Черная Орхидея - Джеймс Эллрой

Роззи надула пузырь из жевачки.

— Я уже все рассказала «Глоуб» и «Сентинел» и полицейским, мне нечего добавить. Бетси Шорт была неумехой и фантазеркой, и если бы она не привлекала бы сюда студентов, то и дня бы не продержалась. Я слышала, что она нанялась куда-то в помощь военным, но я не знаю ни одного из ее хахалей. Конец истории. И никакой ты не журналист, ты — легавый.

— Спасибо за проницательный комментарий, — сказал я.

Судя по моему дорожному атласу, Медфорд находился в двенадцати милях от Кембриджа по прямой. Я добрался туда, когда начали спускаться сумерки, и прежде чем увидел, почуял его запах.

Медфорд был фабричным городишкой, по периметру которого располагались литейные заводы со своими изрыгающими дым трубами. Я закрыл в машине окно, чтобы не вдыхать этот вонючий воздух; промышленная зона плавно сменялась жилыми кварталами из узких кирпичных домишек, понастроенных впритык друг к другу. В каждом квартале были по крайней мере две пивнушки, и когда я выехал на Своси-бульвар — улицу, где стоял кинотеатр, то снова открыл окно, чтобы проверить, можно ли дышать. Вонь стояла прежняя — на переднем стекле уже появилась пленка из жирной сажи.

Проехав несколько кварталов, я увидел «Маджестик» — типичное для Медфорда здание из красного кирпича. Афиши зазывали на «Все вверх дном» с Бертом Ланкастером в главной роли и на «Дуэль под солнцем» со «звездным составом исполнителей». Билетная касса была закрыта, и я направился в сам кинотеатр. Войдя внутрь, я подошел к буфету. Человек за прилавком спросил:

— Что-то не в порядке, сэр?

Я простонал, и за три тысячи миль от дома во мне узнавали полицейского.

— Нет, ничего. Вы менеджер?

— Владелец. Тед Кармоди. Вы из бостонской полиции?

Я нехотя достал свой жетон.

— Полицейское управление Лос-Анджелеса. Я по поводу Бетти Шорт.

Тед Кармоди перекрестился.

— Бедная Лиззи. У вас есть новые версии? Поэтому вы здесь?

Я положил на прилавок десятицентовую монетку и, взяв батончик «сникерса», развернул его.

— Скажем, я кое-чем Бетти обязан. И я хотел бы у вас кое о чем спросить.

— Спрашивайте.

— Для начала, я просматривал материалы расследования, проведенного бостонской полицией, и ваше имя там не фигурировало. Они разговаривали с вами?

Кармоди вернул мне мою монетку.

— За счет заведения. И я не разговаривал с бостонскими полицейскими, потому что они говорили о ней в таком тоне, как будто она была какой-то шлюхой. Я не общаюсь с теми, кто очерняет людей.

— Это достойно уважения, мистер Кармоди. Но чтобы вы могли им рассказать?

— Ничего грязного, это уж точно. Лиззи была для меня самой лучшей. Если бы полицейские имели хотя бы некоторую долю уважения к мертвым, я бы им это сказал.

Я начал терять терпение.

— Я как раз тот, кто относится к мертвым с уважением. Представьте, что вы вернулись на два года назад, и расскажите мне.

Кармоди никак не мог войти в толк, поэтому, чтобы он расслабился, я начал жевать «сникерс».

— Я бы рассказал им о том, что Лиззи была плохим работником, — наконец произнес он. — И я бы сказал, что мне на это было наплевать. Она притягивала мальчишек как магнит, и, если она сама тайком пробиралась в зал посмотреть, что с того? За пятьдесят центов в час я не думал, что она будет на меня горбатиться без передышки.

Я спросил:

— Что вы скажете по поводу ее дружков? Кармоди хлопнул кулаком по прилавку; несколько леденцов и конфет полетели на пол.

— Лиззи не была гулящей! Я знаю всего одного кавалера, с которым она встречалась. Это один слепой парень. И я знал, что они просто дружили. Послушайте, вы хотите знать, каким подростком была Лиззи? Я вам скажу. Я обычно впускал этого парня бесплатно, чтобы он мог хотя бы послушать фильм, и Лиззи прокрадывалась в зал и, садясь возле него, рассказывала ему о том, что происходило на экране. По-вашему, это похоже на поведение шлюхи?

Это было похоже на удар в самое сердце.

— Нет, не похоже. А вы помните, как звали того парня?

— Томми, фамилию забыл. У него комната в доме, где находится Совет ветеранов войны, в одном квартале отсюда, и если он — убийца, то я — Санта-Клаус.

Я протянул ему руку.

— Спасибо за шоколадку, мистер Кармоди.

Мы пожали друг другу руки. Кармоди сказал:

— Найдете того, кто убил Лиззи, я куплю вам целую фабрику по производству этих шоколадок.

Произнося эти слова, я знал, что это один из самых лучших моментов моей жизни:

— Обязательно найду.

