Великая война и Февральская революция, 1914–1917 гг. - Александр Иванович Спиридович

автомобиль, прокричал войскам: «Прощайте!», а автомобили тронулись, бросая на поле снопы света, все темное поле огласилось буквально каким-то ревом: «Урррааа…» И этот рев провожал государя, пока не доехали до станции.

К высочайшему обеду были приглашены начальники отдельных частей. В этот день государь осмотрел 84 тысячи войск гвардии и, как державный хозяин, гостеприимно накормил у себя в поезде 105 командиров. Гофмаршальская часть оказалась вполне на высоте. Государь остался очень доволен смотрами и находил войска блестящими.

После девяти вечера императорский поезд отбыл на север. В ночь на 17-е прибыли в Могилев. Утром государь переехал во дворец.

18 декабря в Ставку приезжал Белецкий. С ним в здоровую атмосферу фронта хлынул поток грязи тыла. По моменту все сплеталось около имени почтенной по годам фрейлины М. А. Васильчиковой, а через ее голову било по императрице. Русские люди, считавшие себя патриотами, распространяли самые гнусные сплетни, что государыня, как немка, хочет заключения сепаратного мира. Что того добивается вся немецкая партия при дворе и т. д. Все эти сплетни не имели никакого серьезного основания.

Никаких немецких влияний при русском дворе во время войны не было. Не было и ничего похожего на какую-то немецкую партию. Государь и царица Александра Федоровна, более чем кто-либо, были проникнуты здоровым русским национализмом, неприязнью, если не ненавистью, к императору Вильгельму, непримиримостью к немцам по войне и верностью к союзникам. И все это они доказали в полной мере своею жизнью до последней минуты. Эпизод с фрейлиной Васильчиковой как нельзя лучше доказывает это русско-союзническое настроение их величеств.

Фрейлина Мария Александровна Васильчикова была дочерью гофмейстера Васильчикова, занимавшего пост директора Императорского Эрмитажа с 1879 по 1888 год и умершего в 1890 году; ее мать — урожденная графиня Олсуфьева. Ее хорошо знали все члены династии. Она была очень дружна с великой княгиней Елизаветой Федоровной, и, когда та жила с мужем в Петербурге, подруги виделись почти ежедневно. Они не раз гостили друг у друга в имениях. В хороших, дружеских отношениях была Васильчикова и с братом государыни великим герцогом Гессенским.

Государыня Александра Федоровна, узнав М. А. Васильчикову, полюбила ее. Во время Японской войны Васильчикова помогала царице по заведыванию ее [благотворительным военным] складом в Зимнем дворце. Последние перед войной годы Васильчикова жила в своем небольшом имении — Клейн-Вартенштейн, близ Вены, в Австрии. У нее были большие связи с австрийской аристократией и в дипломатических кругах Вены и Берлина. В феврале 1913 года Васильчикова приезжала в Петербург. Она была принята их величествами и однажды приглашена на завтрак, на котором была только царская семья. После завтрака, прощаясь с Васильчиковой в кабинете, государь сказал: «Живите спокойно в Австрии, но изредка приезжайте нас проведать. Бог даст, войны, сколько это будет в моей власти, не будет». Прощаясь, государь поцеловал руку Васильчиковой, и, когда та, сконфуженная неожиданностью, что-то сказала, государь со свойственной ему чарующей улыбкой ответил: «Старому другу можно».

С объявлением войны М. А. Васильчикова была объявлена под домашним арестом в ее имении Клейн-Вартенштейн.

25 февраля 1915 года (10 марта н. ст.) М. А. Васильчикова, по инициативе высших немецких властей обеих немецких империй, отправила их величествам первое письмо с целью начать переговоры о мире. В то время русская армия победоносно наступала по Галиции. Только что был занят Перемышль. Немцы начали переброску корпусов с французского фронта на русский. В этом письме М. А. Васильчикова сообщала следующее.

К ней явились два немца и один австриец, не дипломаты, но люди с большим положением, лично известные императорам Германскому и Австрийскому и находящиеся с ними в сношениях. Они просили Васильчикову довести до сведения государя, что, может быть, теперь, когда все в мире убедились в храбрости русских и пока все воюющие стоят еще в одинаковом положении, может быть, именно теперь государь возьмет на себя инициативу мира. «Не будете ли Вы, государь, — так передавала Васильчикова слова, сказанные ей ее посетителями, — властитель величайшего царства в мире, не только царем победоносной рати, но и царем МИРА?

У Вас у первого явилась мысль о международном мире, и по инициативе Вашего Величества созван был в Гааге мирный конгресс. Теперь одно Ваше могучее слово — и потоки, реки крови остановят свое ужасное течение. Ни здесь, в Австрии, ни в Германии нет никакой ненависти против русских. Одно Ваше слово, и Вы к Вашим многочисленным венцам прибавите венец бессмертия».

Так говорили немцы М. А. Васильчиковой. На вопрос же ее, что она может сделать в этом деле, посетившие ее ответили так: «Так как теперь дипломатическим путем это невозможно, доведите вы до сведения русского царя наш разговор; тогда стоит лишь сильнейшему из властителей, непобежденному, сказать слово, и, конечно, ему пойдут всячески навстречу».

«Ваше Величество, — так заканчивала свое письмо Васильчикова, — я себя чувствовала не вправе не передать все вышеизложенное, которое теперь, вследствие того, что ни в Германии, ни в Австрии нет Вашего представителя, мне все же пришлось это высказать. Молю меня простить, если Ваше Величество найдете, что я поступила неправильно. Конечно, если бы Вы, Государь, зная Вашу любовь к миру, пожелали бы через поверенное близкое лицо убедиться в справедливости изложенного, эти трое, говорившие со мною, могли бы лично высказать все в одном из нейтральных государств, но ЭТИ ТРОЕ — не дипломаты, а, так сказать, эхо обеих враждующих стран». Далее следовала подпись Васильчиковой.

Письмо это через Швецию было переслано императрице Александре Федоровне, которая 22 марта переслала письмо государю в Ставку, причем написала: «Я, конечно, более не отвечаю на ее письма».

Никакого ответа на свое письмо Васильчикова не получила. 17 (30) марта 1915 года Васильчикова вновь послала письмо государю уже непосредственно, лично. Упомянув о том, что государь, вероятно, не получил ее первое письмо, она сообщала, что к ней вновь приезжали все те же три лица и просили повторить его величеству все написанное в первом письме. Германия и Австрия желают мира с Россией. Государь, как победитель, может первый произнести слово «мир», и реки крови иссякнут, и страшное теперешнее горе превратится в радость.

Англия намерена завладеть Константинополем, дабы оставить его за собой. Из Дарданелл сделает второй Гибралтар. С Японией она переговаривается, дабы предоставить Японии право занять Маньчжурию. «О, если бы пасхальный звон возвестил бы мир!» — писала Васильчикова и поздравляла с праздником Пасхи. После же подписи имелась приписка: «Если Ваше Величество желали бы прислать доверенное лицо в одно из нейтральных государств, чтобы во всем убедиться, здесь устроят, что меня освободят из плена, и я смогла бы представить этих трех лиц Вашему доверенному лицу».