Лесная обитель - Мэрион Брэдли

Он сбросил с себя шкуру быка. Девушка смотрела на Мерлина: он стоял перед ней нагой, тело могучее, красивое – истинный бог. Он погладил пальцами завитки волос у нее на висках, и у Эйлан возникло ощущение, что без поддержки этих сильных рук она просто упадет. Мерлин, склонившись, поцеловал девушку в лоб.

«О, Великая Богиня!» – вскричал ее дух. Он стал целовать ее губы, грудь, затем опустился на колени, чтобы освятить ее чрево. Сознание Эйлан пылало белым огнем, который поднимался откуда-то из глубины ее тела. В эту минуту она, как никогда прежде, ощущала каждую клеточку своего существа, и в то же время ей казалось, что ее оболочку заполняет какой-то иной дух. Но было ли то неведомое частью ее самой, или, наоборот, она превратилась в крохотную частицу какого-то огромного духа или даже Великой Богини, – этого девушка не знала. Но главное, она постоянно ощущала чье-то присутствие, и это ощущение было сильнее, чем то умиротворение, которое она испытывала в объятиях Гая.

В душе у Эйлан бушевало пламя, но оно не поглотило ее. Девушке казалось, что она слышит знакомый голос, и этот голос страстно поет:

Люби врага – и победишь его…Закон нарушив, соблюдешь его…Отдай все то, что хочешь сохранить…Тогда победа будет за тобой…И дочь друидов возродит Дракона.

В ее воображении кровавые битвы сменялись картинами великолепия и пышности: каменные постройки городов, зеленый холм, возвышающийся над озером, широким, как море, и снова сражения и пожары. Наконец появился светловолосый мужчина с глазами, как у Гая. Он мчался в бой на коне, держа в руках щит с изображением Владычицы.

Я согласна! – промолвила Эйлан. – Только не оставляй меня одну…

«Дочь моя, я всегда с тобой, – прозвучало ей ответ. – Ты принадлежишь мне. Так было и будет во веки веков, пока не нарушится ход Времен».

Эйлан была уверена, что прежде уже слышала эти слова, чувствовала, что жизнь ее воссоединяется с корнями, уходящими в глубокую древность. Но сейчас она находилась во власти любви, тонула в этом чувстве, словно в огромном бездонном море. Любовь озарила и заслонила собой все ее бытие.

Затем Эйлан почувствовала, что покачивается на волнах и холодные воды несут ее куда-то. Над ней сомкнулись темные кроны деревьев; сквозь них лился лунный свет. Вдруг чьи-то руки, много рук, подхватили ее и вытащили из воды. Девушка заморгала от изумления: она лежала на берегу ручья, который протекал недалеко от Дома Девушек. Это место обычно служило жрицам купальней.

Эйлан пыталась заговорить, но язык не подчинялся ей. Она догадывалась, что все произошедшее с ней – таинство, которое невозможно передать словами, даже в этом священном месте. Однако она не могла понять, почему же никто не замечает ее состояния. В ней все еще пылал Божественный Огонь, и поэтому, как только ей помогли выбраться из воды, она моментально обсохла. Не произнося ни слова, женщины облачили ее в новое платье из темно-синего полотна – одеяние жрицы, давшей пожизненный обет.

– Ты побывала в потустороннем мире, там, где есть свет, но нет теней; ты прошла через очищение… – заговорила одна из женщин, и Эйлан по голосу узнала Кейлин. Она подняла голову, но ей показалось, что перед ней стоит женщина, которую она видела на берегу моря у парапета. – Восстань, дочь Великой Богини. Твои сестры приветствуют тебя…

Жрицы помогли Эйлан подняться с земли, и девушка пошла вслед за Кейлин по тропинке, ведущей к Священной роще. Остальные женщины последовали за ними.

Меж деревьев, отбрасывая неровный свет, засияли огни факелов, и Эйлан увидела ожидавшую их приближения Лианнон. Рядом стояла Эйлид. Дида тоже была там. Ее огромные глаза блестели от волнения. Должно быть, у нее самой глаза сейчас точно такие же, подумала Эйлан. Их взгляды встретились, и рухнули все преграды, которые возникли между ними в последние годы. Теперь они стали сестрами; все остальное не имело значения.

«Как хорошо, что мы вместе дадим обет…» – промелькнуло в голове у Эйлан. Ритуал испытания никогда не менялся, но каждой жрице являлись только те образы и картины, которые даровали ее воображению боги. В видениях, посетивших Диду, наверное, звучала музыка. Эйлан смотрела на Диду, и ей казалось, что глаза девушки отвечают ей улыбкой Великой Богини.

Эйлан огляделась вокруг. В Священной роще собрались все, кто жил в Лесной обители, – Миллин, Эйлид, другие жрицы, которые в течение трех лет обучали и наставляли ее. Но в лице каждой женщины она видела отражение света, который освещал ей дорогу в потустороннем мире, а в некоторых лицах проскальзывало и нечто большее: неуловимое сходство в чертах с образами ее видений, с образами, которые постоянно менялись и в то же время оставались неизменными.

«Почему люди боятся смерти, если каждому из нас суждено снова прийти на эту землю?» – вдруг подумала Эйлан. Друиды утверждают, что душа в разные эпохи воплощается во множестве форм и обличий. Она и раньше никогда не сомневалась в этой истине, но теперь знала наверняка.

Наконец-то Эйлан поняла, почему Кейлин всегда безмятежно спокойна, а Лианнон предстала перед ней поистине святой женщиной, несмотря на то что нередко ошибалась и была на вид такой хрупкой. Обе эти женщины тоже были там, куда совершила путешествие она, и ничто не может изменить эту истину.

Эйлан, словно во сне, слышала слова, произносимые во время церемонии. Обет жрицы она дала без малейших колебаний. Все, что происходило в данный момент, теперь уже не имело значения; она поклялась служить Великой Богине во время путешествия в потусторонний мир, и та клятва была самой важной и главной. В ее жилах все еще пела и кипела кровь, а глаза сияли светом Владычицы, поэтому Эйлан почти не ощутила, когда лоб ее прорезал шип, выводя над переносицей синий месяц – знак того, что отныне и до конца своих дней она – жрица Великой Богини.

Глава 14

После обряда посвящения юные жрицы некоторое время жили в уединении. Так было заведено в Лесной обители. Эйлан была рада этому. После ритуала она несколько дней не могла подняться с постели, как это бывало с Лианнон по окончании церемонии, где она перевоплощалась в Великую Богиню. Но даже окрепнув физически, девушка была занята своими внутренними переживаниями, пытаясь найти разумное объяснение тому, что произошло.

Порой Эйлан казалось, что слова друида – это всего лишь плод ее больного воображения, вскормленный безысходной любовью к Гаю. Но когда жрицы вышли все вместе в морозную темноту, чтобы приветствовать луну, Эйлан, слушая взмывающие ввысь голоса женщин, почувствовала, что душа ее оживает. В такие мгновения, когда лунный свет заполнял все ее существо серебряным пламенем, сомнения переставали мучить ее. Тогда она верила, что все происшедшее с ней не было сном.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});