Ген мозга - Светлана Кузина

Конечно, это шутка, но масса аппаратов вокруг делают за нас интеллектуальную работу. Или мы с их помощью. Тогда встает вопрос: где заканчиваюсь «я»? То, которое в флешке, – это тоже я или уже не я?

Суперкомпьютеры производят триллионы операций в секунду. И эта скорость увеличивается каждые три месяца в два раза. Это несопоставимо со скоростью проведения нервных процессов у нас в мозгу. Выходит, что по скоростям мы проиграли эту игру навсегда. И нет никаких шансов. А толку? Вы слышали, чтобы компьютер что-нибудь создал? Не в смысле сложно покрутил кубик-рубик, а стал Моцартом или Пушкиным? Нет. У него только идет скоростной перебор единиц и нулей. Если собрать все компьютеры Земли плюс Интернет, то получится мощность одного человеческого мозга. Одного! Из этого следует, что мы куда-то не туда идем при создании искусственного интеллекта. Что нужен прорыв другого рода.

Да, у нас в голове тоже компьютер, как я и говорила вначале, но какой-то совсем другой. У нас масса вещей идет параллельно какими-то невероятными путями. Как делаются открытия? Разве их можно запланировать? Человек в ужасе просыпается ночью, что-то записывает, утром просыпается, видит запись – и с удивлением спрашивает: кто это написал? Откуда это взялось – он сам не знает. Ведь это его мозг породил. Как-то мгновенно. Со странными ассоциациями. Чтобы вычислить алгоритм гениальности, я думаю, надо изучать людей искусства, а не ученых.

Если бы ко мне сейчас прилетела фея и подарила волшебный томограф, который показал бы мне каждый нейрон, то я бы отказалась. Ведь их квадриллион – этих связей! Что я буду делать с массой этих данных? А нужно, чтобы родился гений, который на это дело посмотрит и скажет: «Это не так, и это не так, а я пойду, пожалуй, пива выпью». А потом придёт и скажет – вот как дела обстоят. Вот так делаются открытия.

Крупнейший математик, космолог и философ Роджер Пенроуз недавно приезжал в Петербург, выступал у меня на семинаре в университете, и в Москву. И он сказал: моделирование мозга невозможно, потому что не все в мозгу – вычисления. Интеллект требует понимания, а понимание – осознания. А что такое осознание – никто не знает. Как это происходит формально – не знаем. Какие алгоритмы, как описать – не знаем.

ПРОФЕССОР СЕРГЕЙ САВЕЛЬЕВ О НЕОБЫЧНОМ ПРОИСХОЖДЕНИИ МОЗГА

Сергей Вячеславович Савельев – доктор биологических наук, профессор, заведующий лабораторией развития нервной системы Института морфологии человека РАМН – более 20 лет занимается исследованиями физиологии, анатомии и эволюции нервной системы. В числе его монографий – «Происхождение мозга», «Сравнительная анатомия нервной системы позвоночных» и «Эмбриональное формообразование мозга позвоночных». Среди своих коллег он выделяется оригинальностью взглядов на предмет своего изучения – мозг. Вот несколько его неожиданных высказываний о нашем «верхнем главнокомандующем».

О божьем промысле и индивидуальной изменчивости

– Сергей Вячеславович, как вы считаете, объяснимо ли происхождение такого сложного объекта, как головной мозг человека, с позиций дарвиновской теории эволюции, согласно которой, как известно, в основе эволюционного процесса лежат случайные мутации и естественный отбор? Может ли отбор случайных изменений приводить к появлению настолько сложных органов?

– Вопрос занятный. Он перекликается с давней дискуссией, которую ведут креационисты из города Сан-Диего в Калифорнии. Есть такой доктор Гиш, который возглавляет Институт креационных исследований. Он ищет в дарвинизме доказательства божьего промысла. Занятие благородное, хорошо оплачивается. Тем более что в США, например, 25–30 % генетиков действительно верят в божественное происхождение жизни.

К сожалению, не случайные мутации, которые исчезают, а индивидуальная вариабельность, которая существует в любой популяции, дает основу для сохранения в популяции тех или иных функций. Возьмите человека: у него вес мозга варьирует от 1 до 2,3 кг. Дарвиновская теория построена как негативный процесс, в котором не выживают сильнейшие, а погибают слабейшие. А дело в индивидуальной изменчивости, в том числе мозга. У собак, у волков разница в весе головного мозга может достигать 30 %. Вот если бы у одного медведя лапы были на 30 % длиннее, чем у другого, тогда никто бы не сомневался, всем было бы видно.

