Воронья дорога - Иэн Бэнкс

Я попытался восстановить в памяти, каким тоном говорила со мной Эшли пару дней назад, то есть примерно через неделю после того, как я отважился на первое в своей жизни погружение во всемирную компьютерную паутину. Уже созвонившись с тетей Ильзой и договорившись, что погощу у нее и у Постоянного Балласта, я набрал номер Эшли. Вот сейчас она снимет трубку и узнает о моем намерении пожить в Кенсингтоне – интересно, прозвучит ли в ее ответе хоть малейший упрек?

Эшли сказала, что у нее найдется кресло-кровать и одеяло, если окажется, что тетя Ильза махнула в антарктическую экспедицию, забыв предупредить о моем визите служанку-филиппинку. И добавила, что две девушки, на паях с которыми Эш снимает квартиру, очень хотят меня увидеть.

Я догадался, что на самом деле они хотят познакомиться с Льюисом.

Когда ко мне подобрался взгляд Эшли, я поднял руку. Она заметила движение, и городские напряженность и деловитость мигом сошли с лица. Оно подобрело, появилась широкая улыбка. Эшли приблизилась.

– Ну, здравствуй, малыш.– Она стукнула меня кулаком по плечу, потом крепко обняла.

Я в долгу не остался. От нее пахло духами «Пуазон».

– Как живешь? – спросил я. Она ухмыльнулась:

– Слишком трезво.

* * *

– Так ты выпутался?!

– Да.– Я круговым движением взболтнул в кружке недопитое пиво.

Эш посмотрела мне в глаза:

– А вроде собирался признать себя виновным.

– Собирался,– кивнул я и потупил очи.– А потом встретил хитрую адвокатессу, она сказала, что стоит побарахтаться. Дошло до суда присяжных, но теперь я чист.

– Неплохо.– Эшли рассмеялась и встретила мой снова поднятый взгляд.– Э, в чем дело?

– Да как сказать…—попробовал улыбнуться я.– Мне удалось выпутаться, потому что на мне добротный костюм, и я могу нанять дорогого адвоката, и присяжные читали папины книги и слышали о его трагической кончине, вот и посочувствовали. А явился бы я из какого-нибудь Мэрихилла без гроша в кармане и не умел бы гладко болтать, то наверняка бы срок схлопотал, даже если бы не спер книжку, а просто забыл за нее заплатить. Спасибо денежкам: я нанял адвоката, способного даже сатану оправдать на Страшном Суде. И спасибо моему лживому языку… Я уже подумываю, не пойти ли в «Сан» репортером – блестящая карьера обеспечена.

Эш наклонилась над столиком и заговорщицки сказала:

– Осторожней, солдат, ты на вражеской территории.

– Верно,– вздохнул я.– И не водичку из крана пью.– Я повертел головой, озирая публику и дым. Вроде и по-английски говорят, но больно уж акцент непривычный.– Не проявлялся? – спросил я.

Эш тоже огляделась, отрицательно покачала головой:

– Нет.

– А ты точно знаешь, что он здесь пасется?

– Абсолютно.

– Может, опять в командировке, на Заливе к примеру?

Эш снова покачала головой:

– Я с его секретаршей разговаривала. У него тут кое-какие дела, провозится до конца следующей недели.

– Может, стоило ему встречу предложить? – Я вздохнул.—Талант лжеца пропадает… А так бы намекнул, что у меня есть фотка, как Саддам Хуссейн мучает ослика.

Мы помуссировали тему. Эш предлагала звякнуть ему: так, мол, и так, увидела тебя по телику, узнала, что ты в Лондоне, так и я сейчас в Лондоне, и как насчет пропустить где-нибудь по кружечке. Но я не пришел в восторг от идеи. В Берлине Пакстон-Марр не пожелал представиться, в остальном же дал волю языку. Звонок Эшли может ему напомнить об этом проколе, и он насторожится. Вот о чем говорила моя интуиция, к этому времени грозившая перерасти в паранойю. Предпочтительней устроить «случайную» встречу – так мне казалось, когда я звонил Эш из папиного кабинета в Лохгайре.

Но теперь я готов был допустить, что мог тогда и ошибаться.

– Как у твоего мага и чародея дела? – спросил я.

– У кого? – недоуменно взглянула на меня Эш.– А, ты про доктора Гонзо… Все еще возится с файлами. Ты ж ему не просто труху подсунул, а битую труху. И где твой отец это все хранил? В телевизоре? Впрочем, доктор Гонзо надежды не теряет.

– Доктор Гонзо[99]? – резковато переспросил я.

– Да не пялься ты на меня так, Прентис,– осерчала Эш.– Чувак тебе добро делает, из любви к искусству. И у него докторская степень.

Я улыбнулся:

– Извини.

– Ладно. Предположим, добрый доктор расшифрует твою труху. В каком формате тебе нужны файлы?

– Что значит – в каком формате?