Совет ветеранов войны находился через дорогу, чуть ниже по улице, еще одно здание из закопченного красного кирпича. Я шел туда, думая о том, что встреча со слепым Томми ничего мне не даст, что это будет просто разговор, который всего лишь облегчит мне ее восприятие.

Боковая лестница подымалась наверх. Я прошел мимо почтового ящика с надписью: Т. Гилфойл. За дверью играла музыка. Я позвонил. В единственном окне было темно. Из-за двери раздался мужской голос:

— Да? Кто там?

— Полиция Лос-Анджелеса, мистер Гилфойл. Это по поводу Элизабет Шорт.

В окне появился свет, музыка стихла. Дверь открылась, и высокий коренастый мужчина в темных очках пригласил меня войти. На нем был безупречно отглаженный спортивный костюм в полоску и брюки. Сама же комната представляла из себя свинарник, повсюду пыль и грязь, от непривычно яркого освещения по всем щелям разбегалась целая армия тараканов.

Томми Гилфойл сказал:

— Мой учитель читал мне газеты из Лос-Анджелеса. Почему они писали о Бетти такие мерзкие вещи?

Я попытался прикинуться дипломатом.

— Потому что они не знали ее так хорошо, как вы.

Томми улыбнулся и плюхнулся в убогое кресло.

— А что, комната действительно в непотребном виде?

Я отодвинул в сторону лежащие на кровати пластинки и присел.

— Вообще-то можно немного прибраться.

— На меня иногда находят приступы лени. Так расследование по делу Бетти снова открыто? Дело первой важности?

— Нет, я здесь по собственной инициативе. Откуда вы знаете полицейский жаргон?

— У меня есть друг-полицейский.

Я смахнул с рукава толстого таракана.

— Томми, расскажите мне про ваши отношения с Бетти. Расскажите о том, что не попало в газеты. Что-то хорошее.

— Это дело касается вас лично? Как вендетта?

— Более того.

— Мой друг говорит, что полицейские, которые принимают свою работу близко к сердцу, сталкиваются с неприятностями.

Я раздавил принявшего исследовать мой ботинок таракана.

— Я просто хочу поймать ублюдка.

— Вам не надо кричать. Я слепой, а не глухой, и я прекрасно знал о маленьких шалостях Бетти.

— То есть?

Томми нащупал трость возле кресла.

— Не хочу вдаваться в подробности, но Бет все-таки вела беспорядочную половую жизнь, как об этом писали газеты. Я знал причину, но помалкивал, потому что не хотел опорочить ее память и еще потому что понимал, что это не поможет найти убийцу.

Он остановился, не зная, как себя вести дальше — рассказывать ли все до конца или все-таки о чем-то умолчать. Я подбодрил его:

— Позвольте мне судить об этом. Я достаточно опытный следователь.

— В вашем-то возрасте? Судя по вашему голосу, вы еще молоды. Мой друг говорит, чтобы стать следователем нужно по крайней мере десять лет прослужить простым полицейским.

— Черт возьми, не придирайтесь к словам. Я приехал сюда по собственной инициативе, и я не... — Увидев, что он в испуге потянулся к телефону, я замолк. — Послушайте, я извиняюсь. У меня был тяжелый день, и я далеко от дома.

Томми удивил меня, когда вдруг улыбнулся.

— И вы меня простите. Я тут время тянул, чтобы продлить ваш визит, а это было бестактно с моей стороны. Я расскажу вам про Бет и ее небольшие причуды.

Возможно, вы знаете, что она мечтала стать актрисой — и это правда. Вероятно, вы догадались, что у нее было мало таланта — и это тоже правда. Бет читала мне пьесы — играла за всех персонажей и ужасно переигрывала — просто ужасно. Я разбираюсь в декламации.

То, что у нее получалось лучше всего — так это излагать действие. Я бывало сидел в кинотеатре и Бет рассказывала мне то, что происходило на экране. Она была просто великолепна. Я рекомендовал ей начать писать сценарии для фильмов, но она просто хотела стать актрисой, как и другие глупые девчонки, которым не терпелось уехать из Медфорда.

Я пошел бы на массовое убийство, лишь бы выбраться из этой комнаты.

— Томми, вы упомянули о том, что знаете причину, из-за которой она распутничала.

Томми вздохнул.

— Когда ей было лет шестнадцать-семнадцать, на нее напали двое подонков, где-то в Бостоне. Один ее все-таки изнасиловал, а другой собирался это сделать, но им помешали какие-то моряки, которые их прогнали.

Бет подумала, что, возможно, она залетела, и поэтому пошла на прием к врачу. Врач сказал, что у нее доброкачественная опухоль яичников и что поэтому она никогда не сможет иметь детей. Бет просто обезумела от отчаяния, потому что она всегда хотела иметь много детей. Она нашла моряков, которые ее спасли, и начала их умолять, чтобы они подарили ей ребенка. Один из них ее отшил, а второй... он пользовался ей до тех пор, пока его не отправили за океан.