем безнадежным. Так считала она. И третья причина. Молчал, как выразились вы, для сохранения нужной обстановки:

была опасность дать сигнал истинному преступнику.

- Вот как,- сказал Стройков, настораживаясь,- И тогда не поделились со мной своими опасениями.

- Алексей Иванович, вы меня и сейчас с неохотой слушаете. Тогда, как и сейчас, я был против обвинения в убийстве Федора Григорьевича. Вы об этом и слышать не хотели. Теперь же идут слухи о признании Дмитрия в его преступлении.

- Сказано им в помрачении,- уточнил Стройков.

- От того, что на него пало, можно помрачиться. Я искренне жалею этого человека, загубленного мытарствами.

- Первое мытарство-он сам.

- Это следствие. А первое-смерть отца, в которой много загадочного. Но нет вины в убийстве. Он, скорее, принял по каким-то случайностям эту вину или какая-то подлая рука направила ее на него. На топоре с клеймом и замкнулся круг. Исключаю, что это сделал Митя или Фен я.

- Что исключаете, убийство или что ОЕ!Н направили вину? - спросил Стройков.

- Исключаю и то и другое.

- Значит, семья эта ни в чем не повинна. Так кто же?

Кто убийца? Не Федор Григорьевич, так кто?-требовательно спросил Стройков с горячностью.

- Люди седых лет чаще обращают свой взор в прошлое, может, потому, что там заключено изначальное в их судьбе? И еще, пройденный путь-это наследство. Зрелость оставляет его последующему для более разумного пользования жизнью.

Стройков откинулся на спинку стула.

- Так кого там увидели?

- Он стоял в моей памяти, как музейная фигура, одетая в затхлые одежды. Она вдруг шевельнулась как-то грубо, мучительно, словно жизнь содрогнулась в ней. Эта фигура - Викентий Ловягин.

- Еще один мертвец в этой истории. Не слишком ли много загадок они задают живым?

- Смерть Ловягина не засвидетельствована. Пропал в болоте - и все. А вдруг не пропал?

- Он убийца?

- Предположим. Кто нам мешает предположить?

- За что убил? Кто такой Желавип, чтобы так изза него рисковать? Ведь если, по вашему предположению, Ловягин не пропал, то жить-то он должен скрытно, притаенно. Что же его заставило рисковать жизнью, выйти и убить Желавина?

- Сделаем еще, может, и не одно предположение.

Поглядим, что получится.

- Из пустого ведра воды не зачерпнешь. Но допусч тим,-согласился Стройков.-Тогда, выходит, Ловягин топором Федора Григорьевича убил Желавина и зарыл топор. А Федор Григорьевич, выходит, видел, как зарывал Ловягин? Потом, именно на этом месте, решил покончить с собой. Какое славное место!

- Сам Федор Григорьевич зарыл,-сказал Родион Петрович.

- Убил и зарыл. Или соучаствовал с Ловягиньш?- спросил Стройков.

- Как известно и вам,-продолжал Родион Петрович,- клейменый топор Жигаревых пропал накануне убийства Желавина. И будто в предчувствии недоброго они боялись, что топор будет подброшен. Что было и исполнено.

- По вашему предположению!

- Да.

- Преступник подбросил, чтоб утром люди увидели топор с кровью и подумали бы: убийцы Жигаревы. Так, что ли? Принеси мне кто этот топор тогда и скажи, допустим, у крыльца Жигаревых валялся. Не поверю, что они убийцы. В омут закинут, а так не бросят. Или зароют. Это и сделал Федор Григорьевич.

- Еще одно предположение, самое главное. Подброшенный топор увидел Федор Григорьевич и решил: убил Митя, сын. У них отношения с Желавиным были прескверные. Федор Григорьевич вполне мог подумать: Митя убил. А зарыл топор отец на случай, если обвинят в убийстве Митю. И, как известно, спас Митю. Спас от несуществующей вины. Принял все на себя.

- Допустим, так и было. Но так мог действовать человек, который жил тут и все знал. Надо дойти до такой тонкости. Чужому, как Ловягин, ожившему по вашим предположениям, но давно записанному в мертвецы, не к чему было брать и подбрасывать топор. Он делал бы проще-ножом или оружием-без траты времени: сразу исполнил и скрылся. В действиях же, какие предположили вы, есть особый замысел: подброшенным топором скрыть себя за сумятицей, которая могла возникнуть в семье Жигаревых. А заодно и подточить эту семью. Может, это и цель какая-то - сжить со свету. Если так, то цель достигнута. Семья пропала в этой трагедии.

Так кто же убийца?- спрашивал Стройков себя.

Его предположения после разговора с Феней сходились па том же, что где-то близко таится настоящий преступник, который и явился с холстинкой на лице перед окном Жигаревых. Появление Ловягина Стройков отвергал в своих разгадках. Неизвестный, если это не было злой шуткой, в желании отвести взор на Ловягица с расчетом, что посеет догадки и слухи в направлении ложном, наводил на путь, на который надо было ступить, и там поискать преступника.

- Земля, Алексей Иванович, видела какую-то правду и не успокаивается в слухах и разговорах - зовет к избавлению от страдания людей невинных,-сказал Родион Петрович.

- Но почему вспомнили вдруг о Ловягине?-спросил Стройков.

- Это убийство еще тогда напомнило мне о нем самим ужасом. Не изгладилось с тех пор, когда действовал он - убивал и жег. Ночи были тревожны для каждого.

Родион Петрович посмотрел на Дементия Федоровича, который тогда встретил одну из самых страшных ночей в своей жизни.