Эвернесс - Йен Макдональд

— Потому что он ее ставил. Физик, а не мог заметить сгоревшую лампочку в гирлянде.

Эверетт Л гадал, почему елку не нарядили в этом мире.

— Я прибралась, как могла, — сказала Лора. — И подарки сохранила — те, что остались.

— Мам, ты не против? — Ему хотелось побыстрее добраться до своей комнаты.

— Что? А, извини…

— Это ты меня извини.

Поднявшись по лестнице, он спросил:

— А где Вики… Виктори-Роуз?

— У бебе Аджит. Они придут вечером, когда все уляжется. Вики так рада, что ты вернулся.

«Она радуется всему на свете, — подумал Эверетт Л, — если хоть капельку похожа на мою Вики-Розу. Пакету, застрявшему в ветках дерева, почтальону в шортах, собачьей морде в окне автомобиля».

Он открыл дверь. Со всех стен на него глядели игроки «Тоттенхэм Хотспур». Любимые группы: «Delphic», «Enter Shikari». Меган Фокс в шортах. Маркус Феникс из «Gear of War». Снимки с телескопа Хаббл. Те же самые, на тех же местах. Книги, комиксы, игры — все, что он любил. Эверетт Л откинул крышку ноутбука, система попросила ввести пароль. Эверетт Л ввел свой: сложную комбинацию букв и цифр в верхнем и нижнем регистрах. Сработало. Должно же быть хоть что-то, в чем мы различны! Что-то, что делает его гением, за которым гоняется вся Пленитуда, а меня — его ничтожной копией.

Пароль к почтовому ящику, пароль на Фейсбуке — все совпадало. Новых записей не было — как и у меня, подумал Эверетт Л. Некоторые комментарии отличались, но кого волнует пустая болтовня. Рюн Спинетти. Знакомое имя, играл в футбольной команде, неплохой нападающий, хотя забивал ему только с пенальти. Он давно переехал — родители развелись или что-то вроде. Они с Рюном никогда не были близки и уж точно не считались лучшими друзьями.

Эверетт Л открыл шкаф. Футболки налево, брюки направо, обувь внизу. Эверетт Л поднял бутсу, взвесил ее на ладони. Бутсу почистили — кто бы сомневался, — однако в этом мире к шипам на подошве прилипло немного грязи и травы. Несуществующий друг и грязная бутса — вот и вся разница.

Эверетт Л зашвырнул бутсой в Гарета Бейла. Шипы продырявили лицо. Эверетт Л рванул плакат со стены, прямо поперек глупой ухмылки высокого нападающего «Хотспур». Та же участь постигла Романа Павлюченко и Денни Роуза. Музыкальные группы, игры, кинозвезды, фотоснимки — все в мелкие клочки. Он не мог их видеть. Музыканты были для него близкими друзьями, он так любил их музыку, так ее понимал, а теперь оказалось, что тот, другой, испытывал к ней такие же чувства. Они предали его, все вместе и каждый в отдельности. Он пинал комиксы ногами, и они разлетались по комнате, словно сухие листья. Затем опрокинул полку с книгами, вывалив на ковер яркие корешки, и принялся давить их ногами, будто ломал хребты умирающим чайкам. Покончив с книгами, взялся за ноутбук и стал яростно молотить им о край стола, пока не превратил в месиво из разноцветных проводов и покореженных плат.

Когда ярость утихла, он обнаружил, что стоит по щиколотку посреди обломков того, что было жизнью того, другого Эверетта. Обломков важных, нужных, любимых вещей, которым никогда уже не стать прежними. Вещей, которые любил тот Эверетт.

Когда-то отец рассказывал ему об энтропии. Разбитое яйцо никогда не станет целым. Сожженной книге не дано вновь обратиться бумагой, покрытой типографской краской. Разодранное в клочья бумажное лицо Гарета Бейла не прыгнет обратно на стену. Но именно невозможность дать задний ход и заставляет вселенную развиваться: вода течет сверху вниз — и никогда наоборот; жар обращается холодом — и никогда иначе; Вселенная замедляет свой бег, уверенно, но медленно, словно часы. В конце не будет ни верха, ни низа, ни жара, ни холода — исчезнет то, что заставляет вещи перетекать друг в друга, и наступит равновесие. Затем время остановится, ведь больше не будет разницы между вчера и завтра. Физики называют это энтропией. Великая и страшная правда физики: энтропия способствует развитию, но именно благодаря ей все когда-нибудь завершится. Каждую вселенную, известную и неизвестную, ждет один конец. И поскольку между ними не будет разницы, все миры станут одним.

В дверях появилась Лора.

— Эверетт?

Лора выглядела испуганной. Он не хотел ее пугать. Она этого не заслужила.

— Прости.

— Все нормально, Эверетт, все образуется.

— Я ужасно замерз.

8

— Париж?