В основе эволюции мозга лежит не дарвиновский отбор, не мутации, а индивидуальная внутривидовая изменчивость, которая существует постоянно. Все определяется стратегией размножения – чей геном привнесен в следующее поколение, а не тем, чей геном исчез в предыдущем.

– А с точки зрения эволюции, какие были положительные и отрицательные структурные изменения мозга человека?

– Что считать положительным? То, что у человека пропала способность улавливать высокочастотные сигналы, выше 20 тысяч Герц, это, наверное, отрицательное изменение. Хотя и сейчас дети до одного года могут улавливать их с помощью специальной структуры мозга, отвечавшей когда-то – еще на заре человечества – за восприятие высокочастотных сигналов. У человека очень плохо развито обоняние. Отрицательное это изменение или нет? Очень трудно оценить. Птицы, за редкими исключениями (например, альбатросы), не воспринимают запахи или обладают очень слаборазвитым обонянием. Зато у них хорошо развито зрение. У нас зрение – тоже ведущий орган чувств.

Отрицательные и положительные изменения в мозге продиктованы историей нашего вида. В этой истории сначала принципиальную роль играло обоняние, появился передний мозг. Потом была смена биоценоза, мест обитания. Наши предки перешли жить на деревья. Обоняние утратило свои функции, тогда зрение и стало ведущим органом чувств. И нельзя сказать – что-то стало плохо, а что-то хорошо. Другое дело, что конструкция мозга могла бы быть более разумной. Ведь передний обонятельный мозг, которым мы думаем, вырос, по сути, из половой системы. Отсюда эта бесконечная человеческая проблема сексуальных отношений, которая проходит красной нитью через все – самооценку, смысл жизни, стратегию поведения… Если бы мышление возникло на какой-то другой базе, может, было бы лучше. А в результате половые мотивации оказались базисными принципами мышления. Это делает нас агрессивными, хищными и очень неразумными.

Наш мозг такой, какой есть. Были эволюционные приобретения и потери, но все они были обусловлены нашей биологией.

О генетических отклонениях и «разумном плане»?

– Не является ли чрезмерное развитие мозга человека своего рода генетическим отклонением, вышедшим из-под контроля естественной эволюции?

– Нет, не является. И у нас – не чрезмерное развитие мозга, потому что чрезмерное – это если бы он действительно был самым большим или церебральный индекс у него был бы большой. Даже у крота, у бурозубки он выше. А у насекомоядной мышки, которая собирает в навозной куче всяких червячков, церебральный индекс выше, чем у человека, в пять раз. Какое же здесь отклонение? Это все существует в природе. Шимпанзе имеет церебральный индекс такой же, как и у осы. Подобные рассуждения не имеют под собой никакого основания.

И генетические отклонения тут ни при чем. Генетика к этой проблеме имеет косвенное отношение. В генах не записана форма, в них записана программа экспрессии белков. В генах нет гомункулусов. Распространенное современное воззрение, что в генах прописано все, – это, конечно же, полная чушь. Потому что если в генах было бы прописано все, то зачем природе создавать борозды и извилины внутри черепной коробки, которые все равно никто не видит? Ну сделали бы что-то вроде колбасы докторской, внутри которой были бы прописаны все генетические связи. Но этого нет и в помине. Чтобы 150 миллионов человеческих нейронов запрограммировать индивидуально, геном должен был бы быть примерно в миллиард раз больше, чем он есть. В развитии мозга действуют законы, которые очень опосредованно контролируются генами. Между генетическим событием и формой реализации лежит гигантская пропасть, которая называется морфогенезом и закономерностями развития. Генетический дефект может сказаться на всем, чем угодно. А само построение формы идет не «по-генетически», а по законам межклеточных взаимодействий.

– Как вы относитесь к альтернативным идеям происхождения мозга, таким как Intelligent Design – «разумный план»?

– Никаких сомнений, что разумного плана в эволюции человеческого мозга нет, потому что разумный план предусматривает разумность. Для верующего человека, я считаю, звучит оскорбительно. Сказать, что человек создан в результате божественного творения – это признаться публично, что творец был невменяем. В эволюцию никто не вмешивался, иначе все было устроено хоть чуть-чуть лучше. И конструкционно и функционально мозг сделан настолько бездарно, что остается удивляться, что он работает. Еще Гельмгольц почти сто лет назад говорил, что, «если бы мне Господь Бог поручил сделать глаза, я бы сделал их в сто раз лучше». А это было сказано тогда, когда ни оптики, ни электроники толком не было. Но офтальмологу было ясно, что так делать глаза нельзя. Так что представить, что в результате разумного плана получилось такое безобразие, как человеческий мозг, я не могу.