Кругом одни принцессы - Наталья Резанова

Помощник подал гримуар магу. Тот взял его, но не раннее того, как воткнул спицы в воротник плаща. Раскрыл книгу и принялся перелистывать. Руки его дрожали. В запавших глазах появился тусклый огонек. После осмотра он произнес:

— Да, это она. — И приказал покорно ожидавшему помощнику. — Брось книгу в огонь.

Когда пламя охватило листы гримуара, мне впервые пришло в голову, что костер здесь разведен вовсе не для сугреву. Анофелес уже потерял интерес к тому, тепло или холодно вокруг. И ветхий плащ таскал он не из скромности. Кого волнуют мелочи, когда в руках — Сила?

В прямом смысле слова.

И доктор это тоже понимал.

Однако сумел заговорить.

— Теперь, когда мы выполнили ваши условия, я хотел бы знать, уйдет ли Армия Теней от стен Балдино, — тихо произнес он. Почти прошелестел. Но Анофелес услышал.

— Какие же они тени? Они ходят при свете дня, они носят одежду, они владеют оружием и способны убивать. От людей они отличаются лишь своей неуязвимостью.

Я посмотрела на мрачные бескровные лица призрачных воинов и усомнилась в истинности сказанного.

Анофелес вытащил спицы из воротника и снова принялся вязать, продолжая говорить.

— Скорее тенями можно назвать тех, кто укрылся за стенами крепости, предпочтя отправить навстречу судьбе безобидного ученого. Мне нет до них дела. Весь вопрос в том, уйдешь ли ты к этим безмозглым воякам или останешься здесь.

— Я не могу изменить присяге, — сдержанно ответил Халигали.

— Присяга важна для людей меча. Ты — ученый.

— Я — ученый, посвятивший жизнь военным наукам. И вовсе не маг.

— Магия и наука — родственные дисциплины. И доныне они пребывали на положении служанок грубой силы. Но более так не будет! Сила не будет указывать знанию, отныне знание повелевает мечом!

«А также ножом и топором», — едва не брякнула я. В том, что говорил Анофелес, была правда. Или хотя бы часть правды. И оттого было особенно скверно на душе. Действительно, вопрос: признает ли это за правду доктор или нет?

А тут еще Анофелес решил подбавить жару.

— Может быть, ученик, тебя смущает общество навязанных тебе конвоиров? Не смущайся их судом, не бойся их злонамеренности. Прежде чем кто-нибудь воздвигнет на тебя руку, мои воины расправятся с ними, ибо, приобретя подобие плоти, они сохранили стремительность теней.

Халигали молчал. Анофелес, неустанно работая спицами, гнул свою линию.

— Или ты осуждаешь меня? Но оставь эмоции в стороне и подумай: по какой-то случайности впервые в истории возникла армия, которую невозможно победить в принципе. И лишь глупец будет бороться с таким врагом. Умный знает: если невозможно победить — присоединяйся. Но лишь мудрец способен не присоединиться, но возглавить. Ты умен, я мудр. Разве не место нам в одном стане? Никто не устоит перед нами. Отсюда я могу править миром…

Похоже, он начинал повторяться. Но Халигали по-прежнему держал паузу. Только чуть косил краем глаза на сторону. Я поймала этот взгляд, и тут до меня с опозданием дошло. Доктор тянул время не потому, что предавался мучительным раздумьям. Он ждал, пока сгорит проклятая книга! И когда последний лист пергамента рассыпался во прах, доктор снова заговорил.

— Всю жизнь я жалел, что лишен магических способностей и вынужден оставаться скромным ученым. Но не сейчас. Ибо наука в нашем мире еще не достигла той степени развития, чтобы ввести в соблазн достойного человека. На кого вы похожи, былой наставник! Руки трясутся, волосы лезут, последствия хронической бессонницы налицо! И на лице. Большое удовольствие — править миром, не вылезая из телеги! Помощники вас, небось, из ручек кормят, дабы от колдовства не отрывать. И как же вы в данном случае нужду справляете? Дырку в троне своем прорезали?

— Имидж — ничто, жадность — всё… — пробормотала я.

— Пребывание в среде армейских хамов наложило на тебя неизгладимый отпечаток, — ледяным голосом провозгласил Анофелес. — Ступай. Я решу твою участь. Вскоре.

А доктор, пожалуй, погорячился, подумала я. Проклятый маг нас убьет. И фору дает, потому что еще не придумал, как. Насколько проще было с этим… как его… Дубдубом. Хотя маг, в отличие от своего войска, — из плоти и крови, его можно убить, а по Дороге Скатертью он, не будучи военным, вряд ли вернется.

Однако Анофелес, предвидя, что в свите Халигали могут возникнуть смертоубийственные намерения, кивнул призрачным стражникам, и они окружили нас плотным кольцом. Если слово «плотный» уместно по отношению к теням.