— Около сорока миль к северо-северо-западу, — отозвался Шарки. — Вместит ли помост петушиный Франции поля?

— Вы вроде бы говорили, что не цитируете Шекспира, — заметил Эверетт.

В прошлой четверти, когда они проходили «Генриха Пятого», весь класс повели на экскурсию в театр «Глобус». Девчонки были в восторге и на обратном пути в метро и электричке выпендривались и задирали носы, а Эверетту не понравилось смотреть спектакль при дневном свете без крыши над головой.

— Вы меня неправильно поняли, сэр, — ответствовал Шарки. — Я лишь сказал, что Шекспира цитируют одни придурки, фрики и психопаты — выбирайте, кто из них я.

Команда «Эвернесс» обступила зеленый экран радара под линзой-увеличителем. Розовато-желтые снежные облака неслись под порывами северного ветра. Почти обесточенный «Эвернесс» сносило вместе с ними, энергии хватало лишь для того, чтобы удерживать дирижабль на лету.

— Можно посмотреть карту? — спросил Эверетт.

Капитан Анастасия дернула щекой: выполняйте. Карты хранились в вертикальных тубах. Шарки потянул за цепь, размотал рулон и расправил карту на специальном столе, прижав края медными держателями.

— Где мы находимся?

Шарки показал пальцем. Названия городов были те же, но рельеф изменился. На карте кольцо электростанций опоясывало Париж, такое же окружало Лондон. За стеной дымовых труб и охлаждающих башен, печей и паровых турбин, за железнодорожными путями и транспортерными лентами с углем равнину от Парижа до Бельгии, местность — Верхнюю Дойчландию — испещряли карьеры размером с города. Холмы превратились в ямы, леса — в кратеры цвета пепла. Ради угля землю обглодали до кости. Эверетт мысленно пытался сопоставить увиденное на карте с воспоминаниями о давней семейной поездке в парижский Диснейленд. Они ехали на автомобиле через Евротуннель. Тогда Теджендра с Лорой поссорились еще до терминала в Сангатте, а нежелание выяснять отношения посреди дороги, да еще при детях, привело к тому, что большую часть времени они хмуро молчали.

— Я думаю, мы посредине воздушного коридора на пути к АШДГ, — сказал Эверетт.

— Акроним собственного сочинения, мистер Сингх? — спросила капитан Анастасия.

— Аэропорт имени Шарля де Голля — второй по величине в Европе, связывает Париж, Амстердам и Франкфурт. Это самая загруженная европейская авиалиния. И если ветер не сменит направления, мы зависнем прямо над его главной взлетно-посадочной полосой.

— Откуда ты знаешь? — спросила Сен.

— Я этим увлекаюсь.

— Ты увлекаешься движением воздушных судов?

Сен слегка наклонила голову с выражением, которое свидетельствовало о крайней степени удивления. Словно у нее на глазах, из-под толстого-претолстого слоя ила, со дна глубокого озера на берег вылезло неведомое чудище.

— Спорим, нас уже засекли все радары до самого Берлина, — сказал Эверетт.

Капитан Анастасия расширила глаза.

— Мистер Шарки!

Тот оказался у монитора прежде, чем отзвучал последний слог его имени.

— Небо кишит металлом, — изумленно промолвил Шарки. — Это похоже на ураган из летающих жестянок.

Нестройный хор голосов заполнил пространство «Эвернесс». Эверетт не был силен во французском, но различил гнев и раздражение авиадиспетчеров.

— Парируйте, мистер Шарки, — скомандовала капитан Анастасия. — Судя по всему, они не стесняются в выражениях. — Подтянув к себе микрофон, она обратилась к механику: — Мистер Макхинлит, как дела с энергией?

— Энергии не хватит, чтобы согреть чайку, не то, чтобы шляться по небу, — последовал ответ. — Прыжок разрядил батареи. При таком ветре нам повезет, если мы не зароемся в землю носом.

— Похоже, ответ отрицательный.

«Вот я дурак, — подумал Эверетт, — забыл, что дирижабль не стоит на месте. Проложил курс без учета времени. Я ведь должен был это предусмотреть, должен был рассчитать точнее!»

— Ты вытащил нас оттуда, — просто сказала Сен. — Без тебя мы бы погибли.

«Опять ты читаешь мои мысли», — изумился Эверетт. Не в первый раз Сен озвучивала то, что было у него на душе. Эверетт верил в рациональную и упорядоченную вселенную. Сен с ее предсказаниями, неожиданными оценками и картами, говорящими с ней на своем языке, сильно подрывала эту веру.

— Французские авиадиспетчеры просят нас назваться, — сказал Шарки.

— Скажите им, что мы цирковой рекламный дирижабль. Оборвались швартовочные тросы, и нас унесло ветром. Пусть оповестят воздушные суда об опасности столкновения.