– Вот черт… На твоем «Компаке» что за текстовый редактор?

– Э-э… «Уордстар»,– кивнул я с видом знатока.

– Версия? Номер?

– Э-э… чтобы это выяснить, придется к тебе его везти. Впрочем, можно сделать проще. Попроси, чтобы доктор Гонзо распечатал и прислал мне. Годится?

Она пожала плечами:

– Дело твое. А можно и через модем скинуть. Электронная почта работает в миллионы раз быстрее любой другой.

– Знаешь, не очень дружу с компьютерами, если нет джойстика и кнопки «пли». Меня вполне устроит авиапочта. И обычная бумага.

– Как скажешь.– Она встала и звякнула нашими кружками.– Повторить?

– Мне – крепенького.

– Сорт значение имеет?

– Да нет, без разницы.

Я принципиально чередовал пиво и виски. Уютней, когда один стакан всегда перед тобой.

Эш пошла к стойке бара. Я по-прежнему нервничал, ожидая встречи с Пакстоном-Марром. И твердил себе, что все не так уж и плохо складывается, мы, потрясенные папиной гибелью, приходим в себя (разве что за исключением дяди Хеймиша), и я, может быть, узнаю, что написал дядя Рори, и с деньгами нет проблем, и судимость я не схлопотал. Вновь я добропорядочный представитель молодого поколения, прилежно учусь в универе. Будни в основном провожу в Глазго, а на выходные езжу в Лохгайр, кроме тех случаев, когда мама, иногда вместе с Джеймсом, приезжает ко мне. После смерти папы я только один раз нажрался как свинья, и то по уважительной причине: Тэтчер подала в отставку.

В Глазго мне предстояло жить еще год, и адвокат Блок подыскал приличную квартирку. Раньше эта жилплощадь принадлежала некой миссис Иппот. В преклонном возрасте она скончалась, не оставив завещания, а при жизни обещала разделить свое немалое состояние между многочисленными родственниками, засыпав их противоречивыми письмами. Такие клиенты, как миссис Иппот, снятся адвокатам в сладких снах. Ветви ее большой семьи люто ненавидели друг друга, и смерть богатенькой дамы обрекла враждующие группировки на бесконечное сутяжничество.

У меня возникло предположение, что миссис Иппот ненавидела всех своих родственников и придумала идеальный способ им насолить. Судебный процесс затянется на десятилетия, а потом денежки, не доставшиеся законникам, приберут к рукам налоговики. Уж лучше бы она отдала все свое состояние Обществу защиты животных – на строительство кошачьего приюта. Это было бы стократ гуманнее. Хотя, имея возможность сказать из могилы своей родне все, что ты о ней думаешь, трудно удержаться от такого соблазна.

Итак, я жил в огромном особняке миссис Иппот в Парк-терис, с видом на Келвингроув-парк и текущую через него реку Келвин. Слева вздымалось величавое здание музея и картинной галереи, а на холме справа, окаймленный черными кронами деревьев, в серое осеннее небо возносил свою викторианскую спесь университет.

Высокие потолки и широкие окна бывшего дома миссис Иппот наводили на мысль об архитекторе, мечтавшем строить ангары для самолетов. Однако внутри яблоку негде было упасть: повсюду картины, ковры, канделябры, статуэтки, статуи и статуищи, и иные произведения искусства. Особое пристрастие покойная домовладелица питала к керамическим представителям семейства кошачьих, изображенным в натуральную величину. Хватало и мебели: темной, массивной, покрытой резьбой, такой рельефной, что невольно подумаешь, уж не вулканического ли она происхождения. С домом меня знакомил клерк, хмурый по той причине, что вынужден обслуживать зеленого юнца, даже младше его самого. Прыщавый этот джентльмен продемонстрировал мне инвентарную ведомость – в трех томах!

Я дал райскому уголку название Ксанаду[100].

Друзья, с которыми я теперь встречался гораздо реже, узнавая о моем новом жилище, предлагали устраивать вечеринки. Приходя же в гости, соглашались со мной: добрый кутеж в такой обстановке нанесет мировой культуре ущерб, сравнимый с ущербом от серьезной войны или концерта Джеймса Ласта[101].

Один приятель, получивший диплом и устроившийся на денежную работу, решил сменить тачку и продал мне подержанный «гольф». Я проводил в Лохгайре большинство выходных, выезжая обычно в ночь с четверга на пятницу, если по пятницам не было занятий в университете. Мы с Джеймсом помогали матери. Он взялся за косметический ремонт дома, а мама поговаривала о сносе старой оранжереи и строительстве новой —даже, может быть, с маленьким плавательным бассейном внутри. Еще у нее созревала идея отреставрировать клавесин и научиться на нем играть. Иногда мы пили чай в «Стим-Пэкет-Хоутеле». А Джеймс отмечал на большой географической карте Великобритании все наши прогулки по холмам и лесам вокруг Галланаха.