— Едем, — приказал доктор. Когда мы повернули коней, он, оборотившись ко мне, тихо произнес: — Как только отъедем от лагеря, скачите прочь.

— Они следят за нами, — вклинился один из гидрантов. — Незаметно оторваться не удастся.

— Тогда будем отрываться заметно. Сделаем, как будто я от вас дезертирую. Ругайте меня, бранитесь…

— Я могу даже послать для виду кого-нибудь в погоню.

— Идет. Но не больше одного.

Я оглянулась, прикидывая, в какую сторону направить конские стопы. По правую руку от меня, насколько видел глаз, сгорело всё, что могло гореть. Налево равнину замыкали холмы, поросшие черными тополями. Там можно запутать следы и затеряться.

— Ну всё, мэтр. Привет графу Бану.

— Никогда не прощу себе, что втравил женщину в эту историю.

— Тем хуже для истории. — Я засвистела так, что Мрак прижал уши, а затем рванул с места. Вслед мне ударил хор отборной брани. Да, если рыцари уцелеют в этой передряге, словарный запас империи пополнится фразеологизмом «ругаться, как гидрант». Я в ответ орала что-то непотребное. Вот, кстати, случай проверить на практике, право ли поверье, будто непристойная брань отпугивает призраков.

Что происходило при том в рядах Армии Теней, я разглядеть не могла. Зато заметила, что от гидрантов отделился и мчится за мной дон Херес. Хорошо хоть, что Лонгдринк выполнил обещание охранять доктора и не увязался за мной, как в прошлый раз. Но и с дона станется догонять меня на полном серьезе.

И он нагнал уже за холмом. Когда гидранты, доктор, и крепость вдали исчезли за изломанной линией черных тополей. Глаза его блестели, усы топорщились, и весь он изготовился к бою. На миг мне померещилось, будто дон Херес и впрямь держит меня за дезертирку. Однако он не выказывал враждебности и притом не собирался поворачивать.

— Вы свободны, кабальеро! — крикнула я ему. — Езжайте своим путем, каким бы этот путь не был.

— Я должен защищать даму! — воскликнул он в ответ. Хотела было я сказать, что от призраков никто защитить не может, но не успела. Из-за черных тополей на поляну выехали отнюдь не призрачные фигуры. Конунг Грабли и барон фон Зайдниц.

Старые друзья собираются вновь? Что-то не похоже, чтоб они сочли нас друзьями. К седлу барона было приторочено тяжелое копье, Грабли высвобождал из ременной петли боевой топор.

— Что, швайны хундовы, драпаете? — Шлем не мог скрыть издевки в голосе барона. — Раньше надо было, а теперь — всё!

— От швайна слышу, — огрызнулась я.

Грабли тем временем спешивался. У них на севере воины хоть и ездят верхом, сражаются всегда на своих двоих. Это, очевидно, знал и дон Херес. Потому не стал спешиваться, а выхватив меч, устремился навстречу конунгу, отрезая его от меня. Он только не учел, что при этом маневре идальго оставил за спиной барона. А барон, в лучших турнирных традициях, ринулся на противника с копьем наперевес. Разница с том, что на турнирах бьют куда угодно, но не в спину. Вдобавок, ежели грудь дона Хереса была прикрыта кирасой, то спину он, как истинный идальго, оставил незащищенной… Копье пробило его, как бабочку игла, и сила удара была такова, что бедный кабальеро перекувырнулся через голову коня. Но он, вероятно, этого уже не почувствовал.

Выдернув копье из раны, барон развернулся ко мне. Не обращая внимания на то, что тупым концом копья въехал в переносицу своему соратнику. Если бы удар пришелся выше, Грабли Гоблинсон его бы снес. Черепа у северян крепкие, вдобавок конунг был в шлеме. Однако рогатый шлем Грабли не имел наличника, а переносье — точка болезненная. Конунг без звука рухнул на траву. Таким образом барон в считанные минуты вывел из строя сразу двух героев, и ему оставалось только расправиться со мной. В принципе это было нетрудно сделать. Я доспехов не ношу, а его немильские доспехи арбалетными болтами не пробивались. Достать фон Зайдница мечом или топором я не могла — длинное копье делало его недосягаемым. А я копьем никогда не пользуюсь. Тяжело, и вообще, это извращение какое-то — женщина с копьем. Так что барон мог быть уверен в своей непобедимости. Он только не учитывал, что отсутствие доспехов способствует легкости и маневренности. От копья, нацеленного в меня, я без труда уклонилась. Для нового удара ему пришлось разворачиваться. Вряд ли он боялся, что я ударю его, как он дона Хереса. Расстояние для меча слишком велико, да и стальные пластины наспинного доспеха по прочности не уступят нагрудным. Но когда это повторилось второй раз, и третий, барон несколько притомился. И разозлился. Заслышав его возмущенное пыхтение, я решила, что пора действовать. Неуязвимым и недосягаемым барона делает копье? Значит, пора его копья лишить.