Малайсийский гобелен - Брайан Олдисс

Он позвал своих родственников, они были общительны и любили выпить и закусить с друзьями. Они говорили о дельте, находящейся очень далеко отсюда и где жило большинство из них. Большую часть времени они проводили в лодках, охотясь на огромных водяных древнезаветных - крапчатую рыбу-саблю, морского идола, глазурницу и ихтиофанга, а также отстреливая пикирующих летучих мышей. Судя по развеселым репликам, жизнь их проходила между морем и песком, вином и опасностью.

- Мы - парни простые, нас мало волнует искусство и религия, не то, что вас, малайсийцев,- сказал Джулиус.- А хуже всех нас - Волпато. Твоя сестра замечательная женщина и заслуживает лучшего. Меня радует, что у нее есть такой брат, как ты, который может позаботиться о ней.

Он поведал мне, что прибыли они в Джурацию предыдущим вечером и сразу отправились на охоту. Они спугнули нескольких быстроногих ротогубов и после долгого преследования убили их. Но охота едва ли будет успешной в этом году. Огромные чудища, тиронодоны, кинжалозубы и особенно медлительные черепични-ки, почти перебиты.

- Через пять лет они все будут уничтожены,- сказал Джулиус.- Тогда мы будем приезжать сюда только для того, чтобы выпить, или вовсе приезжать не будем. Срединное море доставляет нам лучшее развлечение.

Мы тепло расстались. Я вышел на улицу и пошел по дорожке, обсаженной тополями и освещенной факелами, к другому дому, о котором говорил Джулиус. Дом и в самом деле выглядел пороскошнее первого, хотя был выдержан в том же архитектурном стиле, характерном для этой местности. Стены были украшены гобеленами, камины в залах облицованы фарфоровой плиткой. Камины не были зажжены по причине теплого времени года. В каждом укромном уголке стоял бюст или какая-нибудь редкая и ценная вещица. Балки под потолком были в честь охоты декорированы зелеными ветвями. Музыка, звучавшая здесь, была более изысканной, а музыканты были одеты в изящные придворные платья.

Ааа Еда была в высшей степени шикарной. На вертелах жарились молоденькие сочные черепичники, в огне под ними шипели душистые травы. Столы гнулись под тяжестью блюд, приготовленных из мяса животных и птицы. Было ощущение, что все это предназначалось для украшения, а не для еды. Там были головы ротогубов - возможно, тех самых, которых убили Мантеганы,- какие-то рыбы с челюстями как у кинжалозубов, блюда из молодых снафансов под соусом и спагетти. Стаканы с вином подавались в подстаканниках в виде серебряных ро-гокрылов с обсидиановыми глазами. Мебель тоже соответствовала оказии, все ножки и ручки кресел покрывала резьба - сшлизованный растительный орнамент с вкрапленными фигурками воинов и рептилий.

Но все это были пустяки по сравнению с прохаживающимися по залам двуногими: привилегированными существами, нашедшими здесь на три дня пристанище. Все мужчины были смуглее,

203

а женщины бледнее, чем в первом доме. И какое богатство одежды! Как тщательно все скроено и золотыми нитками сшито, чтобы выглядеть как можно грозно и не походить ни на кого другого. Сколько рогов, клювов, перьев, гребней, мехов, рюшей! Как сверкают на туниках глаза изумрудов и кровавые капли рубинов! Народ здесь был покрепче и повыше, чем в первом доме, многие дамы были обуты в сапожки на котурнах с когтями. Почти каждого или каждую сопровождата свита завитых и надушенных пажей или карликов.

По мне, так присутствующие мужики выглядели просто бандитами, бабы шлюхами, а их микроскопические прислужники - неоперившимися, но наглыми цыплятами. Единственными скромными людьми в этой толпе были рабыни - по большей части темнокожие, их было что-то около дюжины. Владельцы держали их нагими, если не считать браслетов на ногах и руках, да цветов, вплетенных в курчавые волосы.

Пробираясь сквозь разгоряченную толпу, как сквозь заросли джушлей, я приблизился к музыкантам. Исполнялись избранные вещицы из комических опер. Огромного роста солист с раздутыми щеками пел, пытаясь перекрыть шум, популярные арии.

О склоны гор, где веселей Стремительный журчит ручей, Где каждая тропа зовет:

"Идем со мной скорей!"

Где на чешуйчатых зверей Ватага храбрых егерей Ведет охоту, погоняя Своих выносливых коней...

У ног гиганта-тенора пощипывал струны лютни де Ламбант. У него, как и других музыкантов, на шее была пуховая опояска, что делало его похожим на грифа или ротогуба. Пробившись поближе, я позвал его. Он подошел ко мне, как только закончилась песня. Выглядел он необычно подавленно.

- Де Чироло, друг мой, как тебе этот бордель? Музыкантам здесь не дозволено говорить со слугами, а гостям - с музыкантами.

- На правах гостя я буду разговаривать со своими друзьями, когда только пожелаю. Он вытер лоб.

- Да, боюсь, дружище, простоват ты для этой публики. Похоже, что ты единственный достойный человек в этом

204

скопище! Ты замечаешь - только не выдавай себя взглядом,- как эти мужланы мимоходом щиплют рабынь, не прерывая бесед с друзьями? Клянусь святыми мощами, никогда не думал такого увидеть!

- Ну, мы ведь не в Малайсии.

- Это больше похоже на гнездо орнигуанов. Этакий гадюшник.

- Морализируешь, де Ламбант? Я думал, тебя привлекает декаданс!

- Я не знал значения этого термина, пока не оказался здесь. Посмотрел бы ты на них вчера вечером...

- Где Армида и Бедалар? Лицо его поскучнело.

- Бедалар здесь нет. Кайлус свалился с коня среди быков и, его, дурачка, слегка потоптали. Поэтому Нортолини, дураки этакие, остались в Малайсии. И Бедалар не может вырваться в объятия своего любимого, глупышка этакая. Но я не могу предаваться развлечениям все эти три дня в одиночестве. Это было бы глупо... Жилое помещение музыкантов - таким эвфемизмом я называю этот коровник - расположено рядом с жильем рабынь... Думаю, мы должны легко относиться к жизни, правда, мой юный друг? Я видел Армиду, но поскольку слугам запрещено разговаривать с музыкантами, а музыканты не могут...

- Она где-то в этой толчее. Должно быть, ищет меня.

- Твоя простодушная вера далеко тебя заведет. Ну, а если тебе не удастся найти ее, Перри...

- Тогда что?

- Тогда приглядись к темнокожим девицам. Просто сногсшибательные красотки...

Дружески кивнув ему, я снова погрузился в людскую гущу, освежаясь время от времени глотками доброго вина.

Шум, жара, толкотня и кислый запах пота сделали свое дело - у меня закружилась голова. Вино, конечно, тоже своего добавило. Я дерзко заглядывал в глаза женщинам, которые в обычной обстановке не удостоили бы меня и взглядом. Начались ганцы, а в дальнем углу зала выступали акробаты.

В этом столпотворении я все же приметил, что к трем залам примыкают еще и комнаты поменьше. Сквозь их двери и занавески сновали служанки, так что мне удалось заглянуть в некоторые из них и убедиться, что то были приватные номера для любителей пикантных развлечений. В одной из комнат сатир занимался любовью с рабыней, к вящему удовольствию наблюдающих леди и джентльменов. В другой, в которую как

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});