Стеклянный суп - Джонатан Кэрролл

Он шел по обочине дороги, низко опустив голову, а мимо время от времени проносились одиночные машины. Он не замечал ни очаровательных виллочек эпохи югендстиля, укрывшихся среди деревьев, ни вековых домов из дерева и камня, напоминающих о том, что это когда-то была настоящая деревня, которую отделяло от Вены не меньше дня пути. Если бы Этрих захотел, он мог бы подойти к любой из этих стен, приложить к ней руку и увидеть, какая жизнь скрывалась за ней прежде.

Во дворе одной маленькой фермы он увидел бы зимний день 1945-го, когда наступающие русские убили тощую семейную лошаденку и вырезали куски мяса из ее еще не остывшего тела. А несколькими домами дальше он увидел бы Франца Шуберта в буйно зеленеющем саду в солнечный день, наслаждающегося покоем и здоровьем впервые за долгие месяцы. Теперь Этрих мог видеть все, что угодно, но знал, что должен сосредоточиться на том, как спасти от Хаоса Энжи и Изабеллу.

Таксист, живший как раз на этой дороге, отправлялся в Вену к началу смены. Он удивился, увидев человека в черном костюме, который знаком просил его остановиться. Местные жители редко надевали такие костюмы и пользовались такси. Они ездили на своих машинах или на велосипедах, а то и ходили пешком. Таксист очень обрадовался, когда незнакомец на правильном немецком, хотя и с сильным американским акцентом, попросил отвезти его в аэропорт. Далеко ехать, много денег. Хорошее начало дня.

Не проехав и половины пути, таксист, которого звали Роман Пальмстинг, начал жалеть, что подобрал этого пассажира. Он начал разговаривать сам с собой, когда по дороге в аэропорт они проезжали через центр Вены мимо театра «Урания».

Пальмстинг был туговат на ухо, потому что имел привычку подолгу слушать классику хеви-металла на дешевом плеере. Когда он услышал, как человек на заднем сиденье бубнит что-то себе под нос, то решил, что ему дают указания. Такое поведение ездоков его всегда обижало. Потому что он очень гордился своей честностью. Ни разу за все пятнадцать лет своей карьеры он не ошибся маршрутом и не выбрал окольного пути, чтобы содрать с седока побольше.

— Прошу прощения? — переспросил он, бросив взгляд в зеркало заднего вида.

Пассажир смотрел в окно и что-то говорил. Пальмстинг приподнял брови и снова перевел взгляд на дорогу. Он решил, что если этот парень по-настоящему захочет привлечь его внимание, то повторит еще раз.

Всего две минуты назад Этрих вспомнил про связку ключей от квартиры и машины, которую дала ему Изабелла. Поскольку это была единственная ее вещь, которая оказалась при нем, он вытащил ее из кармана и зажал в руке, словно талисман удачи, продолжая глядеть в окно.

Почти немедленно информация стала поступать потоком, как сигнал мощного радиоприемника, который ловит несколько станций за раз. Одна белиберда, пока не настроишь. Этрих осознал, что, когда взял ключи в руку, он думал о том, где Изабелла находится и что делает.

Теперь он получает ответ, но такой подробный и так быстро, что он в состоянии расшифровать лишь малую толику.

Все это было для него так ново. Потребуется время, чтобы узнать все, на что он теперь способен. Ему захотелось, чтобы все ненадолго остановилось или хотя бы замедлилось, чтобы он смог сориентироваться. Но, судя по всему, события шли своим чередом, и кто не успел, тот опоздал.

Тут он уловил нечто настолько странное, что даже повторил вслух, чтобы послушать, как оно звучит. «Детский Дворец Зи Конг». Каждое слово Этрих произнес отчетливо и звонко. Потом повторил еще раз, теперь как вопрос.

— Детский Дворец Зи Конг? Это что за чертовщина?

Таксист долго смотрел на него в зеркало заднего вида.

Следующие несколько секунд в мозг Этриха потоком лились образы: маленькая ручка похлопывает обнаженный живот. Женщина восточного вида в медицинском халате. Какая-то другая, белая женщина в бежевом. Рука на белом столе. Яркий оттенок зеленого. Фотография Саймона Хейдена. Снова женщина в бежевом, только теперь она плакала.

— Не понимаю. Ничего не понимаю. — Этрих беспомощно махнул рукой, как будто просил кого-то по ту сторону окна подождать минутку.

Роман Пальмстинг снова взглянул в зеркало и поджал губы. Он раздумывал, что будет делать, если пассажир окажется психом и начнет делать что-нибудь странное или опасное, а то и еще похуже. Светофор впереди из зеленого стал желтым, и таксист снова сосредоточил свое внимание на улице. Поэтому он не видел, как рот Этриха внезапно открылся и как тот безвольно откинулся на сиденье, побежденный. Зато Пальмстинг услышал его горестный вопль:

— Нет! Она не могла пойти туда, не могла!

Через несколько минут Этрих велел водителю свернуть с автобана и притормозить у «рейнджровера», который под каким-то странным углом стоял на обочине дороги. Пальмстинг с радостью исполнил эту просьбу и, получив свои деньги, счастливый укатил восвояси. Последнее, что он видел, отъезжая, это как его странный пассажир в строгом костюме стоял, облокотившись на открытую дверцу «ровера», и разговаривал с кем-то внутри. Правда, Пальмстингу показалось, что машина пуста. Значит, этот псих снова разговаривал сам с собой. Таксист, разумеется, не мог видеть крошечного человечка, который сидел на приборной доске автомобиля и внимательно слушал Винсента Этриха.

* * * * * *

Джон Фланнери писал в дневнике, когда в дверь позвонили. Он остановился, закрыл колпачком серебряную ручку и перечитал последнюю фразу: «Вблизи почти все женские киски выглядят как жевательная резинка».

Фланнери нравилось вести дневник, и он делал записи много лет подряд. Себя он считал фланером, завсегдатаем бульваров, внимательным наблюдателем и тонким ценителем жизни на земле и, в частности, человеческой жизни. Он любил людей, в самом деле любил. Он без колебаний убивал их и портил им жизнь, но это не мешало ему получать удовольствие от человечества, и он никогда не жаловался на то, что ему приходится работать с ними.

За его спиной раздался легкий шум: это догиня Люба подошла к входной двери и встала перед ней, как делала всегда, когда в дверь кто-то звонил. С каждым днем Фланнери все больше презирал эту псину, но поделать ничего не мог. Когда его назначили сюда, Любу отправили с ним в качестве так называемого партнера. Это значит, что ему все еще не вполне доверяли, хотя он не сделал ничего такого, чтобы это недоверие заслужить. Он был хорошим солдатом — выполнял приказ и никогда не жаловался. И какова награда? Псина размером с авианосец, которая следит за каждым его шагом да еще и стучит на него не реже раза в месяц. К счастью, Флора Воэн терпеть не может собак и потому, приходя сюда, Любу ни разу не видела.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});